Войдя в кабинет Тибо, она развернула салфетку, покрыла ею свою голову и сделала реверанс в сторону городского герба.

— Помнишь, что я говорила тебе в прошлый раз — насчет Стопака? — сказала она мне. — Не обижайся, но ты не очень-то постаралась. А теперь вот… Теперь мэр Крович. Тибо Крович. Говорят, что ты — заступница за женщин Дота. Ты знаешь, что я не так уж испорчена, но иногда… видишь ли, иногда ты требуешь слишком многого. Думаю, ты знаешь, в чем дело. Так вот, я не жду чудес и не прошу тебя нарушать какие-либо принципы, но если можешь, пожалуйста, прояви доброту, понимание и, может быть, даже великодушие — это было бы очень мило с твоей стороны. Спасибо.

Сказав это, Агата снова сделала реверанс, сняла с головы салфетку и вышла из кабинета.

Когда пришел Тибо, она уже снова сидела за столом, раскладывая письма по стопкам. Тибо остановился в дверях и посмотрел на нее с благоговейным изумлением, с каким мог бы смотреть на картину, изображающую восход солнца. Проходя мимо ее стола, он слегка склонился, вдыхая ее аромат.

— Это письмо для вас.

— О, спасибо. Интересно, почему оно не пришло вместе с остальной почтой?

— Потому что это я его отправил.

Агата взглянула на конверт и улыбнулась, узнав знакомый почерк мэра. Внутри конверта лежали десять лотерейных билетов и записка. Когда Агата подняла голову, чтобы поблагодарить Тибо, он уже шел к своему кабинету. Он не остановился и не обернулся, пока дверь, отделяющая его от Агаты, не оказалась надежно закрыта. Тогда он встал, прижавшись к ней спиной, и подождал, пока не восстановилось дыхание и сердце не перестало бешено колотиться в груди.

— Вот и дело с концом, — сказал он сам себе. — Видишь, это было несложно. Просто письмо. Вот и все. Пустяки.

Он снял пиджак, сел за стол и приступил к работе, в то время как в какой-нибудь паре метров от него за своим столом сидела Агата и переводила взгляд с конверта на дверь его кабинета и назад, качая головой, не в силах поверить своему счастью. «Лотерейные билеты, — шептала она. — Десять лотерейных билетов. Он хочет, чтобы у меня был маленький домик на побережье Далмации. Лотерейные билеты».

Она вытащила их из конверта, чтобы разложить на столе, и вместе с ними выпала записка. «Дорогая Агата», — начиналась она. Не «дорогая госпожа Стопак». Агата обратила на это внимание. «Дорогая Агата, я надеюсь, что наш вчерашний обед доставил Вам такое же удовольствие, как и мне. Буду очень рад, если Вы пожелаете составить мне компанию и сегодня. Я угощаю». И подпись: «Тибо».

Через двадцать минут — это были самые длинные двадцать минут в жизни Тибо — Агата подошла к двери с чашкой кофе и двумя имбирными печеньями на блюдце. Свободной рукой, в которой был зажат свернутый пополам листок с эмблемой Городского Совета, она постучала и, не дожидаясь ответа, вошла в кабинет, словно Венера, возвращающаяся на Олимп после долгого дня, проведенного среди распаленных любовью пастухов. Стоило ей войти, как серые тучи рассеялись, солнце рванулось в окна и поцеловало прекрасные пальцы ее ног, а Тибо поднял глаза от своих бумаг и посмотрел на нее с тем выражением, с каким приговоренный, сидящий на электрическом стуле, смотрит на неожиданно вбежавшего посыльного с телеграммой в руках.

Склонившись над столом, Агата аккуратно поставила на него чашку. Добрый мэр Крович предпринял героическую попытку не смотреть в ее декольте, маняще открывшееся перед ним. И еще он убедил себя, что не заметил исчезающе-тонкого, волнующе-прозрачного лифчика, на который случайно наткнулся его взгляд. Он посмотрел ей прямо в глаза, и тут она сказала:

— Это для вас, господин мэр, — вручила ему сложенный листок и вышла из кабинета.

Тибо откинулся на спинку стула, развернул листок и прочитал: «Я с радостью составлю Вам компанию за обедом». Он был так потрясен, что не услышал, как Агата прошептала «спасибо», проходя мимо городского герба.

Все оставшееся утро они не решались заговорить друг с другом. Они чувствовали, что между ними произошло объяснение — что бы это ни значило, — но оба молчаливо согласились, что до того момента, как часы на соборе возвестят время обеда, говорить больше не надо.

