А теперь Купер Дэниэлс обнимает за талию, дышит в затылок, его большая теплая грудь касается ее спины, и она помнит только одно: она — женщина.

Его рука вновь скользнула по ее бедру, и Джессика закусила нижнюю губу, чтобы не застонать. Это было возбуждающе, ново и греховно-радостно. Купер ласкал ее тело, окружал своей мужественностью. Она должна встать.

— Извини меня, — еле слышно прошептала Джессика, но он не прекратил своих попыток, хотя она надеялась, что Купер поймет намек и отодвинется.

Но нет. Его рука еще сильнее обняла ее, а тело прижало к кушетке своим весом. Купер был возбужден, и его твердое начало касалось ягодиц женщины.

— Тебя чертовски приятно обнимать, — торопливо проговорил он.

— Ты… ты не можешь делать это здесь…

О Боже! Они были в доме брата, в гостиной, даже принимая во внимание очевидные неудобства, все это выглядело очень соблазнительным.

— Я знаю, — прошептал Купер, и тут же она почувствовала на шее его влажное, теплое дыхание.

Жаркая волна прошла по телу женщины, она громко застонала, и он задышал часто, прерывисто. Мужчина покусывал ее нежную кожу, лаская языком шею, доказывая, на какую любовь способен. Он был груб и нежен одновременно. Он хотел ее и ждал ответа. Он целовал ее и сжимал в своих объятиях до тех пор, пока не захватил рот. Когда она оказалась под ним, он полностью накрыл собой ее тело.

Купер был наверху блаженства, дразня и возбуждая женщину движениями своего тела. Его руки забрались к ней под Т-образную рубашку, лаская грудь, волны желания захлестывали ее лоно. Джессика уже забыла, какими могут быть мужские руки, забыла, как возбуждает сознание того, что ты желанна, как это желание будит бесконечную страсть во всем теле. Купер покачивался на ней в самом примитивном ритме, и она хотела только одного: открыть для него свое тело, впустить в свое сердце. Джессика схватила Купера за плечи, пальцы вцепились в рубашку, и он крепко прижался ртом к ее губам.

Но этого было недостаточно. Всегда мало просто поцелуя. Купер хотел ее каждой клеточкой своего тела, он желал ее горячей, жаждущей плотью между ног. Он был тверд… она была чертовски мягкой.

Купер прервал поцелуй с еле слышным проклятьем. Он тяжело дышал и чувствовал себя полным дураком. Он должен был знать, что она ударит ему в голову, как прекрасное вино, смешанное с алкоголем. Купер снова выругался, глядя в самые прекрасные на свете глаза. Они были томными и смущенными и хотели того же, что и он, но у Джессики были те же чертовы причины остановить все это.

— Черт возьми! Смогу я забраться сегодня к тебе в штаны? — пришлось спросить ему. Он знал, что сказал грубо, но это было единственной защитой перед наверняка отрицательным ответом.

Джессика покачала головой, и ее глаза наполнились слезами. Ох, женщины! Он злился не на нее, а на самого себя.

— Да, я не уверен, что и ты заберешься в мои хотя бы на пять минут.

— Зачем? — спросила она, шокированная, ее глаза удивленно расширились.

Этот наивный вопрос вызвал у Купера улыбку, которая выдавала сильное вожделение. По крайней мере, Джессика не собиралась сейчас кричать.

— Ты умная дама, Джесси. Мне кажется, у тебя хватит смекалки что-нибудь придумать.

Она вспыхнула, а он улыбнулся еще шире, но как-то вымученно. Купер почувствовал ее близкое дыхание и отодвинулся, он боялся, что не сумеет справиться с собой и забудет о всех своих правилах, касающихся женщин. Трижды он целовал Джессику, и всегда она или плакала, или была на грани этого. Он должен быть более внимательным и осторожным. Купер понял, что секс может пугать и отталкивать женщину, если она к нему не готова. Купер решил не торопить события.

— Не хочешь чая? — спросил он, отходя от нее подальше, к «гепардовому» столу.

— Нет, — ответила Джессика, вставая и поправляя одежду. — Я думаю, мне лучше идти спать в комнату Кристины.

Он смотрел, как она уходит, и не сдвинулся с места. «Это очень разумный выход, — подумал Купер. — Там она будет в безопасности, по крайней мере, от меня».

