— Я хотела его любить. Я уверила себя в том, что люблю его.

— А на самом деле?

— Не так, как тебя, — произнесла она с неожиданной отчетливостью. — То, что было у нас с тобой, было страстным, жарким, волнующим. Наши отношения с Джеффом были лишены страсти.

— И ты была готова к тому, чтобы обходиться без нее?

— Тогда я еще не осознавала, что она отсутствует. Я не занималась сравнениями. Я не позволяла себе этого делать. Возможно, я не осмеливалась. Джефф был рядом, он любил меня, хотел жениться на мне, а это означало, что я могу бросить колледж и освободиться от матери, к чему я стремилась больше всего на свете.

— Настолько?

— Да, настолько. Я была старшей дочерью. Она хотела, чтобы я блистала. Она хотела, чтобы я преуспевала, вращалась в обществе. Она мечтала о том, что я пойду по ее стопам. Но я не собиралась этого делать: ее образ жизни пугал меня, он был холодным и рациональным. Я не хотела, чтобы он как-либо влиял на меня.

— Странно, что ты вообще поступила в колледж.

— Она заставила меня.

— А ты будешь заставлять Дебру?

Лаура долю молчала, а потом промолвила с сомнением:

— Я желаю ей самого лучшего. Это плохо?

— Теоретически нет. Но ты оцениваешь это лучшее со своей точки зрения, а она не обязательно совпадает с точкой зрения Дебры.

— Значит, я как Мадди?

— Ты унаследовала лучшие ее качества — интеллигентность и преданность, и добавила к ним то, чего ей недостает, — тепло и сострадание.

— Я не умею слушать. Дебра все время говорит мне об этом. То есть я слушаю, но не слышу, а это свойственно Мадди.

— Ты ведешь хлопотливую жизнь, — заметил Кристиан. — Могу поспорить, что ты слышишь гораздо больше, чем когда-либо это удавалось делать Мадди. О’кей, возможно, ты не все слышишь. Но какая мать слышит все?

— Дебра сердится с тех пор, как исчез Джефф.

— Вполне объяснимо.

— Мне следовало бы иначе себя вести с ней.

— И это понятно. Тебе приходилось думать о многом другом. Теперь, когда Скотт оправдан и снова вернулся в Пенн, ты сможешь уделять Дебре больше времени.

— Я буду это делать, — поклялась Лаура. — Обязательно буду.

Он улыбнулся ее решительности, ощущая, что любит ее за это еще больше.

— Ты часто думаешь о своем отце? — спросила Лаура вечером в пятницу. За все дни они лишь раз выходили за продуктами, а все остальное время проводили в постели. Но в этот вечер они наконец оделись и выехали пообедать. Сейчас, вернувшись домой, они стояли во мраке и любовались долиной, залитой лунным светом. Кристиан обнимал Лауру, а она, прислонившись к нему, ощущала себя неприлично счастливой.

— Я думаю о нем, — признался он.

— Часто?

— Довольно часто.

— Ты хочешь выяснить, кто он?

— Конечно хочу, но моя мать не говорит мне этого, свидетельство о рождении тоже, Билл уже ничего не сможет сказать, так что единственные, кому это известно, — Лидия и он сам. Если он ни разу не заявил о себе в течение сорока семи лет, сомневаюсь, чтобы он это сделал сейчас.

Лауре было больно за Кристиана.

— По меньшей мере он должен быть ровесником Лидии, если не старше, — заметила она, дав волю воображению. — Может, он болен. Может, смерть уже заглядывает ему в лицо. Когда такое случается, люди начинают по-иному смотреть на вещи.

— Опять ты за старое, — с улыбкой откликнулся Кристиан, — снова рисуешь картинки.

— Но ведь такое возможно, Кристиан. Может, тебе следует нанять детектива?

— Я уже думал об этом, но для того, чтобы что-нибудь узнать, ему придется беседовать с теми, кто знал мою мать сорок семь лет назад. Я не могу заниматься этим за ее спиной.

— С тех пор как ты рассказал мне о нем, я все время присматриваюсь к мужчинам подходящего возраста и гадаю.

— Думаешь, я не делаю того же? Думаешь, меня не приводит в бешенство мысль о том, что какого-то парня совершенно не волнует собственный сын? Я хочу сказать, что умею хранить тайны. Я не собираюсь тут же мчаться в «Сан» и сообщать о нем. Я не стану требовать у него денег. Мне хватает собственных. Я просто хочу знать сам для себя — не более, только для себя.

