У порога я нашла просунутую под дверь записку, где сообщалось, что отделение лечебного сна в ближайшее время будет закрыто, а записавшиеся на педикюр и маникюр получат свои процедуры в режиме свободного графика (в качестве особой любезности со стороны «Касл-спа»). Массаж мне назначили на одиннадцать, грязи Мертвого моря на двенадцать, а водные процедуры на шестнадцать часов. К записке прилагалась маленькая схема замка. Как это мило, когда тебе говорят, когда и куда явиться! Возникает ощущение, будто ты снова школьник.

Дикторша Прогноза Погоды, вызвавшаяся поведать нам свою историю, предложила собраться в джакузи в начале второго — чтобы мы успели смыть с себя лечебные грязи и мази или очухаться от каких-то других процедур и даже подкрепиться в столовой салатиком. Было уже не начало, а половина второго, когда мы наконец собрались в ставшей привычной бурлящей водичке, и это, похоже, раздражало нашу рассказчицу. Она вообще раздражалась по всякому поводу, то и дело поглядывая на свои дорогущие часики — дамский «Ролекс» с бриллиантовым браслетом, — и я еще, помнится, подумала, что это уж слишком для сидения в джакузи. Потом я решила, что часики, наверное, водонепроницаемые, и тут же усомнилась — а бывают ли таковыми женские модели?

У нее было продолговатое узкое личико — из тех, что лучше смотрятся по телевизору, чем в реальной жизни, — короткая пышная стрижечка и слишком крупные зубы, которых не могли скрыть даже нашпигованные силиконом губы. И улыбалась она неискренне — рот растягивался, а глаза оставались холодными. Ребра слишком сильно выпирали из-под кожи — состояние, пограничное с анорексией. Мне показалось, что она начисто лишена эротизма, предполагающего неторопливость, безмятежность и некую задумчивость (когда человек держит в памяти былые амурные приключения и наколдовывает себе будущие). Она же и мыслила, и двигалась слишком торопливо — воспоминания о былом и ожидания будущего, похоже, скатывались с нее, как вода с умащенного маслом тела. Дикторша больше напоминала капитана хоккейной команды. Такие, как она, обычно используют мужчин в своих целях, потом высасывают из них все деньги и уходят. Плохо, конечно, но вынуждена признаться, что невзлюбила ее сразу, а после рассказанной ею истории моя неприязнь к ней только увеличилась.

Глава 15

ИСТОРИЯ ДИКТОРШИ

— Мы вынуждены заботиться о себе сами. Иначе кто же о нас позаботится? И все добро и зло — наших рук дело. Я вот много думала о Боге и пришла к выводу, что его не существует. При этом я рассуждала не как многие, дескать, нет никакого Бога, иначе невинные дети не умирали бы от рака. Как раз такие мысли заключают в себе желание верить в Бога и в его «доброту». А я считаю, что в жизни за добро не воздается и зло не наказуемо, а напротив, цветет и пахнет, как тропическое дерево. Вот посмотрите на меня. Я как маков цвет. А в глазах моих родителей я «плохая». Сами же они всегда были «хорошими», только спросите, куда их это завело.

Я веду прогноз погоды на одном из главных телеканалов, у меня, есть свой фан-клуб, свой пиар-менеджер, личный тренер и любовник в новостной верхушке Би-би-си, который собирается перетащить меня из этой «погоды» в «культуру» (там, правда, у меня будет не столько времени в эфире, да к тому же не в прайм-тайм). Но сделать это ему придется, иначе его жена узнает обо мне, а он, хоть и поплевывает на нее, очень любит своих детей и не хотел бы их расстраивать. Только с его стороны это в общем-то глупо, поскольку дома у него вряд ли кто-то расстроится, скорее всего даже не заметит — ведь он возвращается за полночь. Почему его не тянет идти домой, не знаю — наверное, вечные скандалы или что-то в этом роде. Рушить его семью я не намерена — пусть лучше остается с ними, — просто не хочу задерживаться в этой «погоде». Рэйф, мой пиар-менеджер, относит «погоду» к категории Б, хотя и считает работу в такой программе хорошим шагом на пути в категорию А.

