– Иногда все это кажется мне сном.

– Когда ты спас султана, турецкий паша подарил тебя ему?

– Да. Он считал честью преподнести султану подобный подарок, но мне это честью не казалось. А что касается здешних представлений о рабстве, мое положение было вовсе не таким ужасным, как у рабов на западе.

– Но, наверное, это слишком унизительно для воина.

– Я некоторое время служил в турецкой армии, вместе с другими наемниками-христианами. К тому же, я стал одним из фаворитов султана. Он был молод и слишком одинок.

– Он считал тебя своим другом?

– Думаю, да.

– Тогда почему он не отпустил тебя на свободу?

– Зачем? Ему это было не к чему. Он был благодарен мне за спасение жизни, но, кроме того, он был эгоистичен. Он называл меня своим гостем, а не рабом, но я знал, что так просто он меня не отпустит. Он многое мне дал: дворец, в котором я жил, слуг и несметное количество драгоценностей. Я ни от чего не отказывался и по западным меркам стал очень богатым человеком. Большую часть своего состояния я вывез на запад из Стамбула. При этом я все время опасался за свою жизнь. Я знал, что моя судьба полностью зависит от расположения султана. Времени было мало. Рано или поздно какой-нибудь завистливый паша подсыпал бы мне яду, или меня придушили бы шелковым шнурком, или вонзили кинжал в спину.

– Как ты сбежал?

– Узнав, что король Карл возвращается на английский престол, я решил уехать. План побега давно был составлен. В одну безлунную ночь мы с Соломоном выбрались из дворца. Никто нас не заметил.

Пруденс ему поверила. Судя по рассказам Молли, Лукас Фокс умеет двигаться беззвучно, как тень, и растворяться в воздухе.

– Соломон твой раб?

Лукас, оскорбленный ее вопросом, нахмурил темные брови.

– Он мой личный слуга, но не раб, Пруденс. Он остался со мной по собственному выбору и волен уйти, когда пожелает.

– Но не уйдет?

– Вряд ли. Когда я встретил его впервые, ему было пятнадцать лет. С ним обращались очень жестоко. Я привязался к нему, стал его защитником, а когда решил уехать из Стамбула, он не захотел оставаться.

Лукас продолжил свой рассказ о жизни в Стамбуле, о бесконечных церемониях и неторопливом течении времени, а Пруденс, зажмурившись, пыталась представить себе сияющие дворцы, укрытые за глухими стенами, с мраморными залами, наполненными запахом фимиама и экзотических масел, прохладу фонтанов, затененные террасы и синее море, жаркое солнце и аромат цветов. Когда Лукас рассказал ей о тысячах ремесленников, создавших этот символ могущества Оттоманской империи, девушка осознала всю безграничность власти султана.

– В садах, которые ты описал, должно быть очень много садовников, – заметила она, когда Лукас затронул ее любимую тему.

– Да, так и есть. Около тысячи, по-моему.

Пруденс ахнула.

– Так много? Господи! При таком количестве садовников, это, наверное, не сады, а рай земной.

– Да, но все эти садовники выполняют и более мрачную работу, а не только ухаживают за растениями, – добавил Лукас, украдкой любуясь ее обворожительным личиком.

– А?

– Во дворце они выполняют роль палачей. Появление любого из них с мечом или с шелковым шнуром – знак неотвратимого рока.

– О… какой ужас. Как же ты терпел все эти страдания так долго?

– Страдания? – Взгляд Лукаса вновь стал задумчивым. – Я не страдал, Пру. Видишь ли, есть иная… более приятная сторона жизни во дворце султана. В нем есть скрытая сердцевина – отдельный мирок, расположенный за дверью, называемой «Вратами блаженства», куда очень редко проникают стражники и слуги.

Лукас умолк, глядя на восторженное лицо Пруденс. Неожиданно он вспомнил, что беседует с доверчивой юной девушкой. Осознав, что некоторые вещи, которые он хотел рассказать, могут показаться ей греховными, Лукас неожиданно подытожил.

– Боюсь, на этом наш разговор следует прекратить.

Пруденс чуть не расплакалась от разочарования.

– Почему?

