— Я все делала медленно, — сказала наконец Нелли.

— О чем вы?

— Если бы я была расторопней, возможно… — Она снова расплакалась.

— Чего вам не следует делать ни сейчас, ни когда бы то ни было, — сказал детектив, — так это винить себя.

— Вы выжили, — добавил его напарник, — вы пережили страшную трагедию, а значит, вы героиня. Не больше и не меньше.

— Вы не понимаете, — возразила Нелли. — Мы же пловцы. Мы могли уплыть. Могли уплыть по реке.

— Пловцы?

И она начала рассказывать им о плавании. Как она выступала в команде университета, а Джонни, недавний выпускник Техасского университета, установил третий национальный рекорд на стометровке баттерфляем и они познакомились прямо в бассейне. Нелли все говорила и говорила, вываливала эту совершенно ненужную информацию о себе и о Джонни, потому что ей внезапно показалось: нет ничего важнее, чем внести все это в полицейский протокол. Нелли сидела на диване в гостиной своего старого дома в перепачканной кровью футболке и следила, чтобы все, что касалось ее и Джонни, было каким-то образом узаконено, подтверждено официально…

— Что вам надо? — спросил Джонни, пятясь и пытаясь незаметно заслонить Нелли, чьи плечи он по-прежнему обнимал левой рукой.

Губы мужчины шевельнулись под платком.

— Деньги.

— Хорошо, — сказал Джонни. — Забирайте мои деньги. — Он свободной рукой полез в нагрудный карман, где обычно носил бумажник.

Обе его руки, таким образом, оказались заняты, а грудь — открыта для атаки. Мужчина шагнул вперед. Луна сверкнула на длинном лезвии. И тут раздался кошмарный звук — звук стали, уткнувшейся в кость, вошедшей в нее и вынырнувшей наружу. Джонни покачнулся.

Нелли поймала его. Нож выскользнул из тела Джонни и остался в руке мужчины. Нелли услышала тихое шипение: это воздух тонкой струйкой выходил из пронзенной груди. «Слава Богу, крови нет». Мужчина снова замахнулся, но Нелли успела инстинктивно ударить его ногой — изо всей силы. Угодила она в коленку. Мужчина замычал от боли, ноги его подкосились, он завертелся как ужаленный, и платок немного соскользнул — и тогда Нелли смогла на мгновение увидеть его лицо, хотя бы верхнюю часть. Белое лицо, вероятно, круглое, полное, с бледно-голубыми, почти бесцветными глазами. Тьму над Саншайн-роуд прорезали фары, и мужчина, наспех натянув платок, помчался прочь по Пэриш-стрит, в сторону леса. Поначалу он немного хромал, но хромота быстро исчезла.

— Джонни?

Он все еще держался за нее, но уже потихоньку сползал вниз. Нелли опустила его на землю.

— Ты в порядке? — спросила она, становясь на колени и обхватывая его голову руками.

— Кажется, да, — сказал он. И тут полилась кровь.

Глава 5

Пират открыл свою Библию и несколько раз перечитал следующий абзац. Во время чтения его губы едва заметно шевелились, тихим шепотом вторя прочитанному. Эти слова он уже давно знал наизусть, и процесс служил, скорее, восстановлению внутренней гармонии.

«И возвратил Господь потерю Иова, когда он помолился за друзей своих; и дал Господь Иову вдвое больше того, что он имел прежде. Тогда пришли к нему все братья его, и все сестры его, и все прежние знакомые его, и ели с ним хлеб в доме его, и тужили с ним, и утешали его за все зло, которое Господь навел на него, и дали ему каждый по кесите и по золотому кольцу. И благословил Бог последние дни Иова более, нежели прежние: у него было четырнадцать тысяч мелкого скота, шесть тысяч верблюдов, тысяча пар волов и тысяча ослиц. И было у него семь сыновей и три дочери».[7]

Возвратил потерю. Пират уже давно определил смысл этих слов: они значили, что Господь освободил Иова. Он откуда-то помнил строчку: «Это всего лишь испытание». Откуда же она? Из Книги Иова? Вряд ли, но он не мог сказать с уверенностью. Пират ни о чем не мог говорить с уверенностью после визита той адвокатессы с прекрасной кожей (как ее звали, он уже забыл). Если бы не ее прекрасная кожа, Пират решил бы, что эта встреча ему пригрезилась, вот только, чтобы представить такую кожу, его воображения не хватило бы. К тому же по тюрьме поползли слухи слухи о нем. Четырнадцать тысяч мелкого скота, шесть тысяч верблюдов; он понимал, что это форменное безумие. И от мысли об этих ослицах в голове начинался кавардак.

