И вновь непонятное встревоженное состояние, с которым проснулась агентесса, кольнуло её смутным невнятным беспокойством. Как там в соседней спальне дед? Неужели… в его-то возрасте смерти можно ждать в любую минуту, и никакое самое тщательное врачебное обследование не скажет, когда придет срок… Впрочем, нет. Чуть расслабившись, Некта откинулась на вздыбленные за спиной подушки, поняв метафизическими ощущениями живущей, что со стариком все в порядке, он спит и помирать, кажется, не собирается. Отчего же такая встревоженность? И откуда пришел этот детальный, красочный, идеально похожий на явь, сон?

Взъерошив и без того беспорядочные пряди светлых волос, агентесса, окончательно просыпаясь, наконец-то, сообразила, что получила потустороннее послание. Вряд ли от беса-куратора этого Отражения, зачем ему вмешиваться в чужую работу без дополнительных просьб и понуканий? Видимо, это могло быть только прямое послание от Иерарха. И теперь девушке предстояло разгадать — чтобы значил показанный ей во сне бандитский налет, смерть четырех человек и хладнокровие самой Некты при защите деда и себя.

«Как жаль, что рядом нет Симона, — подумала девушка, звездой раскидывая по постели руки и ноги. — Вот он такие загадки щелкал, как орехи…»

4

Прошла еще одна не запомнившаяся ничем неделя: утренние молчаливые поездки в город, бесцельные блуждания по коридорам и аудиториям Университета, скучный обед в дневном чопорном ресторане или дорогом для простых студентов кафе, расположившимся неподалеку от учебных корпусов, парочка встреч на съемной квартире с полюбившейся Некте трогательной в своем искреннем отношении друг к другу парочкой Сашек Цветковых, горьковатый вкус вермута Bianco на губах, проникновенные и задорные интимные ласки до полного изнеможения партнеров, привычные вечерние ожидания старика в ставшем хорошо знакомым здании Городского федерального суда, возвращение уже затемно по той самой роковой трассе, умиротворяющее спокойствие пустынных полутемных комнат, манящая сумасшедшая бездна книг, в которую агентесса погружалась, как в первозданную тьму вселенной, недолгие, иной раз многозначительный, но чаще — пустые разговоры с дедом, а потом одинокий сон в полной призрачных теней прошлого отдельной шикарной спальне. Казалось, так будет всегда, до скончания дней, до Светопреставления в этом Отражении, до Сумерек Мира, которыми, как страшными сказками детей, везде и всегда пугают взрослых.

Но в этот день старику исполнялось девяносто. Редко кто из грешных душ не только здесь, но и в любом другом Отражении доживал до таких лет, а судья не просто дотянул — вполне активно работал, при этом не допуская фатальных ошибок, был трезв и цепок умом и впадать в старческий маразм вовсе не собирался. Вот только к юбилею своему относился крайне отрицательно, впрочем, лучше многих понимая неизбежность и подарков, и поздравительных телеграмм, и цветов, и пышных, пустопорожних речей. Хорошо хоть Некта с утра всего лишь чмокнула деда в висок и буркнула как-то не очень разборчиво то ли: «Поздравляю!», то ли: «Помрешь-то когда?». Агентесса и при жизни не умела, да и потом откровенно не хотела учиться официальным торжественным церемониям, предпочитая цветистым пышным словам конкретные дела. Конечно, она могла бы подсуетиться, напрячь беса-куратора или напрячься самой, добыть для старика что-нибудь антикварное, необыкновенное, изящное… но, во-первых, судья не был ни знатоком, ни ценителем раритетов, будь то холодное оружие, драгоценные камни, полотна старых мастеров или редкие инкунабулы, а во-вторых, самой агентессе претило как бы откупаться от гостеприимства безоговорочно поверившего ей деда дорогим подарком.

Потом был обычный, ничем от прочих дней не отличающийся завтрак в утренней гулкой столовой, за сервированном тонким фарфором и покрытым белоснежной скатертью длинным овальным столом. Как ухитряется приходящая домработница незаметно для обитателей дома обслуживать их, для Некты оставалось загадкой. Она всего пару раз мельком видела сухопарую, высокую фигуру пожилой женщины, и если бы не это, то вполне могла решить, что старику по хозяйству помогает привидение, успевающее приготовить любимые им блюда, накрыть на стол, сменить постельное белье и полотенца в ванной, вычистить обувь и одежду и даже поставить с утра у входной двери зонтики, если на улице случался дождь.

