Мартин был рад, что настроение короля изменилось. У него не лежала душа казнить, кого бы то ни было, когда эта ужасная мясорубка внизу уже собрала богатую жатву убитыми и ранеными. Он знал — и был уверен, что король тоже это понимает: битва проиграна. Нортумберленд и оба брата Стэнли, как, оказалось, лелеяли измену, и, хотя войско короля численностью превосходило мятежников, когда они подошли к Редмуру, теперь, когда Генрих и Стэнли объединили силы — а уж тем более, если и Нортумберленд примет участие в битве на стороне восставших, — победа будет за Генрихом.

Кейтсби настойчиво, бубнил о том, что король должен покинуть поле боя и вновь сразиться с Генрихом на следующий день. Рассудок говорил Мартину, что совет этот правильный и его следовало принять, но он знал и то, что никто не может убедить Ричарда в его разумности, и потому лишь утомленно вздохнул.

Он видел, что оруженосцы уже бросились к боевым коням, чтобы привести их; король же обратился к своим приближенным:

— Джентльмены, похоже, измена сбила нас с толку. Существует один путь покончить со всем этим, и только один. Разведчик доложил мне, что Генрих наконец-то присоединился к своим войскам. Я намерен прорваться через боевые порядки противника и сразиться с ним. Я никому не приказываю сопровождать меня. Пусть со мною пойдут только те, кто знает, что делает это, защищая королевство и честь своего короля.

Мартин резко сказал Питеру, когда тот подвел к нему его боевого коня:

— Я еду с королем. Ступай назад, к источнику, туда, где лошади.

— Но, милорд…

— Не возражай, Питер. Ты должен подумать о госпоже. Позаботься о том, чтобы графине рассказали все, как бы ни обернулись теперь дела, и… скажи ей, парень, что моя любовь к ней будет жить вечно.

Питер, глядя испуганными, широко открытыми глазами, придержал коня, пока Мартин садился на него, и сразу отскочил от бивших о землю копыт. Великолепно обученное животное чуяло кровь и рвалось в бой не меньше, чем его хозяин.

В сердце Мартина не было страха, была лишь спокойная примиренность. Еще оставался шанс. Ричард был доблестный воин, способный повернуть удачу к себе лицом, но Мартин знал: многие из них падут, исполняя воинский долг. Королевские рыцари окружили своего сюзерена. Кони медленно спускались с вершины холма; когда же крутизна осталась позади, и склон стал пологим, они мгновенно перешли в галоп.

Мартину видно было знамя с белым вепрем, развевавшееся над головой короля, и он галопом поскакал вслед. Они оказались в самой гуще конницы Генриха.

Впереди маячила гигантская фигура на коне — то был сэр Уильям Брендон, знаменосец Генриха. Неистовый, словно викинг, предок его, Ричард рассек его надвое своим боевым топориком, и великан рухнул, увлекая с собою наземь знамя с красным драконом, которое тут же было затоптано в схватке.

Мартин пробивался вперед, не обращая внимания на крики вокруг, твердо решив быть рядом с королем; теперь и его, как и всех вокруг, охватил боевой азарт. Он яростно взмахивал своим широким мечом, разя направо и налево, не обращая внимания на лязг оружия о доспехи, почти ничего не видя из-за забрала и комьев земли и дерна, летевших из-под копыт боевых коней.

Ужасный удар свалил короля с коня, но и спешенный он продолжал геройски сражаться. Вокруг закричали, требуя, чтобы кто-нибудь привел королю свежую лошадь; Мартин делал отчаянные усилия, чтобы пробиться к Ричарду.

Он увидел вдруг отблески солнца на красных куртках и во весь голос крикнул, предупреждая, что к ним устремляются люди сэра Уильяма Стэнли, присоединившиеся к войску Генриха. Король был окружен, но все еще упорно сражался.

