Если он не работал над очередным фильмом, то обязательно кому-то помогал. Курс режиссуры в Лос-анджелесском Общественном колледже, ролики для "Международной Амнистии "![119], работа со смертельно больными людьми в Ветеранском госпитале. Всегда бесплатно, всегда добровольно. Единственное, о чем он всегда просил, так это чтобы не было огласки.

Однажды, когда они оба были у меня, Венаск вдруг взглянул на Уэбера и сказал:

— На твоем дереве слишком много разных фруктов. Пора их все срывать и начинать выращивать одни апельсины.

Позже, когда я спросил старика, что он имел в виду, он ответил, мол, хорошо делать многое не всегда означает оказывать себе услугу.

— Вы, ребята, выросли, думая, что должны уметь играть на любом инструменте оркестра. А разве ты никогда не видел на улицах этих людей-оркестров? Между коленями у него закреплены тарелки, а у самых губ привязана губная гармоника… Короче, ты знаешь, о чем я говорю. Выглядит чертовски глупо, да и музыка паршивенькая.

— Но, Венаск, у Уэбера получается очень хорошая музыка.

— Вот как? Значит, ты бы не прочь поменяться с ним местами?

— Даже не знаю. Никогда об этом не думал.

— Ну, ты подумай, а я пока схожу в туалет.

Эту сцену нельзя не привести здесь из-за того, что случилось дальше. В тот вечер мы вдвоем сидели на улице. Спустились сумерки. Воздух наполняли тяжелые ароматы цветов и высокое, похожее на звук динамки гудение насекомых. Было достаточно тепло, и я не стал надевать рубашку. Когда я потянулся за стоявшей у меня под креслом «колой», у меня в голове вдруг снова всплыл вопрос о том, хотел ли бы я быть Уэбером.

Буквально через мгновение, а то даже и раньше, я вслух произнес:

— Никем я быть не хочу. Я в порядке.

Не успев договорить, я почувствовал как что-то колет спину. Множество царапающих мне спину острых иголок. Вытянув шею и полуобернувшись, я уставился на маленькую черную птицу, которая просто замерла на моем плече. Это оказалось таким потрясением, что я дернулся в сторону, и птица тут же вспорхнула и улетела. Провожая ее взглядом, я повернулся лицом к дому и, когда немного успокоился, понял, что там, в дверях, стоит, засунув руки в карманы, Венаск.

— Эй, вы видели? Птицу у меня на спине?

— А ты видел свою татуировку? Взгляни. Конечно же, ее не было. Моя татуировка улетела.

— Если тебе интересно, Фил, то у Уэбера она осталась.

— И что это означает?

— Ничего, просто ты теперь знаешь, кто ты такой. Ты же сам только что сказал —я в порядке. Если бы все было так просто.

Шло время. «Полночь» стала настоящим хитом. Уэбер познакомился с Каллен Джеймс и влюбился в нее. Она ответила «нет». Ему стала сниться Рондуа. Она по-прежнему отвечала «нет». Он вернулся в Калифорнию, чтобы подготовиться к съемкам ''Удивительной ", но все никак не мог перестать говорить об этой женщине. Когда я, наконец, познакомился с ней, она показалась мне довольно милой и в некоторых отношениях необычной, но уж никак не пределом мечтаний мужчины. Мне гораздо больше понравились ее высоченный супруг и дочурка.

Венаск умер как раз во время съемок «Удивительной». От удара, в номере мотеля в окрестностях Санта-Барбары. В последнюю нашу встречу мы смотрели по телевизору "Полицию Майами, отдел нравов ", его любимый сериал, а затем отправились с животными на долгую прогулку. Я уже знал, что он собирается на неделю уехать и позаниматься с одним из своих учеников. У него не было школы, и он никогда не вел уроков как таковых, но ученики у него были, и я полагал, что они учатся у него так же, как и я.

— Вы отправляетесь к океану?

— Сначала к океану, потом в горы. А может, только к океану. Может быть, я там пробуду и недолго. Пока не знаю.

— А у вас когда-нибудь бывали неудачи с учениками? Случалось, что вы не могли дать им того, в чем они нуждались?

— Конечно. Вот хотел поработать с Уэбером, но его это не заинтересовало.

— Ас ним все будет в порядке?

— Не знаю, Фил. Птица все еще у него на спине.