Стрекотала пишущая машинка, звонил телефон, пыхтел кофейник, и вот, наконец, на дальнем конце площади над собором вдовьей вуалью взметнулась голубиная стая. Мгновением позже густой, медный «бомм» соборного колокола достиг Ратуши, и Тибо предстал на пороге своего кабинета.

— Похоже, уже час дня. Не хотите ли вы?.. — Он чуть было не сказал «меня», но удержался, удержался.

— Да, я готова. Мне только жакет набросить.

Тибо уже стоял у вешалки с жакетом в руках. Когда он помогал ей его надеть, аромат «Таити» коснулся его ноздрей.

— Сегодня прохладнее, — сказала Агата.

— Да, намного.

Тут они снова испугались — оба подумали, что обед так и пройдет в глупых, пустых разговорах о погоде, унылая волынка вместо вальса, и целый час им некуда будет деться от смущения.

Тибо ли взял Агату под руку, она ли первой протянула ее — это уже не имело значения, ибо оба этого хотели.

— Вы купили мне лотерейные билеты, — сказала Агата, когда они шли по мосту.

— Да, — сказал Тибо.

— Это очень мило с вашей стороны. Спасибо.

— Пустяки. Ничего особенного.

— Почему?

— Что почему?

— Почему вы купили мне лотерейные билеты?

— Разве вы не играете в лотерею? Кажется, вчера… Вчера вы говорили об этом, да? Насколько я помню, вы сказали, что каждый месяц играете в лотерею.

— Да, говорила. Очень мило, что вы это запомнили.

— О да, я запомнил. Вы играете в лотерею и, когда выиграете — заметьте, не «если», а «когда» — так вот, когда вы выиграете, вы купите себе виллу на побережье Далмации.

Агата чуть не обняла его за эти слова, но тут он бросил на нее деловитый взгляд, говорящий «мы пришли», и распахнул большую позолоченную дверь «Золотого ангела».

На этот раз черные итальянские брови Чезаре взметнулись чуть не до потолка. Его превосходительство мэр! Второй раз за день, второй день подряд! И с той же самой спутницей! Потрясение от их прибытия повергло официантов в судорожное состояние. Четверо одновременно двинулись из разных углов, быстрые и грациозные, как аргентинские танцоры танго; но, делая шаг, каждый из них инстинктивно окидывал салон взглядом, замечал движение своих собратьев, замирал на месте и устремлял взор на Чезаре, который стоял, посылая глазами тайные сигналы то одному из них, то другому, пока все, в конце концов, не застыли в полной растерянности.

Спасать честь заведения пришлось Маме Чезаре. Она подошла к Тибо и Агате и спросила снизу вверх:

— Стол на двоих? Сюда, пожалуйста.

И маленькая смуглая Мама Чезаре повела их за собой, переваливаясь с ноги на ногу, словно волшебный гриб из сказки, показывающий дорогу заблудившимся детям.

— Это хороший стол, — заявила Мама Чезаре тоном, не допускающим возражений. — Дать вам меню или доверите выбор мне?

Тибо сел и улыбнулся через столик Агате.

— Мы вам доверяем.

— Это хорошо. Вы пока говорите.

И Мама Чезаре удалилась.

— Так о чем же мы будем говорить? — спросил Тибо.

— О лотерейных билетах. Давайте поговорим о лотерейных билетах. Вы собирались рассказать, почему купили мне их.

Тибо смущенно потер лоб.

— Но вы же не против, правда? Я не хотел вас обидеть.

— Что за глупости. Разумеется, вы меня не обидели. Все в порядке. Извините. Это замечательный подарок. И не имеет никакого значения, почему вы его сделали.

Агата опустила глаза на скатерть и принялась водить ногтем по узору ткани, пока Тибо не остановил ее, накрыв ее руку своей.

Они снова прикоснулись друг к другу — второй раз за два дня, второй раз в жизни.

— Я купил вам эти лотерейные билеты, потому что хочу, чтобы вы были счастливы. Все, что я хочу — это чтобы вы были счастливы. Я обнаружил некоторое время назад, что хочу, чтобы вы были счастливы, с того самого момента, как познакомился с вами. Если бы я мог купить вам домик в Далмации, я сделал бы это, но я не могу — и поэтому купил лотерейные билеты. Вы этого заслуживаете. И не только этого — всего на свете.