Вследствие этого распоряжения, в комнате все оставалось на месте в том же порядке, как было до смерти Мориса де-Креспиньи. Опытная сиделка, исполнив печальный долг, удалилась, ее утомленное тело требовало успокоения. Глаза покойника были закрыты навеки, занавес опущен — псе кончено.

На столе у кровати в беспорядке лежали очки, открытая библия, пузырьки с лекарствами, кошелек, костяной нож и ключи, никто не прикасался к этим вещам. Страстно хотелось обеим племянницам узнать содержание духовной, но ни одной из них и в голову не приходила мысль получить это сведение посредством незаконных мер. Обе сестры были предобросовестные особы, которые по воскресеньям посещали церковь по три раза в день и с ужасом отступали перед мыслью о нарушении закона.

Приподняв немного решетку и наклонившись к окну, Элинор смотрела в освещенную комнату, в ожидании, когда появится Ланцелот Дэррелль.

Большая четырехугольная кровать стояла напротив окна, направо была дверь. Прошло минут пять, прежде чем совершилось появление непрошенных гостей. Наконец дверь тихо отворилась и Ланцелот прокрался в спальную.

Лицо его было покрыто смертельной бледностью, все тело сильно дрожало. В первую минуту он смотрел бессмысленными глазами, как будто окаменевший от страха. Потом он вынул из кармана платок и вытер холодный пот, выступивший у него на лбу и все так же бессмысленно озираясь направо и налево.

Но вот в полуотворенную дверь просунулась голова француза, и жирная маленькая рука протянулась по направлению к столу у кровати покойника и тихий шепот Бурдона раздался в комнате:

— Вот — стол — стол прямо пред вами.

Следуя указанию, молодой человек дрожащими руками стал ошупывать вещи, беспорядочно лежавшие на столе. Недолго пришлось ему искать: ключи лежали под одним из платков. Они звякнули, когда Ланцелот коснулся их, и мистрис Джепкот пошевелилась, но глаза ее не открывались.

— Назад! Назад! — шептал француз, видя, что Ланцелот стоял с ключами в руках, как бы окаменевший от ужаса, что его цель достигнута. Повинуясь Бурдону, он поспешно ушел из спальной. По наущению своего сообщника, он скинул сапоги и его ноги, оставаясь в одних чулках, не производили ни малейшего шороха на мягком ковре. «Что он будет делать с ключами? — думала Элинор. — Если ему известно содержание духовной, как думает Ричард, то на что ему ключи?»

Она не отходила от окна освещенной комнаты, все думая, что из этого выйдет? Куда пошел Ланцелот? Что он будет делать с ключами? Тихо стала она прокрадываться вдоль стены, прошла мимо окон уборной, где было совершенно темно, и остановилась у окна кабинета. Все окна нижнего этажа были в одном роде: длинные до самого пола, как балконы, на всех были спущены венецианские створчатые ставни. Но в кабинете хотя решетки были спущены, окно же отворено, так что Элинор сквозь решетку увидала слабый свет. Свет этот происходил от маленького потаенного фонарика у француза в руках. Он светил Ланцелоту, стоявшему на коленях перед нижней половиною старинной конторки, на которой Морис де-Креспиньи имел обыкновение писать и в которой сохранял свои бумаги.

Нижняя половина конторки заключала в себе множество небольших выдвижных ящиков, которые закрывались дверцами эбенового дерева накладной работы, дверцы были уже открыты, и Ланцелот занялся осматриванием бумаг, лежавших в ящиках, его руки все еще сильно дрожали и он исполнял это дело медленно и робко. Француз, как видно, не страдал нервами и деятельно помогал ему, направляя свет фонаря на бумаги, которые тот держал в руках.

— Нашли ли вы то, что надо? — спросил француз.

— Нет, пока еще ничего, ничего кроме контрактов, квитанций, писем, счетов.

— Торопитесь, вспомните, что мы должны положить на место ключи и успеть уйти. Другое-то у вас наготове?

— Да!

Они разговаривали шепотом, но шепот их был явственнее разговора в другое время. Элинор слышала все до слова.

