Марк никак не отреагировал на ее реплику. Он продолжал молчать. Энэлайз, все еще стоявшая у двери, прошла и села в кресло, стоявшее напротив дивана, на котором сидел Марк. Старательно расправив свои юбки, чтобы оттянуть момент продолжения разговора, она, чувствуя как тишина в комнате становится все более напряженной, улыбнувшись, храбро продолжила:

— Ты обрадовался, что я пришла?

Марк не отвечал.

— Ах да, я совсем забыла, что в этом доме редко отвечают искренне.

— Какого черта ты пришла? Что тебе нужно? — грубо закричал Марк.

— Я пришла сообщить тебе, что через два дня мы вместе отъезжаем в Новый Орлеан. Сержант Джексон, вы можете начинать упаковывать вещи полковника и свои тоже, если вы решите ехать с нами.

— В Новый Орлеан?! — сверкнул глазами Марк. — Ты что с ума сошла. Я никуда не поеду!

— Мой дорогой, я — твоя жена, и твой отец согласился, что жить тебе надо со мной, а не в его доме.

— Я никуда не поеду!

— Ты ничего не понял, милый. У тебя нет выбора. Просто двое сильных слуг придут и вынесут тебя отсюда. Что ты сможешь сделать? Драться с ними или, может быть, убежать? — язвительно спросила Энэлайз.

Бледное лицо Марка покраснело, и он набросился на нее:

— Думай, что ты говоришь!

— Я и так все обдумала. — Теперь Энэлайз полностью взяла себя в руки и говорила спокойно, но с легкой иронией в голосе. — Я все обдумала и хочу вернуть тебя к нормальной жизни и сделаю это. Я не знаю, понимаешь ли ты, что сделал с собой? В этом доме все настолько трусливы, что не решаются сопротивляться тебе, а тем более говорить тебе правду. Но я не из робких, и ты это прекрасно знаешь. Ты действительно искалечен, но ты можешь вылечиться, но не хочешь этого. А вот почему, это еще вопрос. Возможно, тебе понравилось жалеть себя и валяться в своей комнате как улитка в своей раковине. Возможно, ты просто трусишь или делаешь это из упрямства. Во всяком случае, ты не хочешь сам себе помочь и тебя устраивает постоянная пьянка. В результате ты уже превратился в слабовольного алкоголика и в этом доме справиться с тобой уже никто не может, — закончила она уже презрительно.

Помолчав немного, Энэлайз добавила:

— Марк, ведь у тебя был такой сильный характер.

Муж ненавидяще посмотрел на нее, но не обращая внимания на эти испепеляющие взгляды, Энэлайз продолжала:

— Я хочу спасти твою душу и покончить с пьянством раз и навсегда.

Сержант Джексон даже поперхнулся, — ну и язычок у этой женщины? — И как только полковник управлялся с ней?

Джексон и не подозревал, чего стоило Энэлайз сохранять спокойствие, когда она вся сжималась от страха, но твердо вела свою линию, понимая, что как бы ни оскорблял ее Марк, она должна выдержать все — ради его блага.

«Ничего, через два дня, как только они отплывут, его страсти поутихнут», — подумала Энэлайз.

— И как же ты собираешься меня спасать? — издевательски передразнил ее Марк.

— Во-первых, ты не получишь больше виски. Мы отплываем через два дня и больше никто не принесет его тебе. А когда прибудем в Новый Орлеан, каждый слуга, снабдивший тебя виски, будет немедленно уволен. То же относится и к сержанту Джексону. Если он не пожелает расстаться с тобой, то будет выполнять мои, а не твои, приказы.

— Это я плачу Джексону, а не ты! — зарычал Марк.

— О, это не проблема. Если потребуется, то я легко докажу в суде, что ты не в состоянии распоряжаться своими деньгами, потому что ты инвалид, но, главное — пьяница. Таким образом, я получу право распоряжаться твоей военной пенсией, и если сержант Джексон не захочет поддержать меня, то я его не задерживаю.

Марк забушевал, ругаясь последними словами, но тут сержант Джексон, до этого только наблюдавший за сражением супругов, вмешался в разговор:

— Не надо, сэр, она права. Я уже давно видел, что вы губите себя спиртным, но я не мог вас остановить. И, если миссис Шэффер собирается прекратить ваши пьянки, то я буду на ее стороне.

— Шли бы вы оба к черту! Проклятье! Я сам себе достану выпить! — прокричал Марк.