В этот миг Мартин почувствовал мощный удар по шлему, отчего рука его, вскинутая для удара, сразу упала, не коснувшись противника. Несколько мгновений он еще продолжал сидеть в седле прямо, ничего не соображая. Его последней мыслью перед тем, как красный туман замутил зрение, и затем все окончательно поглотила тьма, была мысль о Крессиде — он увидел, как она, высунувшись из окна в Ноттингеме, нюхает вьющуюся белую розу, — и затем, покачнувшись в седле, он упал прямо под копыта вражеских лошадей.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Возвращаясь к себе в привратницкий домик — она ходила помолиться в церковь Пресвятой Девы Марии, расположенную в стенах замка, — Крессида услышала снаружи громкие крики толпы. Она задержалась на мгновение в замковом дворе и, приложив руку к сердцу, прислушалась. Может, уже есть известия с поля боя? Она заспешила в дом, ее тревога передалась следовавшей за ней Алисе.

— Да это, должно быть, пустяки какие-нибудь, девочка. Толпе ведь много не надо, лишь бы поглазеть да посудачить. Наверно, жулика булочника поймали и теперь волокут по улицам в наказание.

Крессида рассеянно кивнула ей. Она с нетерпением ждала вестей, но, когда они приходили, боялась их услышать. Она помнила последний совет Мартина: «Не верь всяким россказням о сражении, верь только тем, кого хорошо знаешь».

Филипп, белый как мел, ожидал свою госпожу у дверей в ее комнату.

— Миледи, на улицах говорят, что король проиграл битву и Генрих Тюдор коронован прямо на поле боя золотым венцом… короля сбили с коня, а когда он был убит, корона упала наземь со шлема.

Алиса буркнула что-то, пытаясь остановить его, но мальчик взволнованно продолжал:

— Лорд Томас Стэнли самолично короновал графа Ричмонда. Венец нашелся под сломанным кустом, и какой-то солдат принес его лорду Стэнли.

Крессида подтолкнула пажа в комнату и знаком попросила Алису запереть дверь на засов.

— Говоришь, на улицах толкуют, что король погиб?

— Да, миледи. — Мальчик поморгал с несчастным видом. — Я слышал, как один мужчина говорил, что победу Генриху принесли братья Стэнли. Они выжидали до последней минуты, а затем бросили свои силы, чтобы отрезать Ричарда от его соратников, а короля уже сбили с лошади, и он дрался пеший, пока его не убили…

— Значит, войско короля отступает? Мальчик проглотил ком в горле, он явно старался не встретиться с нею взглядом.

— Похоже… похоже, что так, миледи. Я… я не стал ждать, что скажут еще, и поспешил к вам.

Крессида тяжело опустилась на кровать; Алиса тотчас подошла к ней и ободряюще коснулась плеча.

— Не годится вам терять надежду. Граф вполне мог уйти с поля живым.

— Мой отец рассказывал, как преследовали отступавших после сражения под Тьюксбери, — бесцветным голосом проговорила Крессида. — Тогда пролилось больше крови, чем во время самой битвы, сказал он, все, кто носил цвета Ланкастеров, были окружены, а зачинщики… зачинщиков казнили…

Крессида словно окоченела и оттого не могла найти облегчения в слезах. Она так долго страшилась такого конца, все эти последние мучительно-сладостные дни с Мартином! Где он сейчас? Пал ли на поле боя? Или его и в эти минуты преследуют, гонят, словно затравленного зверя?

Все это не укладывалось у нее в голове. Мартин постоянно твердил ей, что королевские войска превосходят силы Тюдора, что король Ричард гораздо более опытный военачальник, чем Генрих Тюдор или любой из его приверженцев, — и, тем не менее, Филипп говорит сейчас, что Ричард потерпел сокрушительное поражение.

Короля подло предали. Мартин в душе знал, что это вполне возможно, но храбрился перед нею. Крессида повернула испуганное лицо к няне, издала страдальческий стон и спрятала голову в складках широких юбок Алисы.

— Ступай-ка прочь отсюда на время, — грубовато сказала мальчику Алиса. — На улицы больше не высовывай носа, но ухо держи востро, прислушивайся, о чем толкуют слуги в замке. О графе ни слова, да не вздумай напомнить кому-нибудь, пока суд да дело, что госпожа твоя сейчас находится в замке.

— Но… но кто ж тогда будет прислуживать? — испуганно заикаясь, воскликнул паж.

— Справлюсь без тебя. Да гляди у меня… когда опять явишься сюда с еще более страшными известиями, сперва расскажешь все мне. — Последние слова она произнесла грозным шепотом.