Ко всему прочему его начальник Алан заболел и попросил Дэйва принять дела до его выздоровления. Среди водопроводчиков Алан был известен своим угрюмым нравом, отвратительной стряпней жены, а теперь вот еще жуткими головными болями, донимавшими его время от времени. В ходе обследования поставили диагноз «мигрень», но к головным болям прибавилась совершенно непозволительная для его работы рассеянность. Он слег в постель, а на Дэйва в придачу к обычным нагрузкам навалилась вся бумажная работа с отчетами, налогами, неустойками и прочей канителью — а ведь у бедняги даже не было подружки, способной хоть как-то поддержать его или помочь. Теперь вместо подружек у Дэйва имелись только водопроводные трубы, а бумажная работа и вовсе способна была его доконать. И все-таки Дэйв хотел помочь Алану, поэтому старался как мог, в том числе в постели с его женой, с которой время от времени трахался, что называется, из милосердия — благо Алану об этом было неизвестно.
Пользуясь отсутствием начальника, Дэйв подшустрил и заменил логотипы на трех белых фургонах фирмы, Теперь вместо «Алан Харгривз и сын. Водопроводное дело с 1965 г.» на фургонах красовались другие надписи — «Водопроводные работы любой сложности», «Водопровод на благо общественности» и «Водопроводные услуги в короткие сроки». Наградой за проявленную инициативу явился контракт на проведение срочных аварийных работ в местной больнице.
А далее события развивались так. Воскресенье. Восемь часов утра. У Шиммер, голышом взгромоздившейся на Пита, готового оказать ей самый что ни на есть «радушный прием», сигналит сотовый, сообщая о поступившей эсэмэске. Шиммер тянется к телефону, чтобы ответить. Пит тянется к руке Шиммер, чтобы остановить ее. Он не любит, когда его отвлекают — ему неприятна даже мысль о том, что какая-то больничная работа помешает ей выказать ему должное внимание и восхищение.
— Любите вы, бабы, заниматься сразу всем, — говорит он. — Пошли ты на хрен этих уродов!
И он переворачивает ее, овладевая не только вниманием, но и всем остальным. Но у Шиммер есть свои маленькие секреты и уловки, она знает, как закончить это поскорее, поэтому уже минуты через три-четыре набирает номер больницы и узнает, что ее срочно ждут в операционной. Шиммер набирает ответ, сообщая, что уже едет, быстро одевается и, даже не умывшись, выходит из дома. Пит, уже засыпая, ощупывает постель рядом с собой и, не найдя Шиммер, раздражается. И почему нельзя было стать учительницей, как сестра, и работать, подобно всем нормальным людям, фиксированное количество часов с обычными выходными?
А Алана готовят к операции. Жена привезла его в больницу рано утром, едва передвигающегося и спотыкающегося о незавязанные шнурки, и ему тут же поставили диагноз — «опухоль мозга». Размером с помидор, но с какой именно — маленький черри или «бычье сердце», — пока не ясно. Ясно было только одно — операцию откладывать нельзя.
А между тем Дэйв находится здесь же, в больнице — чинит в одном из операционных блоков засорившуюся раковину и постоянно текущий кран, вконец вымотавший нервы хирургам. Вечная лужа под ногами и угроза антисанитарии до того надоели, что Дэйву позволено продолжать работу во время операции. Дэйв уже видел мельком бледное лицо своего босса, которого провезли на каталке в операционную, где ему предстояло либо умереть, либо излечиться, или же остаться вечным «овощем».
Кроме того, Дэйв, хоть и редко видится с братом, помнит, что Люси (а не Шимми) работает операционной сестрой. Он ищет ее глазами среди медиков, но не узнает и решает, что она находится дома с Питом. Дэйв искренне рад за брата — молоток Пит, что держит девку в узде. Нечего шляться на работу по воскресеньям. В воскресенье сиди дома и корми мужа. И вдруг Дэйв видит Шимми — на ней зеленый костюм хирурга, и, судя по отношению окружающих, она здесь главная. Все эти люди буквально расклеиваются и расшаркиваются перед ней. Глаза не обманывают Дэйва — он понимает, что она хирург, а не сестра. Тут Дэйва берет страх за Алана. Все, теперь конец мужику! Разве может женщина делать операцию? Ведь хирургами бывают только мужчины!
Дэйва пробирает ярость, он злится на Шиммер за то, что она обманула его брата и притворялась не той, кем является на самом деле. А Спаркл — училка? Теперь и в это как-то не верится. Вот ведь чертовы близняшки! Они просто надули их с Питом, одурачили, обошлись как с полной дешевкой, использовали в качестве объектов для секса. Ну ладно, сам-то он хоть не попался в эти сети, а Пит загремел по полной! Снедаемый яростью, Дэйв чувствует прилив отеческой любви к младшему брату.