Теребя золотую закладку, он перечитал Книгу Иова целиком в тщетных поисках заветной строки. Это помогло ему скоротать время до физкультуры.

На занятия физкультурой Пират предпочитал брать с собой небольшое оружие. Пожалуй, даже очень маленькое оружие — обломок лезвия, с одной стороны заточенный, с другой притупленный и залепленный засохшей жвачкой, чтобы удобней было браться. Слишком маленькое для убийства, таким разве что резанешь, поцарапаешь. Не то чтобы он кого-либо резал и царапал этим лезвием; нет, Пират мирно сосуществовал с остальными заключенными. Но после одного происшествия, случившегося на занятии физкультурой на второй год его пребывания под стражей, у него появилась привычка готовиться к неожиданностям.

Едва он успел спрятать свое оружие, как дверь камеры еле слышно скрипнула: значит, вот-вот распахнется настежь. Крохотное оружие, завернутое в крохотную тряпицу. Пират поднял повязку, откатил веко (веко у него осталось, как у китов сохранились ненужные кости — он где-то вычитал этот факт) и засунул лезвие в глазницу. Там его оружие помещалось с трудом, нужно было выбрать нужный угол. Пират опустил веко, вернул повязку на место и пошел на физкультуру.

Занятия проходили в большой клетке без крыши, на грязном дворе с баскетбольным кольцом на краю. Пират почему-то пришел на пару минут раньше. Во дворе был только один заключенный, сидевший на корточках у забора, словно мучаясь от боли. Приблизившись, Пират узнал в нем Эстебана Мальви. Они были знакомы очень давно. Сердце Пирата забилось чаще, несмотря на то что он привык жить в полном умиротворении. Сердце его забилось чаще, и он почувствовал крохотное оружие в полой глазнице.

Второй год. Тогда спортплощадка на другом конце блока С была больше и еще не огорожена решеткой, только стенами самой тюрьмы. Блок С являлся самой старой частью здания, и на той площадке можно было отыскать укромные уголки, незаметные с вышек. Охранники патрулировали двор, так что от уголков тех проку было мало, однако в то утро, когда Эстебан Мальви счел поведение Пирата (тогда еще просто Эла) неуважительным, прок от них был, и еще какой.

Пират превосходил Эстебана Мальви физически, а на том этапе своей жизни любил вдобавок помахать кулаками. Штука была в том, что Мальви занимал очень высокое положение: его отец возглавлял какую-то центрально-американскую банду наркоторговцев, «Восемь пятерок». Пират об этой банде раньше не слышал, а услышал уже слишком поздно. Его заманили в один из укромных уголков двора, предложив покурить. Поначалу обстановка показалась дружелюбной: Мальви спокойно сидел на скамейке и ел йогурт пластмассовой ложечкой, его приспешники праздно шатались неподалеку. Классический пример обманчивого первого впечатления. Праздношатающиеся парни оказались членами банды «Восемь пятерок». В следующий миг Пират уже лежал, совершенно беспомощный, на земле, а Мальви выковыривал его правый глаз пластмассовой ложечкой. Разумеется, невозможно выковырять человеку глаз пластмассовой ложкой. Черпачок сразу же отломился, и Мальви завершил начатое острым концом черенка. Спустя минуту Пират остался один; охранники спешили на помощь. Свидетелей происшествия не нашлось, самому же Пирату, получившему новый жизненный опыт, хватило ума промолчать.

И вот, теперь уже на новой площадке, Эстебан Мальви сидит, прислонившись к забору; он бледен, он вспотел, он явно болен, и они проведут несколько минут наедине. Пират подошел ближе. Эстебан узнал его и, тотчас оценив ситуацию, попытался отползти прочь. Но он был слишком слаб, да и ползти было некуда. Пират опустился на корточки. Взгляд Эстебана метался из стороны в сторону, вероятно, в поисках подмоги. Но Пират знал, что подмога не придет. Обстоятельства сложились идеально.