У моба «Мидлсбро» не было своего названия. Мы являлись всего лишь группой парней, которые любили подраться и собирались вместе, только когда к нам приезжали казуалы.[9] Потом однажды кому-то в голову пришло название «Frontline», которое как-то незаметно за нами и закрепилось.

Мы быстро превратились в крепкую и организованную фирму и вскоре обрели репутацию первоклассного моба. И она сохранялась за нами в течение двадцати лет. Мы заработали ее, не избивая каких-нибудь «скарферов»[10] и не громя все вокруг. Нас стали уважать благодаря участию в серьезных разборках. Даже когда у соперника было численное преимущество, мы оставались на месте и дрались. Хотя мы происходили из маленького городка на северо-востоке Англии, мы обретали свою репутацию в крупнейших городах по всей стране. Фанаты других клубов знают, что я не преувеличиваю и говорю правду. А фирмы, которые приезжали в Мидлсбро задолго до матча и искали встречи с нами, можно пересчитать по пальцам.

Название «Frontline» мы не использовали как свое знамя. Как я уже сказал, оно просто закрепилось за нами, не неся в себе никакого значения для парней, с которыми я путешествовал. Вы могли звать нас как угодно. А вот что действительно имело значение — так это победа над различными мобами, вне зависимости от того, было у них свое имя или нет. И пусть люди, которые утверждают, что «это произошло так-то», и публикуют свои россказни на веб-сайтах, придут в себя. А я тем временем расскажу вам, как все началось. Потому что я оказался в гуще событий.

ХЕМЛИНГТОН

Я вырос с отцом, матерью и старшим братом Марком в мрачном районе Хемлингтона.[11] Мой отец работал маляром и декоратором. Он любил выпить и поиграть в азартные игры, но мать, повар на Пожарной станции Мидлсбро, держала его в черном теле. В раннем детстве я никогда не подвергался насилию, но вскоре узнал, что это такое.

Хемлингтон — район новостроек к югу от Мидлсбро. Он состоит из нескольких жилых массивов, соединенных вместе. Там располагались дешевые постройки, некоторые трехэтажные, но в основном состоявшие из двух этажей, на каждом из которых жило по две семьи. На окраине Хемлингтона появилось несколько частных домов, обитателей которых называли «богачами». Наша семья не могла себе позволить жить в них, поэтому мы довольствовались двухэтажным зданием на четыре семьи. В центре нашего квартала находился торговый комплекс, где по вечерам собиралась молодежь и делала то, чем занимались ребята по всей стране: курила, пила и нарушала общественный порядок.

Свою первую кражу я совершил во время еженедельного посещения одного известного супермаркета, куда мы отправлялись каждый четверг. Однажды отец, приведя нас туда, велел мне с братом съесть все, что захочется. Мы ходили по магазину, хватали разные продукты с полок и набивали ими свои рты. Мы не знали, что делаем что-то плохое. Мы любили нашего отца и считали, что он нас балует. На самом деле он учил нас воровать.

Я посещал начальную школу Вьюли-Хилл: там не произошло ничего интересного. Но все решительным образом изменилось, когда я пошел в среднюю школу. Впервые я столкнулся с насилием в протестантской школе Хастлер в Эклэме. Она располагалась рядом с католической школой Святого Георгия, и стычек между учениками было не избежать. Однажды утром по пути в Хастлер-скул я встретил нескольких ребят из своей школы, сидевших в засаде и поджидавших католиков. Вскоре на дороге появилось трое или четверо из них. Дальше произошло нечто невероятное. Парни из моей школы выскочили, как будто из ниоткуда. Католики были просто агнцами на заклание. Каждого из них избивали просто нещадно, и им пришлось спасаться бегством ради спасения жизни. При этом кровь хлестала из их разбитых носов и ртов.

Мне не было страшно. Если честно, я словил своего рода кайф, наблюдая за происходящим. В голову даже закралась мысль, что было бы неплохо принять в этом участие. На следующее утро я шел по той же дороге и увидел тех самых парней из своей школы. Тогда я сказал себе: вот он, МОЙ шанс. Мы прождали несколько минут — наконец появились наши жертвы. Они были немного старше и крупнее меня, но я подумал — ну, и фиг-то с ними, и побежал прямо на них. Другие ребята последовали за мной. Как и предыдущим днем, четверо католиков были избиты. Меня переполняло чувство собственной силы. Я впервые принял участие в драке! Если насилие — это наркотик, значит, я подсел на него.

