— Вы пьяны, — укорила она.
— Ага… отвратительно — Вялая улыбка только подтверждала эти слова.
Сегодня на нем была белоснежная батистовая рубашка. Распахнутый воротник открывал загорелую шею. Когда он сглотнул, Мадлен захотелось протянуть руку и очертить след этого движения. Люк был настолько привлекателен, что при других обстоятельствах у нее не нашлось бы сил сопротивляться ему.
— Я по-прежнему хочу вас, Мадлен.
Ее удивило это заявление. Все эти месяцы он относился к ней почти по-братски.
— Люк, я не изменила своего решения относительно вас.
— Я и не ожидал. — Рука Люка легла на ее затылок и стала медленно притягивать голову. — Ваш голос говорит одно, Мадлен, а глаза обещают другое… Я был очень терпелив. Думаю, я заслужил маленькую награду…
Он придерживал ее лишь одной рукой. Она могла бы отпрянуть, но поцелуй лишил ее сил. Она чувствовала вкус сидра на его губах, ощущала его чуть мускусный запах, смешанный с чистым, свежим запахом недавно выстиранной рубашки. Сердце ее оглушительно билось, и земля начинала уплывать из-под ног. Руки сами легли на его плечи, и ладони сжали батист рубашки.
И тут Люк отпрянул, причем сделал это так неожиданно, что Мадлен едва не упала. Он тоже не вполне уверенно держался на ногах и тяжело привалился к изгороди. В бледном лунном свете его кожа казалась восковой, как у призрака.
Он закрыл на мгновение глаза и хрипло выдохнул:
— Лучше уходите, пока можете…
Мадлен почувствовала, как трепещет все ее тело. Ей отчаянно хотелось прикоснуться к его лицу, тесно прижаться к нему, и сердце болело за них обоих. Больше всего на свете она хотела отдаться ему, стать его возлюбленной, но она знала, что это погубит ее.
Страх придал ей силы произнести обманчиво спокойным голосом:
— Не делайте этого больше, Люк. Вы зря тратите время и силы. Что бы вы ни заставили меня чувствовать, я не переменю решения.
Ярость молнией ударила из его глаз.
— Ты дура, Мадлен, — спокойно сказал он.
И тогда она ушла, не заботясь о том, сможет ли он найти дорогу в дом. Лучше бы и не нашел. Проспаться на холодной земле ему не повредит, да и пыл поостынет… О себе же она заранее знала: уснуть этой ночью ей не удастся.
До отъезда на свадьбу оставалось несколько дней, когда на ферму прискакал незнакомый всадник на усталой, взмыленной лошади. К удивлению Мадлен, он спросил о Люке, назвав его титул, о котором уже давно все позабыли.
Люк работал в поле, и Мадлен отправилась за ним. Когда он увидел незнакомца, то не стал с ним разговаривать в присутствии Мадлен и ее тетушки, а пригласил того пройтись по окрестностям. Минут через десять они вернулись, и незнакомец тут же уехал.
— Надеюсь, вести не дурные? — спросила тетушка Мадлен, заметив, как хмурится Люк.
— И да, и нет… — Он принужденно улыбнулся. — Боюсь, мне придется уехать… завтра.
Мадлен была возмущена.
— Но вы не можете! — возразила она. — Вы обещали присмотреть за фермой.
Люк с виноватым видом произнес:
— К сожалению, у меня есть другие, ранее принятые обязательства. Мне очень жаль, Мадлен. Я не мог предположить, что все совпадет.
— Но дядя так ждет этой свадьбы! — воскликнула она. — Вы не можете его подвести.
— Если у Люка есть более важные дела, мы должны понять его, — сказала тетушка, но в голосе ее тоже звучала обида. Она была расстроена не меньше, чем Мадлен.
— Я ничего не хочу понимать! И не верю, что это дело нельзя отложить! — Мадлен не могла смириться с явной неблагодарностью Люка по отношению к людям, давшим ему приют. От злости и недоумения она даже не замечала, сколь несчастный у него вид.
— Лучше мне, наверное, уехать сразу, — сдержанно произнес он.
— Несомненно — Не обращая внимания на пытавшуюся возразить тетушку, она обрушила на него следующее: — Я думала, вы изменились, но ошиблась Вы по-прежнему думаете только о себе.
— Мадлен! — одернула тетушка. Она замотала головой и отвернулась.