Лаура попыталась поставить себя на место Кристиана и поняла, что испытывала бы те же чувства.

— Ты все еще сердишься на Лидию?

— Иногда, когда остаюсь один. Но трудно сердиться, когда видишь ее. Она такая старая и хрупкая. Мне жаль ее. Кто бы он ни был, она любила его и променяла эту любовь на нечто такое, что сочла более безопасным и более долговременным. Билл не был интересным человеком, но он был постоянен, и на него можно было положиться.

— Как Джефф, — заметила Лаура и вздрогнула. — История повторяется, не так ли? — Она поудобнее устроила его руки, которые обнимали ее за талию. — Только мне предоставилась еще одна возможность. — И с внезапной порывистостью она повернулась и обхватила его за шею. — Я разведусь с Джеффом. Как только мы вернемся, я тут же подам документы. Я не хочу снова потерять тебя, Кристиан. Я не хочу завершать свою жизнь, как Мадди — с блистательной карьерой и в полном одиночестве — или как Лидия, с одними лишь воспоминаниями о далеком прошлом.

— Может случиться так, что ты все равно останешься в одиночестве. Может, я умру через пять лет.

— Не говори таких вещей.

— Но такое возможно.

— Твоей матери семьдесят три, а твоему отцу, вероятно, еще больше.

— И все равно я могу умереть.

— Как и я. Как бы там ни было, у нас еще есть время до этого. И я не хочу его терять, Кристиан. А ты?

Он ответил поцелуем, который заставил ее затрепетать, а его руки обнимали ее так, словно никогда не собирались отпускать.

— Как ты относишься к идее закрыть ресторан? — спросила Лаура.

Кристиан выразительно посмотрел на нее:

— Мне кажется, ты ждешь, чтобы я убедил тебя в абсурдности такого решения, изволь. — Был вечер понедельника, и они возвращались в Нортгемптон. Она сидела прижавшись к нему. Все пять дней они не расставались более чем на несколько минут. Он не мог насытиться ею, будь то прикосновения, беседы, просто взгляд или занятия любовью. Он был влюблен в нее без памяти, но ни разу это не помешало ему выразить откровенное мнение по какому-либо вопросу. — Ты приложила все силы, чтобы организовать его. У тебя хороший ресторан и персонал, который тебе предан.

— Дела идут плохо. Мы бьемся из последних сил.

— Только по сравнению с тем, как они обстояли раньше. Я заглядывал в твои бухгалтерские книги, Лаура, поэтому мне все известно. Вы преуспели со дня открытия. Сейчас ситуация выровнялась, а не ухудшилась, что само по себе замечательно. Подожди немного. Слухи затихнут. Люди позабудут о Джеффе, но в животах-то у них всегда будет урчать. Дела пойдут в гору. К тому же ты любишь свой ресторан.

Ее пальцы скользили по внутреннему шву его джинсов, что могло привести его в безумное состояние, если бы она отдавала себе отчет в своих действиях. Но он сомневался в этом: ее мысли были далеко.

— Этот ресторан отнимает все, — пожаловалась она. — Он забирает столько времени и сил. Я не хочу работать по вечерам и в выходные, когда ты будешь рядом.

— Через месяц я сам начну работать.

— Но не в выходные же. Может оказаться, что это будет единственным временем, когда мы будем видеться. Если я закрою ресторан, то буду заниматься только выездным обслуживанием. Я смогу приезжать к тебе на выходные, или ты будешь приезжать ко мне, или мы будем где-нибудь встречаться. В Южном Вермонте есть очаровательные гостиницы в сельской местности…

Он сжал ей руку:

— Ты боишься, потому что мы возвращаемся в Нортгемптон и ты не знаешь, останется ли там все по-прежнему между нами. Останется, Лаура. Я не буду проводить ночей в твоей постели, потому что Дебра еще не готова к этому, но мы по-прежнему будем вместе.

— Только этого я и хочу, — выдохнула она.

— Значит, так и будет. Мы просто будем вместе изо дня в день.

Он думал о ее словах по поводу развода с Джеффом. В глубине души он желал этого больше всего на свете. Но одновременно он испытывал чувство вины за то, что вожделел к жене собственного брата, — Джефф продолжал оставаться частью их жизни.