Она позавтракала на скорую руку, выпив стакан молока с кукурузным хлебом. Потом, закатав рукава, начала помогать Иде со стиркой. Ида всегда грела на плите воду и наливала полный таз. Таз стоял на рабочем столе на заднем дворе. Стирать было обычно жарко, и поэтому приходилось начинать рано утром.

Миллисент летала по дому, словно вихрь, срывая с кроватей простыни и собирая остальные вещи, нуждающиеся в стирке. Затем она бросала их в таз, а Ида начинала стирать хозяйственным мылом.

Когда Ида заканчивала стирать одну какую-нибудь вещь, Милли откладывала ее в другой таз с чистой холодной водой. После того, как белье какое-то время полежало в холодной воде, Ида полоскала его, отжимала и бросала в корзину. Потом она выливала горячую мыльную воду, наливала чистую и начинала стирать новую партию белья. А в это время Милли стирала более мелкие вещи, такие, как салфетки, женские батистовые сорочки.

Но все же ее работа была не такой уж лёгкой, как могло показаться на первый взгляд. Когда Миллисент развесила белье на трех веревках на солнце, ее спина разламывалась. Простыни вешать было труднее всего;

они были огромными и тяжелыми от воды. Она с большим трудом перекидывала их через веревку, выравнивая свисающие стороны. Простыни вместе с рубашками Алана и ее одеждой заняли две самые большие веревки, а на ближней веревке она повесила нижнее белье, закрытое от прохожих большими простынями.

Они закончили к обеду, и теперь белье могло сохнуть на солнце почти целый день.

Ида уже ушла готовить обед, а Милли медленно шла к дому, разминая болевшие спину и шею, когда за кустарником послышались крики Бетси Лоуренс и лай собаки. Милли была сейчас слишком уставшей, чтобы встречаться с этим ребенком. Девочка, может, и не натворит что-нибудь ужасное, но в последнее время она полюбила вертеться вокруг Миллисент, задавая самые невероятные вопросы о чем и о ком угодно. Милли не могла понять, как она успевает интересоваться всем на свете.

— Привет! А что вы делаете? — дружелюбно спросила Бетси.

— Я иду домой обедать, — сухо ответила Милли, не особо-то надеясь, что девочка поймет намек и оставит ее в покое. — Сейчас время обеда.

— Я знаю. Папа тоже оторвался от своих бумажек и собирается есть. Но миссис Рафферти велела мне убираться из кухни и пойти погулять, пока она не накроет на стол. Она сказала, что я ее до смерти утомляю.

— Не понимаю, почему, — — сухо сказала Милли, продолжая свой путь.

— Я тоже не знаю. Я только спросила ее, почему плита греет. А вы знаете?

Миллисент снисходительно взглянула на нее:

— Как почему? Потому что ее зажигают, конечно.

— Это-то я знаю. Но я имею в виду, как огонь в плите заставляет ее работать, греть, а не сжигает ее, как, например, дерево или другие вещи? Или не расплавляет? Ну, почему железо выдерживает огонь? И почему она не сразу же остывает, когда мы выключаем ее?

И откуда только этот ребенок берет такие вопросы? Миллисент не любила отмалчиваться, когда ее о чем-то спрашивали, даже если вопросы были такими же неожиданными и нелепыми, как у Бетси.

— Нет, я — я думаю, металл может расплавиться при достаточно высокой температуре, значительно более высокой, чем в плите.

— Как в кузнице?

— Точно! — Миллисент улыбнулась ее сообразительности. Оказалось, Бетси вполне разумная девочка, хотя ум ее был весьма своеобразным. Просто стыдно, что она такая необразованная!

— Видишь ли, когда кузнец раскаляет железо, оно становится мягким и краснеет, поэтому он может придать ему нужную форму. Ты видела когда-нибудь?

— Да! Оно становится мягким, потому что начинает плавиться?

— Конечно. — По крайней мере, Милли так считала; она не была совершенно уверена, но думала, что детям нужно отвечать очень твердо, будто у тебя нет никаких сомнений.

— Понятно… Вы намного умнее миссис Рафферти.

Сочувствуя миссис Рафферти, Миллисент не посчитала это за комплимент:

— Так нельзя говорить о вашей прислуге. Это невежливо.

Бетси пожала плечами.

— Она тоже со мной невежлива. Почему только дети должны быть вежливыми?

— Вежливым должен быть каждый, — назидательно сказала Милли. И именно в этот момент ее речь была прервана.