Умер он через пару дней. Очень странно было то, что вскоре после Венаска умерла и свинья. Кумпола забрал Гарри Радклифф и поселил его у себя в доме в Санта-Барбаре, поскольку там был двор, в котором пес мог гулять. Думаю, он и по сию пору там, это последнее живое чудо великого Венаска.

Видел ли я когда-нибудь этого человека здесь? Нет.

Случилось землетрясение, Уэбер закончил «Удивительную», я начал ''Полночь приходит всегда". Он уехал в Европу, как только был закончен монтаж, сказав, что вернется, когда будет причина вернуться. Это оказалось больше, чем на год, и дома он пробыл лишь столько, сколько потребовалось, чтобы упаковаться для переезда на восток.

Остальное вы знаете. Большую часть этой истории вы слышали от Уэбера, но, как видите, к ней все же можно добавить кое-какие мелкие детали. А что же Спросоня, этот, едва ли, не ангел Божий? Или Саша? Даже маленькая Блошка? Позже.

Скажу вам только одно — собаку я не убивал.

— Нет, совершал!

— Черта с два я совершал!

— Ладно, ладно, Шон, Джеймс, довольно. Ник, ты хотел что-то сказать?

— По мне, так все это чушь собачья и тоска смертная.

Не знаю, что в этом человеке было такого, но когда он что-нибудь говорил, все присутствующие обязательно замолкали, и голоса начинали звучать снова только через несколько мгновений. Может, дело было в его репутации. А может, все мы пока еще прикидывали, что он собой представляет. Во всяком случае, последние слова были самым крепким его выражением с тех пор, как мы начали работать.

— Продолжай.

— А нечего и продолжать. Вы все мусолите проблему, что такое «настоящее зло». И похожи вы при этом на Свидетелей Иеговы[120]. Мы уже два дня подряд городим всякую чушь и ни к чему не приходим. Хотите знать, что такое зло? Зло — это револьвер. Зло — это негодяй, который его заряжает. Зло — это дерево, надвое расщепленное молнией.

Это не что-то конкретное. Это все, что стало плохим. Детский велосипед вещь вполне нормальная, но когда вы видите его валяющимся на земле, а вокруг все залито кровью, это уже нечто совсем другое.

Шон, разозленная тем, что ее прервали в самый разгар перепалки с Джеймсом, огрызнулась:

— А какой твой самый худший поступок? Ник ухмыльнулся.

— Даже будь мы давно знакомы, я бы все равно тебе не сказал. Потому что мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь знал о таком.

Уайетт наклонился ко мне и негромко шепнул на ухо:

— Все быстро становятся неуправляемыми. Я кивнул и встал.

— Давайте на сегодня закончим. Никого упрашивать не пришлось. Комната опустела за двадцать пять секунд.

— Слушай, Вертун-Болтун, что же я делаю не так?

— Ник прав: всеми этими бесконечными разговорами мы только вгоняем себя в тоску. Как будто ребятишки сидят у костра и рассказывают страшные истории. «А какой твой самый худший поступок?» Да кому какое дело?! Будь уверен, Никапли мог бы рассказать самую зловещую историю, но даже расскажи он ее, мы все равно отреагируем, как дети, сказав: «Да. Это действительно круто», и будем ждать, не переплюнет ли его еще кто-нибудь.

Выходя из репетиционного зала, я в сотый раз задумался, что же я пытаюсь сделать. Было ли нашей целью сделать пару пугающих черных сцен, которые, если их умело вставить в общий контекст «Полночь убивает», удовлетворительно завершат фильм? Или «им» нужен фильм, откровенно утверждающий мораль, не оставляя у людей сомнений, что Кровавик и все, за что он стоит, болезненно и отвратительно?

В чем в трех своих фильмах преуспел Фил, так это в превращении чудовища в своего рода извращенного антигероя. Детям Кровавик нравился. Они охотно носили футболки, на которых он был изображен с увеличительным стеклом в руке. Было продано более сотни тысяч плакатов. Журнал «Пипл» поместил о нем пространную статью. В ней утверждалось, что «Полночь» — один из самых популярных фильмов в Бейруте. Солдаты обеих противоборствующих сторон ходили в кино с оружием, и когда начинались их любимые места, размахивали автоматами и выкрикивали имя своего «героя».