Дед, энергично и сосредоточенно, с явным удовольствием жевал цветную капусту и ароматные ломтики швейцарского сыра, запивая съеденное грейпфрутовым соком, маленькая чашечка, исходившая соблазнительным ароматом слегка обжаренной арабики, ждала своей очереди, старик не любил горячих напитков, даже кофе предпочитая пить чуть тепленьким. Некта вяло ковырялась вилкой в отлично прожаренной свиной отбивной, окруженной зеленым горошком и картофельным пюре, комфортабельной жизни без куска мяса на завтрак, обед и ужин агентесса себе не представляла, хотя при необходимости легко могла бы обойтись и парой твердых, как старое дерево, ржаных сухарей. Сок девушка предпочитала яблочный, хотя в этот день ей очень захотелось прямо с утра взбодрить себя стаканом коньяка, но самозваная внучка решила поберечь нервы деда и окончательно не портить тому юбилейное настроение.

Завтрак закончился в привычном, ставшем, кажется, традиционным, молчании, и также почти без слов, лишь изредка обмениваясь ничего не значащими репликами насчет погоды, настроения и самочувствия старик и Некта вышли из дома. Ставшая за эти недели «старой», новая машина, выделенная судье после трагедии на Большаковском шоссе, такая же большая, представительная и комфортабельная, как и прежняя, ожидала пассажиров на маленьком асфальтированной площадке в двух шагах от входа в дом… и единственным, что нарушило сакраментальный, кажущийся незыблемым распорядок через полтора часа молчаливой поездки, были любопытные, готовые к началу поздравительной кампании, лица сотрудников Городского федерального суда, то и дело выглядывающие из окон на казенную стоянку, когда туда прибыл автомобиль судьи.

Здесь они и расстались до вечера: старик, мучимый предвкушениями навязываемого обществом праздника, направился вершить правосудие, а искренне сочувствующая юбиляру агентесса неторопливо, насколько это позволила ей угрюмая зевающая толпа «белых воротничков», добралась уже хорошо знакомой дорогой до Университета. Она тянула время, стараясь не пересечься с регулярно посещающими лекции и семинары Сашками… в последнюю встречу с ними, веселую и бесшабашную, Некта вдруг заметила, что мальчишка и девчонка, кажется, влюбились в свою новую знакомую едва ли не с первого взгляда в той пустынной и гулкой аудитории, где агентесса застала «сладкую парочку» в страстных объятиях, причем, чувство их не было платоническим, оно росло и укреплялось с каждой новой встречей. Не то, чтобы агентесса возражала против искренних и откровенных страстей, но по предыдущему своему заданию она помнила, как много вреда для дела может нанести влюбленность посторонних людей, особенно — аборигенов Отражения.

Впрочем, рассчитала девушка все верно, к моменту её появления у зданий Университета основной поток спешащих на занятия студентов схлынул, её близкие знакомцы, наверняка, уже давно сидели за неудобными, старыми, рассохшимися столами в какой-нибудь аудитории, слушая повторяемую преподавателем в который уже раз в его жизни очередную лекцию по юриспруденции или истории экономических учений. Сама агентесса сегодня планировала послушать скандальную знаменитость этого Отражения: мистика, метафизика, философа и — кто бы мог подумать — атеиста… он собирался рассказать интересующимся студентам, да и любым желающим — лекция была открытой — об устройстве Преисподней, именно это и привлекло внимание живущей. «Иногда приятно похихикать над наивностью аборигенов, решивших вдруг, что исключительно с помощью своих слабеньких мозгов они проникли в тайны мироздания», — обосновала свое странное желание знающая Преисподнюю не понаслышке агентесса. Но до выступления — назвать это лекцией вряд ли осмелился бы и самый прожженный циник — профессора Интрудера оставалось еще без малого полтора часа, и тут что-то… или кто-то… словно бы подтолкнул Некту — все еще сытую после плотного завтрака в загородном доме — к расположенному неподалеку от учебных корпусов студенческому кафе. Хотя, говоря по чести, студенческим оно всего лишь именовалось — заведение было вовсе не из дешевых, но для агента Преисподней вполне доступное, особенно если не приходится изображать из себя нищего или бомжа, там собиралась вечерами «золотая молодежь» — дети известных в городе людей — иногда заглядывали в поисках возможных знакомств некоторые преподаватели из тех, кто помоложе, а неподалеку, только позови, всегда ожидали своего часа с полдесятка доступных девушек, но — это по вечерам, а сейчас…