— А что тогда случилось?

Кристиан с минуту задумчиво ковырялся в торте.

— Понимаешь, они устроили для него день рождения. Они с трудом могли позволить себе такие расходы — и уж, конечно, никогда не стали бы устраивать ничего подобного для меня, — но тут они пригласили фокусника развлекать соседских ребятишек. На мой взгляд, фокусник был отличный, но дети к моменту его появления уже подустали, а до их возвращения домой оставался еще час. И тогда все закутались и пошли на улицу испытать санки, которые подарили Джеффу на день рождения. Они были легкими и подвижными, настоящие красавцы, полозья смазаны воском — только садись и лети. Мы направились по улице к холму, и старик решил, что раз это день рождения Джеффа, то он должен прокатиться первым. Но Джефф не умел управлять санками. Поэтому я сел за ним, чтобы тормозить ногами, и мы как стрела понеслись с горы и врезались в дерево. У Джеффа тут же пошла кровь, которая начала заливать все вокруг, а мне здорово влетело за это.

— Я не хотел причинить ему боль, — с мольбой в глазах промолвил Кристиан. — Никогда в жизни я не ощущал себя таким беспомощным, как в тот день, когда он стоял, заливаясь кровью и слезами. — Кристиан отвернулся.

— Как бы там ни было, с той поры наш старик начал меня преследовать. Я стал врагом. Я превратился в того, кто при малейшей возможности мог обидеть Джеффа. Если Джефф совершал что-нибудь нехорошее — я имею в виду не серьезные вещи, а всякую ерунду, вроде того что писал свое имя задом наперед, или называл кого-нибудь сопляком, или отказывался обедать, — в этом был виноват я. Ребенок, который обожал меня, стал взваливать на меня вину за все свои проступки.

— Но где же при этом была Лидия? — потрясенно промолвила Лаура. — Я не могу себе представить, чтобы она спокойно наблюдала за тем, как тебя травят.

— Лидия была связана словом, — вздохнул Кристиан. — Билл Фрай женился на ней, дал ей свое имя и усыновил ее незаконнорожденного сына в обмен на создание дома и семьи, в которых он нуждался. Если она и мучилась из-за того, что он говорил мне и как со мной обращался, то никогда не показывала вида. Она была решительно настроена сдержать свое слово. Короче говоря, я думаю, она смирилась с тем, что я — «плохой». Это давало ей возможность оправдывать его отношение ко мне.

— Лидия слишком умна, чтобы так поступать, — покачала головой Лаура. — Если ты прикидывался плохим, она наверняка понимала это.

— Это твоя мать поняла бы, почему я это делал, — возразил Кристиан. — Это ее профессия. Ты тоже понимаешь, почему я это делаю, потому что ты — дочь Мадди. Но Лидия этого не понимала. Она была зашорена при решении любых практических вопросов. Она заключила сделку с Биллом и не могла позволить себе думать о нем плохо.

— Он был плохим? — спросила Лаура. Она даже представить себе не могла, что довелось вынести Кристиану, живя все эти годы с человеком, которому было отвратительно его присутствие.

— Нет. Он любил мою мать и любил Джеффа. У него были плохие отношения только со мной. — Он еще откусил торта. — К тому же я давал повод для этого. Господь свидетель, уж я старался. Он считал меня плохим, и я был плохим. Он считал меня дерзким, и я был дерзким. Он считал меня глупым, и я был глупым, пока не сообразил, что только собственными мозгами смогу ему отомстить, и тогда я начал заниматься. Я думаю, именно благодаря ему я попал в такой колледж, как Амхерст. Клянусь, я сделал это назло ему.

— Да нет.

— Именно так, — подтвердил Кристиан.

— Ты жалеешь об этом?

— Я жалею о той враждебности, которую испытывал по отношению к нему. Нельзя жить с такой злостью. Из-за нее я многое пропустил из того, что происходило вокруг меня.

— Но ты со всем справился.