Религия тут ни при чем. С тем же успехом они могли быть китайцами, пакистанцами, да кем угодно — нам было все равно. Все просто: «мы против них», кем бы они ни были. Тем утром мы шли в школу с гордостью, и все парни поздравили меня с тем, что я храбро бился. Здорово, подумал я и присоединился к своей первой банде.

Мы продолжали нападать на своих врагов в течение пары лет, пока я не перешел в среднюю школу Коулби Ньюмэн, поближе к дому. Однажды для нас была организована поездка на каток Биллингэм Форум. Когда мы подъехали к нему, там уже стоял автобус с учащимися из стоктонской школы. Один из них позволил себе шутливое замечание в наш адрес и сразу же получил от меня в челюсть. Это послужило сигналом. Остальные ребята из Коулби Ньюмэн набросились на шутников, хорошенечко поучив их уму-разуму.

По возвращении в школу меня вызвали к директору и отстранили от занятий. Как будто мне было до них какое-то дело! Я ненавидел школу и ушел из нее в возрасте шестнадцати лет, так и не получив аттестата. Я не мог найти работу в Мидлсбро, который в те времена страдал от высокого уровня безработицы. Поэтому я, мой брат Марк и еще пара парней отправились в Блэкпул. Мы жили вместе в квартире на Диксон-роуд и устроились на работу в одном из ночных клубов. В наши обязанности входило собирать пустые стаканы, и у нас было много свободного времени.

Наш клуб носил название «Touchdown Tavern». Он располагался рядом с автовокзалом Блэкпула, на Тэлбот-роуд. Клиенты платили на входе, спускались по крутой лестнице и попадали в грязное и мрачное подвальное помещение. Справа от входа находился небольшой танцпол, а слева — длинная барная стойка. По будним дням алкоголь продавался по специальной цене. Вход стоил 10 фунтов, а пинта пива — сущие копейки. Поэтому клуб всегда заполнялся под самую завязку. Среди посетителей было много отпускников, в основном «джоков».[12] Вскоре мы подружились с вышибалами клуба. Это были серьезные ребята, которые очень любили применять силу. Они попросили нас провоцировать драки, чтобы у них появлялась возможность как следует оттянуться. Таково было их любимое времяпрепровождение. Итак, каждую ночь мы подходили к какой-нибудь группе парней и… бабах… Ну, что, съел, ублюдок?! Мы чувствовали себя в полной безопасности, так как знали, что за нами стоят вышибалы. Заведение располагало единственным выходом, и если вы сталкивались с вышибалой, то бежать было некуда. К концу сезона я преуспел в искусстве насилия.

У моей матери Линды был рак шейки матки, и, к сожалению, она умерла на следующий день после моего возвращения домой. Ей было всего лишь 42 года. Уверен, вы согласитесь, что это слишком ранний возраст для смерти. Она была трудолюбивой женщиной, которая хотела для своих сыновей только лучшего, и ее смерть стала для меня серьезным ударом. Я был подавлен. Я знал, что мой отец, Ронни, пустится во все тяжкие без мамы. Так и произошло. В итоге, как я и предсказывал, после того как он не смог выплатить ипотеку, мы оказались в маленькой двухкомнатной муниципальной квартире.

Моя мать придавала устойчивость нашей семье. Когда ее не стало, я знал, что все пойдет прахом. Я искренне считаю, что смерть матери можно считать поворотным моментом моей жизни, временем, когда я слетел с катушек. И при ней я не был ангелом, но без нее я стал значительно хуже. Больше никто не помогал мне отличать добро от зла, и я начал жить по-своему. Говорят, что я легко подпадаю под плохое влияние, а люди, которых я выбирал в тот период своей жизни, однозначно были плохими. Вскоре я оказался по уши в дерьме. Ко мне часто приходят мысли о том, кем бы я мог стать, если бы мама была жива. Но я никогда об этом не узнаю.