Он взглянул ей в глаза и тихо рассмеялся.

– Потому что происходящее за этими вратами не предназначено для ушей добродетельной юной леди из западного мира.

– Что же такое там происходит? – с раздражением спросила девушка.

– Всякие непристойности, Пру. Томас убьет меня, если узнает, что я рассказывал тебе об этом. Это не те вещи, которые следует обсуждать джентльмену с незамужней девушкой.

Не удовлетворенная его объяснением, Пруденс возмутилась.

– Господи! Я что, должна до свадьбы ждать? Это нечестно.

Лукас достаточно хорошо изучил Пруденс, чтобы понимать: требования приличия не способны подавить ее природное любопытство. Надо было прекратить разговор немедленно, но когда девушка взглянула на него с умоляющей улыбкой, Лукас не смог ей отказать.

– Ты права, – пробормотал он с восхищенным блеском в глазах. – Это нечестно. Так уж и быть, Пру, я расскажу тебе. Но должен предупредить, кое-что может произвести на тебя очень сильное впечатление.

Ее глаза вспыхнули, и она придвинулась поближе.

– Нет, меня не так-то просто удивить. Что же это место? – задыхаясь от волнения, прошептала она.

– «Обитель блаженства», сераль, но в западном мире его часто называют гаремом.

– Гаремом?

– Гарем – это способ уединения. Христиане с запада, видящие в нем лишь место, где предаются похоти, не понимают его значения.

Пруденс, почувствовала, что краснеет. Лукас прав. Ему не стоило заводить подобные разговоры, а она не должна была расспрашивать, но, сжигаемая любопытством, хотела знать больше.

– А это не так?

– Это общественное устройство, отделяющее женщин от мужчин. Сыновья султана воспитываются внутри гарема в палатах, называемых «Клеткой», полностью отрезанных от остальной части дворца. Когда один из них становится султаном, он ничего не знает об окружающем мире.

– А почему их держат взаперти?

– Нравы гарема могут быть жестокими, а юные принцы оказываются средоточием тайных замыслов их матерей, каждая их которых желает, чтобы султаном стал именно ее отпрыск. Они стремятся уберечь своих детей. Их прячут, чтобы избежать обычая, согласно которому всех их убивают при приходе к власти очередного султана.

Пруденс испуганно на него взглянула, пораженная его словами.

– Но это же варварство.

– Да. Но так бывает. Также гарем – это место, предназначенное для чувственного удовлетворения султана, жилище его наложниц, – продолжил Лукас, пристально глядя на девушку.

Сердце Пруденс тревожно забилось.

– Наложниц? – шепотом повторила она.

Лукас улыбнулся.

– Ты уверена, что хочешь слушать дальше?

Она кивнула.

– Отлично. Наложницы – это женщины, цель жизни которых дарить наслаждение мужчине. Они умащают свое тело душистыми маслами и благовониями, чтобы разжечь желание своего повелителя. Кроме женщин, в гарем дозволено входить лишь евнухам.

Прекрасно зная, что такое евнухи, Пруденс смущенно отвела взгляд, залившись пунцовым румянцем. В небе над ее головой пел жаворонок, а в темной лесной чаще какие-то зверьки шуршали в траве, но девушка оставалась глуха к этим звукам, обратив все внимание на сидящего рядом мужчину.

Не зная, что сказать, она облизнула губы, и Лукас уставился на нее, следя за мельчайшим ее движением, любуясь ее лицом под широкими полями шляпы. Солнечный свет играл на ее блестящих локонах, падающих на щеки, и придавал глазам темно-фиолетовый оттенок.

Лукас улыбнулся. Она так целомудренна, так невероятно наивна.

– Вижу, я тебя смутил. Я же предупреждал.

Это была правда, но все же Пруденс удалось поднять глаза и встретиться с ним взглядом.

– Немного, – призналась она. – Зато теперь я понимаю, почему ты не сбежал из Стамбула раньше. – Ей хотелось спросить, насколько близко Лукас познакомился с женщинами из гарема, но она не осмелилась.

Лукас улыбнулся, но не стал продолжать. Его смешила и привлекала искренность и беззащитность Пруденс.

– А этим женщинам можно покидать гарем?