А новостной начальничек влюблен в меня безнадежно, лицо его глупеет при виде меня. Челюсть отвисает, смотреть противно. Он для меня все равно что грязь, прилипшая к обуви, или мокрое пальто, которое не терпится скинуть. Ему как минимум пятьдесят пять, и от этого он кажется мне еще более жалким. Нынешняя жена у него вторая, так что к предыдущему выводку детей он нажил еще пятерых. Только, по-моему, не очень-то этому рад, поскольку староват для отца. Первые четверо с ним вообще не разговаривают, а к новому выводку он подлизывается изо всех сил, но пока что-то не видно особенных результатов. Домой не спешит, так и норовит зарулить в ночной клуб или еще куда, где буду я. Каждые две недели я сдаю предварительные экзамены, чтобы пройти по конкурсу на новостную программу. Так он по своим хитрым каналам добывает для меня вопросы, и мы репетируем ответы. Если он сильно канючит, я расплачиваюсь с ним «натурой», чтобы держать при себе, и обещаю, что когда-нибудь мы выберемся на выходные за город и уж там-то оторвемся по полной. Представляете, какой дурак? Мужчины вообще все дураки!

— Так он заранее достает для вас экзаменационные вопросы с ответами? — спросила Журналистка, и по голосу чувствовалось, что она потрясена.

— Нуда.

— Так это же подсудное дело, — сказала я. — За такое и высшую меру можно схлопотать.

— Что вы имеете в виду? — возмутилась наша рассказчица. — У нас в стране, кажется, давным-давно отменена смертная казнь. Или не отменена? A-а!.. Я повяла, что вы подразумевали! Ну да, он наверняка потерял бы работу, если бы об этом стало известно. Но об этом никто не знает и не узнает, если, конечно, я не расскажу, но это будут уже его проблемы. Так что я там говорила до того, как меня перебили?..

Она посмотрела на свой абсурдный «Ролекс», сверкавший почти так же ярко, как Маникюршины сережки.

— В два я записана на коррекцию бровей, и опаздывать не люблю. Пунктуальность — один из ключей к успеху, особенно на телевидении. Если я решила рассказать историю своей жизни, значит, расскажу, и перебивать меня не нужно. Это же не простая беседа, которую можно отложить.

— Мы жалеем, что открыли рот, — повинилась Журналистка с неприкрытой иронией.

— Ну вот и замечательно, — милостиво проговорила Дикторша. — Я и на работе не люблю, когда меня перебивают, особенно перед прямым эфиром. Да, сейчас это так, только не думайте, что мне все легко далось. Пришлось много побороться, чтобы оказаться там, где я нахожусь. Уверена, что при рождении попала в другую семью. Сколько я просила родителей сдать тесты на ДНК, но они же такие упертые! Сотни раз объясняла им, что мазочек изо рта абсолютно безопасен, но они не понимают. Твердят мне всю жизнь, что я не ребенок, а припрешь к стенке вопросами, так и ответить ничего не могут. Вообще-то я и впрямь на них не похожа. Они у меня «свидетели Иеговы». В детстве я не знала, что такое телевизор, праздники, Рождество, — сплошная беспросветная тоска, жалкая жизнь в вечном страхе перед Богом. Мамаша моя — толстая, расплывшаяся клуша, а у папаши голова свернута набок из-за повреждения шейного нерва. Представляете, каково, когда тебя забирают из школы такие вот люди? Старшие сестры тоже жутко жирные. Как вспомню, чем забиты их головы, так тошно становится. Я просто не могу поверить, что обязана своим рождением таким вот недочеловекам. У меня и внешность, и обаяние, и ум, а у них и в помине этого нет. Я точно попала при рождении в чужую семью — просто чувствую это, даже знаю. Ну ничего, когда-нибудь правда все-таки всплывет и моими настоящими родителями окажутся приличные, достойные люди. Женщина, называющая себя моей матерью, притворяется расстроенной, когда я не приезжаю к ним в это время, но на что же тут жаловаться, если они не справляют Рождество? А когда я твержу ей, что никакого Бога нет, она таращит на меня глаза.

Вера в Бога и эта дурацкая добродетельность не принесли им ничего хорошего. Они дожили до нищенской старости, и я не собираюсь помогать им. Они загубили мои детство и юность, так с какой стати я должна теперь о них заботиться?