А вокруг этой хирургички уже столпились ассистенты. Заработали мониторы, запищала и замигала аппаратура — и как они там что-то понимают? Дэйв сидит на корточках, никем не замеченный. Да и кто будет смотреть в его сторону, если все глаза прикованы к жертве на операционном столе? Хирургичка дает отмашку, и включается музыка, этот гребаный «Бранденбургский концерт» Баха — как их мучили в школе этой чушью! Голова Алана выбрита налысо — он теперь в полном распоряжении этой дьяволицы. Дэйв так переживает за шефа — ведь эта баба теперь отыграется на нем за весь мужской род. Дэйв слышит противное жужжание дрели, приставленной к черепушке Алана; раздробленная в крошево кость пылью разлетается вокруг; молоденькая медсестра собирает ее специальным пылесосиком, ползая на коленках и сверкая хорошенькой попкой. Ну и слава Богу, хоть есть на что отвлечься! Дэйв лихорадочно соображает, как ему быть — сказать ли Питу, что его Шиммер — мираж, иллюзия. Он буквально разрывается на части — ведь за дурную новость спасибо не говорят. Может, все-таки пока помолчать? Пусть Пит сам узнает, когда придет время. Не может же Шиммер скрывать свой обман вечно!
После сорока минут операции объявляется пятнадцатиминутный перерыв. Через микрофон — ну прямо как на матче по боксу! Шиммер выходит из операционной, вытирая вспотевший лоб, и направляется в комнату отдыха. Дэйв уже подстерегает ее в помывочной — неожиданно распахивает дверь и втаскивает внутрь. Это замечает только младшая сестра Валерия — та самая, что собирала пылесосом костяную пыль и осколки. «Зачем доктор Шиммер уединилась в помывочной?» — дивится она, но потом вспоминает, что у доктора есть на то причина. В операционной был напряженный момент — несколько минут все думали, что это конец, но состояние Пациента стабилизировалось.
Сейчас он по крайней мере дышит; сердце, слава Богу, бьется; глаза дают реакцию, клетки мозга открыто просматриваются. Если он продержится так еще шесть часов, все будет в порядке и можно рассчитывать на полное выздоровление. Он выживет, чтобы отчистить с бортиков фургонов дурацкие надписи Дэйва и восстановить на их месте прежние. А если дыхание прекратится, сердце остановится, глаза перестанут давать реакцию и пропадет пульс — оставит этот мир. Если же сердце и другие органы будут работать, но веки перестанут подрагивать и к Алану не вернется сознание, он останется «овощем», и это станет истинным поражением Шиммер. Только не следует забывать, что без ее вмешательства он умер бы в любом случае.
— Пит!.. Пит, милый! — восклицает Шиммер, попав, казалось бы, в знакомые объятия.
Ситуация очень даже понятная — ведь братья похожи, и она, конечно же, не ожидает встретить здесь Дэйва. Зато ее не удивляет, что Пит последовал за ней в больницу и поджидал в засаде. Он же знал, где искать свою медсестру, и операционная по воскресеньям работает только одна. Конечно, ему стало обидно, когда его законные воскресные права оказались попраны. Да и ей-то самой разве приятно отказывать ему в этих правах? Но у нее есть долг перед больницей, перед своей профессией, овладение которой стоило многих трудов, не говоря уж о людях, о человеческих жизнях и о будущем медицинской науки.
Лица его она не видит, поскольку Дэйв сразу разворачивает ее спиной, наклоняет над раковиной, задирает подол, стягивает черные шелковые трусики и, мысленно моля богов, чтобы Пит простил ему этот необходимый поступок, начинает трахать. Она ничуть не противится, напротив, повизгивает и хихикает — ну что это за врачиха?.. Как так можно, когда бедный Алан лежит на операционном столе с распиленным черепом, выставив свои мозги напоказ всему свету? «Ну и пусть Пит немножко посердится на меня, — думает Дэйв, — но так он хотя бы узнает, что это за лживая шлюха, которая наставляет ему рога с его собственным братом. Она-то, дрянь, конечно, будет все отрицать — обязательно будет! — только кто ей поверит?» Вот так они разделается с ней, и тогда они с братом заживут как прежде, опять станут неотразимой парочкой, во всем заодно, и от проклятого уныния и одиночества и след простынет. И вот еще интересная вещь — никогда в жизни он не чувствовал такого острого возбуждения, и член его так не твердел и не достигал подобных размеров, как сейчас. А с таким-то он, пожалуй, вставит этой сучке пару палок. Да и она-то, глянь-ка, совсем не против. Видать, вот не замечает разницы между ним и братом. Эта мысль несказанно греет Дэйва, усиливая удовольствие — ведь теперь он точь-в-точь как Пит, не то что раньше. Нет, Пит не станет долго на него дуться — за эти три месяца бабенка наверняка уже надоела ему, и он будет рад от нее отвязаться. Скорее всего Пит даже скажет ему спасибо. Наслаждение Дэйва все усиливается, он чувствует, что наверняка захочет сделать это снова. Трахать, трахать и трахать ее — вот что ему нужно! А может, так оно и будет и Пит не откажется поделиться. А уж узнает ли сама бабенка или нет, это как получится. Ведь можно же развлекаться и в темноте, А вдруг она согласится и в ее доме найдется местечко для третьего? Может, даже притащит свою сестру и они заживут вчетвером? Вот это совсем уж интересно! Тут наслаждение достигает своего пика, и ход его мыслей прерывается.