Наступило продолжительное молчание. Ланцелот выдвигал и задвигал ящики, поспешно осматривая что в них находилось. Вдруг из груди его вырвался полусдержанный крик:

— Нашли? — воскликнул француз.

— Нашел!

— Так подмените скорее и заприте конторку.

Ланцелот бросил документ, найденный им в ящике, на близстоящий стул и, вынув другую бумагу из кармана, положил ее на место вынутой, потом задвинул ящик и запер дверцы на ключ. Все это сделал он с нервной торопливостью и никто из них не заметил, что в это время из одного ящика выпала третья бумага такого же вида и объема, как и первая, и лежала на ковре у самой конторки.

Только в эту минуту Элинор Монктон начинала понимать, какого рода был заговор, свидетельницей которого она была. Ланцелот Дэррелль и его сообщник подменили поддельным документом настоящую духовную, подписанную Морисом де-Креспиньи и засвидетельствованную Джильбертом Монктоном и писарем нотариуса Лауфорда. Настоящий документ и был тот, который Ланцелот бросил на стул, стоявший близ конторки.

Глава ХLIII. КОРОТКОЕ ТОРЖЕСТВО

Первое побуждение Элинор было броситься в комнату и обличить Ланцелота в присутствии тех, которые, наверное, сбежались бы на ее крик. Тетки, вероятно, не пощадили бы его, он стоял бы перед ними, как уличный злодей, способный на всякое преступление, на всякое мошенничество для удовлетворения своих выгод. Но второе побуждение, столь же быстрое, как и первое, остановило ее запальчивость. Ей хотелось дождаться конца, ей хотелось видеть, что еще будут делать эти злоумышленники? Под влиянием первого своего побуждения — броситься в комнату, она выдвинулась вперед и при этом движении зашелестела листьями, под которыми стояла. До острого слуха француза дошел звук этого шелеста.

— Скорее, скорее! — прошептал он, — отнесите ключи назад, в саду кто-то есть.

Ланцелот Дэррелль встал с колен. Дверь из кабинета в уборную оставалась полуотворенной. Ланцелот бросился туда с ключами в руке. Виктор Бурдон закрыл фонарь и подошел к окну. Он поднял решетку и вышел в сад. Элинор крепко прижалась спиною к стене и присела совершенно закрытая деревьями. Француз начал свои поиски между кустарниками по правую сторону окна, а убежище Элинор было по левую: это дало ей свободную минуту перевести дух и рассудить, что ей делать.

«Завещание, — подумала она, — подлинное завещание Прошено на стуле около конторки. Ах! Если бы я могла его достать!»

Как молния мысль эта промелькнула в ее голове. Бесстрашная в своем увлечении, она выдвинулась вперед и быстро, бесшумно проскользнула через отворенное окно в кабинет, прежде чем Виктор Бурдон успел осмотреть кустарники по правую руку.

Все ее нервы, все ее чувства были в высшей степени напряжены. В комнате был один только свет — слабый луч, проходивший через маленькую уборную из отворенной двери в спальной Мориса де-Креспиньи, этот свет был очень слаб, но отворенная дверь была как раз напротив конторки и весь этот слабый свет прямо падал на то место, которое с таким нетерпением искала Элинор. Она увидела па стуле бумагу и на полу другую бумагу, которые белели при тусклом свете отдаленных подсвечников. Она схватила духовную, лежавшую на стуле, и сунула к себе в карман, потом подняла другую бумагу с пола и положила на стул, после этого, закутавшись в бурнус, она опять вышла в сад.

Не успела Элинор снова притаиться под теныо деревьев, как вдруг почувствовала легкое прикосновение одежды и горячее дыхание у самого своего лица: француз прошел мимо нее так близко, что почти невозможно было не заметить ее присутствия, а между тем он не заметил ее в своей торопливости.

Ланцелот возвратился в кабинет в ту минуту, когда Элинор вышла оттуда. Он с трудом переводил дыхание и остановился на минуту, чтобы еще раз обтереть пот, выступавший на его лице.

— Бурдон! — воскликнул он, — Бурдон! Где вы?

Француз проходил мимо балкона в то время, когда молодой человек его звал.

— А я тут смотрел, нет ли шпионов.

— Что же, нашли?

— Нет никого, фальшивая тревога.