Вернувшись домой, я обнаружила в холле сидевшего на полу, прислонившись спиной к стене, Джо Морелли, вытянувшего и скрестившего в лодыжках ноги. Рядом с ним стоял коричневый бумажный пакет, а холл был наполнен запахами мясных фрикаделек и соуса «маринара».

Я молча послала ему вопросительный взгляд.

- Зашел поздороваться, - пояснил Морелли, поднимаясь на ноги.

Мой взгляд остановился на пакете.

Морелли усмехнулся:

- Обед.

- Вкусно пахнет.

- Сэндвичи с фрикадельками от Пино. Они еще горячие. Я только что пришел.

Нормально было бы дать Морелли от ворот поворот, но было бы прегрешением против всего святого завернуть обратно фрикадельки от Пино.

Я открыла дверь, и Морелли последовал за мной. Бросив сумку на маленький столик в прихожей, я протопала в кухню. Там взяла две тарелки из стенного шкафчика и поставила на стойку.

- Мне трудно поверить, что это только дружеский визит.

- Может, и не совсем, - согласился Морелли, подойдя ко мне так близко, что я ощутила его дыхание затылком. – Я подумал, что ты могла бы пожелать узнать, что дало медицинское освидетельствование мамаши Максин Новики.

Я положила сэндвичи на тарелку и поделила овощной салат.

- Ты хочешь испортить мне аппетит?

Морелли отошел к холодильнику поискать пиво.

- Она была оскальпирована. Как старина ковбой в фильмах про индейцев. Только в данном случае сняли недостаточно, чтобы ее прикончить.

- Какая тошнотворная гадость! Кто мог сотворить такое?

- Хороший вопрос. Новики не говорит.

Я отнесла тарелки на стол.

- А что насчет отпечатков на ноже?

- Никаких отпечатков.

- Даже миссис Новики?

- Правильно. Даже миссис Новики.

Я поедала сэндвич и обдумывала последний поворот событий. Оскальпирование. Бе-е-е.

- Ты ищешь ее дочурку, - произнес Морелли. Утвердительно, а не вопрошая.

- Угу.

- Думаешь, тут могла бы быть связь?

- Два дня назад я опрашивала одну из подруг Максин по работе. У нее рука была замотана бинтом. Сказала, что несчастный случай: оттяпала нечаянно палец на кухне.

- Как зовут эту подругу?

- Марджи как-то там. Живет на Барнет. Работает в дневную смену в «Серебряном Долларе».

- Есть еще какая-то расчлененка, о которой мне следует знать?

Я приступила к салату.

- Нет. На этом все. Это была тихая неделька.

Морелли всмотрелся в меня:

- Ты что-то утаиваешь.

- С чего ты так решил?

- Могу сказать.

- Ты ничего не можешь сказать.

- Ты все еще злишься на меня из-за того, что я не звонил.

- Я не злюсь!

Тут я стукнула кулаком по столу так, что подпрыгнула бутылка с пивом.

- Я собиралсяпозвонить, - заявил Морелли.

Я встала и стала собирать пустые тарелки и столовые приборы. БАМС, клац, клац!

- Ты – дисфункциональное, ни на что негодное человеческое существо.

- Неужели? Ну, а ты чертова страшилка.

- Ты хочешь сказать, что боишься меня?

- Любой мужик в здравом уме боялся бы тебя. Ты помнишь, что говорит история с алой буквой? Так тебе следует на лбу сделать татуировку «Очень опасна. Не подходить!». (Вышитая алая буква «А» на одежде, сокращенно «адюльтер» - позорное клеймо, которым награждали, например, за супружескую измену и подвергали остракизму – Прим.пер.)

Я вихрем помчалась в кухню и грохнула тарелки на стойку.

- По счастью, я очень хороший человек.

Я повернулась к нему и сощурила глаза.

- Что такого опасного во мне?

- Да много чего. Вот у тебя этот взгляд. Будто ты хочешь выбрать кухонные занавески.

- Нету меня этого взгляда!- заорала я. – А если и есть, то недля твоихкухонных занавесок!

Морелли припечатал меня спиной к холодильнику.

- А еще как ты заставляешь биться мое сердце, когда вот так возбуждаешься.

Он наклонился и поцеловал меня в ушко.

- А эти волосы… Я люблю эти волосы.

Он снова поцеловал меня.