— В каком-то смысле. У меня хорошая работа. Я веду комфортабельную жизнь. — Он улыбнулся: — Думаешь, старина Билл переворачивается в своей могиле? Думаешь, ему невтерпеж видеть, что я оказался не таким уж непутевым, как он считал? Черт, если бы он был жив сейчас, то винил бы меня в том, что у Джеффа неприятности. Он бы убеждал полицию, что за всем этим стою я. Биллу нужен был козел отпущения для всего того, что шло не так, как надо, и этим козлом отпущения был я. — Кристиан поднялся на ноги. — Вот почему мы с Джеффом такие разные. Потому-то я был таким трудным ребенком. — Он выкинул остатки торта в раковину и пробормотал: — Ну-ка, испытаем эту штуковину.

Вода протекла совершенно нормально.

Лаура обняла его за плечи, сострадая и обиженному маленькому мальчику, и испытывающему злость юноше, и зрелому мужчине, который старался, но не мог избавиться от ощущаемой им горечи.

— Прости меня.

— За что? Ты ни в чем не виновата.

— Мне жаль, что тебе пришлось пережить все это. Я ничего не знала.

— Обычно о таком не рассказывают. Кроме Лидии об этом теперь знаешь только ты.

— А Джефф не знает?

Кристиан покачал головой.

Лаура провела рукой по его спине — мышцы были крепкими и упругими. Почти двадцать один год она не прикасалась к нему, но он оставался таким же сильным. Годы пощадили и его лицо. Морщинки в углах глаз только явственнее подчеркивали его характер, а складки у рта говорили о решимости. Его темные волосы, подернутые теперь сединой, были густыми, жесткими и длинными.

Двадцать один год назад она считала его неотразимым. Теперь он стал еще более неотразимым.

— Жаль, что Джефф не знает об этом, — тихо проговорила она.

— Почему? — посмотрел на нее Кристиан сверху вниз.

— Возможно, он был бы добрее.

— Он и так был слишком добр, — заметил Кристиан, странно улыбаясь и посмотрев на губы Лауры. — Он позволял мне видеться с тобой.

Сердце у Лауры екнуло. Она пыталась понять, действительно ли он имел в виду то, о чем она подумала, как вдруг задняя дверь распахнулась и вбежала Дебра. Увидев их, она резко остановилась.

— Привет, девочка, — промолвила Лаура. Она сняла руку со спины Кристиана и повернулась к Дебре, но, прежде чем она успела вымолвить хоть слово, Дебра кинулась в прихожую. — Все в порядке? — крикнула ей вслед Лаура и, не получив ответа, встревоженно посмотрела на Кристиана: — По-моему, лучше мне пойти к ней.

Он легко прикоснулся к ее щеке тыльной стороной ладони, отпуская ее к дочери.

Как только Лаура приблизилась к двери в комнату Дебры, та тут же набросилась на нее.

— Что это ты делаешь? — свирепо поинтересовалась она, настолько напоминая Мадди, что Лаура испуганно моргнула.

— Прости?

— Что это вы с ним там делаете?

— С Кристианом? — отшатнулась Лаура.

— А что, ты еще с кем-нибудь проводишь по двадцать четыре часа в сутки за последние две недели? Если бы сюда зашел кто-нибудь посторонний, он мог бы принять его за твоего мужа. Правда, мам, это отвратительно. Папа неизвестно где, в беде, а ты кокетничаешь с его братом.

— Я не кокетничаю с Кристианом, — изумленно вымолвила Лаура.

— А мне кажется, кокетничаешь. И я говорю не только о сегодняшнем дне. Вы каждый вечер воркуете в кабинете. Интересно, что здесь происходит в мое отсутствие.

— Ничего не происходит, — оправдываясь, произнесла Лаура и сама не поверила собственным ушам. Дебра была ее дочерью, а не матерью. Даже от Мадди Лаура не потерпела бы такого. — А даже если бы и происходило, то это не твое дело, — вспылила она.

— Нет, мое. Ты замужем за моим отцом.

— Твой отец бросил меня. Он оставил меня без денег, без источника дохода, даже не задумываясь над тем, что здесь творится. Единственное, что он оставил, — это кипу грязного белья той жизни, которую он вел у меня за спиной.

Но эти аргументы не могли остудить ярости Дебры.

— И все равно, он твой муж, — мотнула она подбородком, — а этот — твой деверь.

— Это верно. Он мой деверь. Он — член семьи и именно поэтому находится в нашем доме. Он здесь, потому что его волнуют дела брата, волнует положение семьи брата, и хочешь ты этого или нет, он беспокоится и обо мне.