— У меня в голове не укладывается такой эгоизм.
— Я должен ехать. Вот и все, что я могу вам сказать, — выдавил Люк и направился к лестнице.
Мадлен села к столу. Как она ненавидела его за это предательство.
— Ты должна извиниться, — тихо сказала тетушка, — ибо была очень груба.
Не в силах произнести хоть слово, Мадлен только покачала головой. Она очень старалась не расплакаться.
Когда Люк появился на лестнице минут десять спустя, он был одет как дворянин. Через плечо висела набитая до отказа седельная сумка, а в руке он держал пистолет.
Заметив обращенные к оружию взгляды женщин, Люк заставил себя улыбнуться.
— Как мне довелось узнать, в дороге встречаются мошенники.
— Если вы твердо решили ехать сейчас, вам надо взять с собой еду, — сказала мадам Лемуа голосом, свидетельствующим о том, что она готова простить его.
Пока Люк седлал лошадь и прощался с мужчинами, она собрала ему в холщовую сумку буханку хлеба, немного сыру и флягу сидра Беря провизию, Люк поцеловал хозяйку, а та обняла его со слезами на глазах.
Потом он повернулся к Мадлен, на лице которой была написана такая непреклонность, какой он никогда не видел.
— Очевидно, я не прощен.
— Берегите себя — Но она не сделала движения ему навстречу, и даже слова эти прозвучали отчужденно.
Вечером за общим столом царило молчание; Мадлен тоже сидела с отрешенным видом. Брат несколько раз присматривался к ней и, едва убрали со стола, предложил пойти прогуляться вместе Они вышли со двора и направились к реке Солнце уже скрылось за горизонтом, надвигались сумерки. Ренар достал из кармана кресало и старательно раскурил трубку.
Некоторое время они шли молча, каждый был погружен в собственные мысли. Вокруг стояла тишина. В неподвижном воздухе ароматы трав смешивались с запахом табака, который курил Ренар.
— Не будь чересчур сурова к Люку, — сказал он, наконец, и, не дождавшись ответа, добавил: — То, что он делает, очень важно.
— В самом деле? — равнодушно отозвалась она, и Ренар вздохнул.
— Мади, он уехал сражаться вместе с де ла Руэри. Маркиз принял решение поднять оружие против республиканцев.
Она замерла от неожиданности и страха.
— Ты хочешь сказать, что он присоединился к Бретонской ассоциации?
Он молча кивнул.
— А дядя знает?
— Знает, но об этом не следует говорить при всех. Я не доверяю Леону, его позиция меня беспокоит.
Мадлен раздирали противоречивые чувства. Она была рада, что Люк оставил их не ради какой-то эгоистической причуды, но это оправдание не принесло покоя ее душе. То, что он делает, очень опасно, его могут убить.
— Мы действуем заодно, твой граф и я, — спокойно продолжал брат, — и дядя тоже, хотя и не принимает активного участия. Мы все хотим освободить запад от республиканцев: Люк — потому, что это может помочь его королю, твой дядюшка — потому, что хочет независимости для Бретани, а я… — Он пожал плечами. — Ну… мне просто не нравятся законы и ограничения, которые устанавливают для нас республиканцы. Мне не нравится, как это влияет на нашу жизнь. После свадьбы я тоже сяду на коня и поскачу к де ла Руэри, в его замок близ Ренна.
Мадлен вспомнила их задержку в этом городе и поняла, с чем она была связана. Должно быть, Люк уже тогда трудился на пользу королю. Она готова была преклониться перед его преданностью, но все же не понимала, почему он должен был уехать немедленно. Когда она произнесла это вслух, брат с досадой вздохнул:
— Ты все еще не понимаешь!.. Люк — один из наших предводителей. Многие просто не пойдут без него!
Мадлен побледнела, потрясенная этим сообщением. Она знала, что Люк изменился, но до этого момента не сознавала, как сильно. Ей отчаянно захотелось вернуть назад сказанные ею при расставании слова.
Глава восьмая
Признание Ренара относительно Люка дало Мадлен много пищи для размышлений. А был ли он когда-нибудь изнеженным эгоистом, каким она считала его прежде? Теперь она сомневалась в этом. Мадлен чувствовала себя виноватой за несправедливое отношение и молила Бога о возможности откровенного объяснения с Люком.