Энэлайз в ответ на это только улыбнулась и сказала:

— Достанешь не раньше, чем сможешь выходить из дома до магазина, а для этого будешь лечиться.

Марк побледнел от этих слов. Он откинулся назад и закрыл глаза. Тихим голосом он произнес:

— Боже! Какая же ты оказалась стервозная баба! Пожалуйста, уйди отсюда, оставь меня в покое, Энэлайз.

У Энэлайз защемило сердце: «Неужели она проиграла? Может быть, не стоило себя так с ним вести? Боже! Она перегнула палку и разрушила свои планы!»

— Марк, — вновь обратилась она к нему. — Доктор сказал, что есть надежда на твое выздоровление, что твои ноги можно разработать. Ты будешь ходить, если захочешь. В Новом Орлеане я покажу тебя тетушке Монике — это знаменитая знахарка. Она поможет тебе, и ты будешь ходить, и рука начнет действовать.

— Нет, всякие ведьмы не помогут мне обрести здоровье, — неожиданно с болью в голосе сказал Марк. — Твой немец-доктор сказал, что раз я не чувствую ничего, когда он иголкой колет ноги и руку, то мне мало, что поможет. В лучшем случае, я встану на костыли. И больше ничего. Как ты не можешь этого понять?

— Так ты отказываешься ехать и отказываешься лечиться? Зато я так легко не отказываюсь от своего долга как жены. Я хочу, чтобы ты выздоровел не только ради тебя. Бросить калеку я не могу. А вот, когда я вылечу тебя, когда ты встанешь на ноги и сможешь без моей помощи заботиться о себе, вот тогда я смогу оставить тебя и с чистой совестью развестись. Знай же, что тогда, когда Фрэнсис обвиняла меня в связи с Куртом Миллером, наши отношения были только дружескими.

Марк вопросительно взглянул на нее:

— Тогда? Ты хочешь сказать, что потом…

— Да. После того, как ты уехал, я еле пришла в себя. Но Курт был так добр и заботлив со мной, что я в него влюбилась. Я ведь уже говорила тебе, что рассчитывала на развод с тобой, после которого я смогу выйти замуж за Миллера. Но я не могу сделать этого, пока ты настолько беспомощен. Как видишь, мне придется немало потрудиться, чтобы ты как можно быстрее стал здоровым, а я — счастливой.

Их взгляды встретились, и Марк зашипел:

— Иди отсюда к черту! Я дал тебе согласие на развод! Оставь меня в покое и уходи немедленно!

— И не собираюсь. Я не такая как ты и от ответ-твенности не бегу. Пока ты — калека, я не разведусь с тобой, — сказала Энэлайз нарочно грубо.

Стиснув зубы, Марк ответил:

— Тогда, клянусь тебе Богом, я снова начну ходить. Мне больше ничего не остается делать. Только так мы сможем отделаться друг от друга! А сейчас — вон отсюда!

Энэлайз быстро поднялась и, не оглядываясь и не прощаясь, чтобы он не заметил радостного блеска в ее глазах, почти выбежала из комнаты.

Итак, сработало! Она сыграла на его самолюбии и ревности к Курту. Это настолько взорвало его, что от его апатии не осталось и следа. Теперь он так разозлился, что приложит все усилия и станет быстренько на ноги.

Закрыв за собой дверь, она, обессилевшая, почти рухнула на скамейку из красного дерева, что стояла в зале. Она дрожала от дикого напряжения как осиновый лист.

Удалось! Ей все удалось! Она расшевелила его и не важно, чего ей это стоило. Господи, но какими глазами он на нее глядел! Она никогда не забудет этого пронизывающего и зловещего взгляда.

За дверью еще слышалась брань, а затем послышался грохот и что-то разбилось о дверь. Она вскочила со скамейки, но тотчас схватилась за виски — там возникла резкая боль.

Ей пришлось опять опуститься на скамейку, чтобы не упасть от охватившей ее слабости. А за дверью опять послышался звон бьющегося стекла — это Марк в сильном гневе швырял вослед ей все, что попадалось ему под руку.

Энэлайз нетерпеливо расхаживала по своей крошечной каюте от двери к иллюминатору и обратно. Вот-вот должны были доставить Марка, если только его отец не передумал в последнюю минуту. Энэлайз закусила губу — надо было послать за Марком своих людей и экипаж, не доверяя мистеру Шэфферу.