- Опасные волосы, милашка.

Черт возьми.

Его руки уже сжимали мою талию, а колено раздвигало ноги.

- Опасное тело.

Его губы скользили по моему рту.

- Опасные губы.

Предполагалось, что такого не случится. У меня так было решено.

- Послушай, Морелли, я признательна за сэндвичи и все такое, но…

- Заткнись, Стефани.

А потом он поцеловал меня. Его язык коснулся моего, и я подумала: ладно, какого черта, может быть, я и опасна. Возможно, не такая уж плохая идея все это. В конце концов, было времечко, когда я ничего так не хотела больше, как оргазм «от Морелли». Ладно, считаем, что это мой шанс. Нельзя утверждать, что мы незнакомцы. И нельзя сказать, что я этого не заслужила.

- Наверно, стоит пойти в спальню, - заметила я. Подальше от острых ножей на случай, если что-то пойдет не так, и у меня возникнет соблазн его зарезать.

На Морелли были джинсы с темно-синей футболкой. Под футболкой он носил пейджер и .38-ой. Он отстегнул пейджер и положил на холодильник. Потом задвинул на двери засов, и сбросил башмаки на пол в прихожей.

- Что насчет оружия? – спросила я.

- Оружие останется. На этот раз меня ничто не остановит. Попробуй только увильнуть, и я тебя пристрелю.

- Э, есть проблема безопасности.

Он взялся за молнию.

- Ладно, я оставлю пистолет на ночном столике.

- Я говорю не о пистолете.

Морелли прекратил расстегивать молнию.

– Ты не на таблетках?

- Нет.

Я ведь не думала, что раз в тысячелетие мне будет гарантирован секс.

- Что насчет…

- У меня нет ни одной штуки.

- Вот дерьмо, - выругался Морелли.

- В твоем бумажнике водится что-нибудь?

- Тебе будет трудно поверить, но от копов не требуют носить презервативы на случай непредвиденных обстоятельств.

- Да, но…

- Мне уже не восемнадцать лет. Я больше не делаю зарубки на девяти женщинах из десяти, мною встреченных.

Это воодушевляло.

- Не думаю, что ты хотел бы поделиться со мной настоящим соотношением.

- Прямо сейчас, оно ноль к нулю.

- Мы можем попробовать пластиковый пакет из-под сэндвичей.

Морелли хмыкнул:

- Ты смерти моей хочешь.

- Временное умопомешательство.

Ухмылка стала шире.

- Я так не думаю. Ты меня давно хотела. Ты так и не смогла пережить, что я тебя лапал, когда тебе было шесть.

Я почувствовала, как у меня открылся рот, и мгновенно захлопнула его, наклонилась вперед и сжала руки в кулаки, чтобы не стукнуть его.

- Ты такой мерзавец!

- Я знаю, - согласился Морелли. – Это в генах. Хорошо, что я такой очаровашка.

Морелли можно назвать по-всякому. Но только не очаровашкой. Кокер-спаниели - очаровательные. Детские сандалики – очаровательные. Морелли – не очаровательный. Морелли может бросить взгляд на воду, и она закипит. Очаровательный – слишком мягкое определение для описания Морелли.

Он потянулся и подергал меня за волосы.

- Я сбегал бы в магазин, но догадываюсь, что твоя дверь будет закрыта, когда вернусь.

- Очень возможно.

- Ладно, тогда, полагаю, остается только одно.

Я вся подобралась.

Глава 4

Морелли протопал в гостиную, устроился на диване и взял пульт.

- Мы можем посмотреть бейсбол. Сегодня играют «Янки». У тебя припасено какое-нибудь мороженое?

Целых шестьдесят секунд мне потребовалось, чтобы обрести снова голос:

- Малиновое эскимо.

- Идеально.

Меня заменили на малиновое эскимо, и при этом Морелли совсем не выглядел несчастным. Мне же, с другой стороны, хотелось что-нибудь расколошматить. Морелли был прав… я слишком его хотела. Возможно, и насчет занавесок он прав тоже, только мне не хотелось останавливаться на этих занавесках. Похоть я еще могу представить, но при любой мысли об отношениях с Морелли кровь стыла в моих жилах.

Я вручила ему мороженое, а сама уселась в мягкое кресло, не доверяя себе, и не стала делить с ним диван, почти испугавшись, что наброшусь на его ногу, как собака в течке.