Утром оба они выглядели ужасно, как люди, страшно невыспавшиеся. И на кухне все на это обратили внимание.

— Ты похожа на енота, мам, — сказал Эрик, откинув голову и пристально рассматривая ее, — особенно с темными кругами под глазами. Они очень видны.

— Спасибо, милый. Ешь свою гранолу[6].

Джессика вздохнула и продолжила копание в своем кошельке, ища сильнодействующий аспирин, который она там носила.

Дети были такими наивными, бесхитростными и простодушными, что часто ставили мать в неудобное положение, даже не подозревая об этом.

Отложив в сторону ключи на маленьком блестящем брелке и книжку в потрепанной бумажной обложке, которую всегда носила с собой на случай дорожных пробок, она, наконец, нашла лекарство.

— Женщина вышла на патио, Купер, — сказал Джон Лью, имея в виду Као Бо. — Похоже, что она уже выздоровела. Если нужно, мы сейчас же поговорим с ней, — продолжил он с непонятной издевкой в голосе.

Купер бросил на Джона свирепый взгляд. Джессика даже не пыталась спрятать усталую усмешку, глядя на его старания. Раздражительность Купера была единственным утешением для ее раненого самолюбия. Этой ночью он пошел дальше поцелуя, и она пыталась понять, почему. Джессика была матерью, а матери не обнимаются на кушетке с малознакомыми мужчинами.

Взяв еще одну чашку кофе для девушки-курьера, Купер и Джон направились к двери. Джессика встала из-за стола и наблюдала, как двое мужчин прошли вдоль первого дворика и спустились на второй уровень. Мисс Као ждала их в тени дуба.

Купер действительно ужасно выглядел. Его волосы торчали в разные стороны, сколько он их ни приглаживал, лицо было небрито, одежда — измята.

— Похоже, у него была жестокая ночь, — сказал Тони, стараясь завязать беседу. Он остановился позади Джессики, налил себе кофе и сделал первый глоток. — Ты и сама не лучше выглядишь.

— Спасибо.

— Я думаю, ты должна об этом знать. Поль просветил его прямо сегодня утром, — продолжил брат, доставая через ее голову чашку со злаками.

Она криво усмехнулась.

— Что ты имеешь в виду?

— Не волнуйся. Он с этим прекрасно справился.

— С чем? — с трудом произнесла Джессика.

— Он рассказал ему о Яне.

«Прекрасно», — подумала она, не заботясь о том, чтобы скрыть свое негодование. Теперь Джессика была окончательно унижена. Когда-нибудь Поль повзрослеет и поймет, что быть старшим мужчиной из живущих в доме еще не значит считаться действительно взрослым, самым ответственным человеком в семье. Он был ее младшим братом, а не отцом. Когда он становился в позу умника, это было непереносимо. Как сейчас.

— Я не знаю, почему он так поступил, — сказал Тони, роясь в шкафу в поисках своих любимых злаков. — По-моему, у тебя с Купером что-то происходит.

Джессика не понимала, что он имеет в виду, но сейчас у нее не хватило бы сил выслушать любые объяснения, и она быстро сменила тему.

— Гранола на столе у Эрика.

— О! — Тони через плечо взглянул на племянника. — Спасибо. Эй, маленький, тебе пора собираться в школу. Скажи Кристине, что мы уходим через десять минут.

— Хорошо, дядя Тони, — Эрик вскочил из-за стола, держа в руке последний кусок тоста с желе, и подбежал к матери. — Я буду скучать, мама.

Джессика наклонилась и поцеловала его соломенную головку.

— Я тоже, мой дорогой. В субботу мы обязательно вместе повеселимся, только ты и я. Подумай, что будем делать. Ладно?

Эрик поднял голову и поцеловал ее в щеку губами, перепачканными тостом и желе. Как только он вышел из кухни, она оглянулась и поймала взгляд Тони.

— Очень жаль, что все так случилось этой ночью, — извиняясь, сказала Джессика.

Он пожал плечами.

— Не так жаль тебе, как будет твоему боссу, если с тобой или детьми что-нибудь случится из-за его деловых проблем.

— Я должна была подумать, прежде чем привозить сюда эту женщину.