Все это время Адмирал трусил следом за Бетси, но потом погнался за какой-то птахой, выпорхнувшей из травы. Когда он возвращался, догоняя Миллисент и Бетси, которые к этому времени дошли до крыльца, легкий ветерок начал колыхать подсыхающее белье. Собака присела перед рядом висящих простыней, ветерок дунул в ее сторону, и простыня чуть не хлопнула животное по носу. Адмирал отпрыгнул назад и настороженно наблюдал за колыхающимся на ветру бельем.

Вдруг он прыгнул вперед, вытянул морду и начал лаять на простыню. Потом опять опустился на передние лапы, беспрестанно виляя хвостом. Наблюдая за ним, Бетси начала хихикать, и даже Миллисент не смогла сдержать улыбки.

И тут ветер раскачал белье с новой силой, и Адмирал, сделав резкий прыжок, вцепился зубами в край простыни. Он начал пятиться, натягивая ткань и мотая головой. Миллисент задохнулась и схватилась руками за горло.

Адмирал прыгал то вперед, то назад, не выпуская простыню из пасти. Милли вышла, наконец, из оцепенения.

— Нельзя! — крикнула она и бросилась к собаке. — Это мои чистые простыни! Оставь белье в покое, гнусная тварь!

— Адмирал! — Бетси бежала следом. — Нельзя! Прекрати! Фу! Негодник! — бесполезно кричала она псу.

Миллисент тоже кричала, ругалась, но ей не удавалось схватить собаку за шерсть. Она была просто в бешенстве, потому что вся ее утренняя работа из-за этого пса полетит к черту.

Миллисент подвернула юбку повыше, почти до колен, и бросилась к веранде. Ясно, что ей нужно было раздобыть какое-то оружие. За дверью кухни она схватила метлу и побежала назад, к Адмиралу, высоко подняв ее.

Пока Миллисент бегала за «оружием», объекту ее ярости удалось сорвать простыню с веревки и бросить на землю. Через пару секунд Адмирал отпустил конец этой простыни и принялся за другую. Он схватил зубами сразу два конца полотнища, свисающего по обе стороны веревки. Рыча и извиваясь, он пытался сорвать и эту простыню, и повис на ней всем своим телом.

— Нельзя! — кричала Милли, приходя в неистовство при виде ее чистого белья, лежащего на земле, и к тому же порванного в нескольких местах зубами Адмирала.

Она начала отгонять пса метлой. Он отскочил, удивленно посмотрел на нее и бросился прочь с простыней в зубах. И тут, наконец, веревка не выдержала и оборвалась. Свободный конец с висящим бельем упал на землю. Миллисент в ужасе замерла. Адмирал, не разжимая зубов, бросился наутек. При этом последнем рывке веревка лопнула и с другой стороны, и все чистое белье теперь волочилось за собакой, словно длинный-длинный хвост.

— Адмирал! Ко мне! Нельзя! Подожди! — Бетси бросилась за собакой, крича и размахивая руками.

Миллисент с метлой в руках не отставала от девочки. Адмирал с простыней в зубах и к тому же с глупым игривым выражением на морде, казалось, принял это за новую веселую игру и удирал сквозь кусты во двор Лоуренсов. Перескочив через забор, он сделал резкий разворот назад. Милли и девочка не отставали от него. Бетси, на повороте не удержалась и упала, и Миллисент пришлось перепрыгнуть через нее, чтобы не упасть сверху.

Перед ней маячил Адмирал, проскользнувший между кустами в ее сад, волоча за собой простыни и как раз очутившись в луже грязи. Миллисент испустила яростный визг и рванулась вперед.

Она с глухим звуком шлепнулась в слякоть, но пальцы ее успели победно ухватиться за край простыни. Адмирал дернул полотнище к себе, и Милли упала прямо лицом в грязь. Однако она не выпустила из рук свою добычу, пытаясь одновременно вырвать у собаки простыню и встать на ноги.

Бетси что-то кричала за ее спиной; потом тоже ухватилась за край простыни, помогая Милли тянуть ее из пасти пса.

— Адмирал! — Собака повернулась, весело глядя на них и вовсю виляя хвостом. Милли, воспользовавшись моментом, вскочила с земли, и они вдвоем с Бетси резко рванули простыню к себе. Та натянулась, и Адмирал, присев на задние лапы, с новой силой вцепился в ткань, рыча и мотая головой.