Все, кто знал Ляпунова, видели, что он хитро прики­дывается, наслаждается своей точной игрой и вот-вот со­вершит выверт, который заметят они, но вряд ли разга­дают учителя.

Вот какой выверт – это пока что не прояснялось.

– Все же скажу, – продолжал Ляпунов, точно пре­одолев сомнения. – Помню, недавно критиковали меня на комитете за то, что употребляю, обращаясь к девочкам, дурацкое, бессмысленное слово. Не стоит его здесь и по­вторять.

Зинаида Васильевна удовлетворенно кивнула.

– Это он про «ложкомойниц»... – перешептывались де­вочки.

– Мне тогда Зинаида Васильевна и другие члены ко­митета помогли понять – именно попять, какое вредное у меня было поведение! Пусть ребята скажут, слышали от меня потом хоть раз это слово или нет... – Ляпунов передохнул. – Мне, между прочим, в память запало из Ломоносова: «На итальянском с женским полом говорить пристойно», – сказал он, простодушно улыбаясь и как бы извиняясь, что касается посторонних вещей. – Иногда ду­маешь даже: неплохо бы, верно, итальянским этим вла­деть...

– А что же, а что же, не могли бы вы час в день уде­лять иностранному языку?! – перебил Макар Андронович, совершенно растрогавшись. – У вас же хорошие способно­сти, вы же могли бы второй иностранный изучить шутя! – Это был конек Макара Андроновича: он постоянно ратовал за то, чтоб в школе преподавали два иностранных язы­ка. – Итальянский, французский – какой выбрали бы!..

Он всплеснул руками и осекся, словно осознав вдруг бесплодность этого разговора.

– Или взять другой эпизод. Помню, в пятом классе угораздило меня на диктанте закричать «Кукареку!» – продолжал Ляпунов совсем уже в тоне воспоминаний о далеком и милом прошлом. – И сошло мне это с рук. Не придали значения. Так я потом этот номер раза два повто­рял! Поэтому мы правильно делаем, что не сквозь пальцы глядим на выходку Кавалерчика. Что это такое?! – Ляпу­нов повысил голос: – Какой-то хулиган бросает в класс снежок, а Борис орет: «Полундра!»

– То есть как... – вмешалась было Зинаида Василь­евна.

– Я сейчас кончу, – заверил Ляпунов, не делая пау­зы. – Так вот – полундра! Что это значит? Бомбят, что ли?.. Я сперва так понял. И только потом уж я доискал­ся, – сообщил Ляпунов с увлечением завзятого исследо­вателя, – что на морском жаргоне это означает примерно «свистать всех наверх!». Как же ты, Борис, выкрикива­ешь, понимаешь ли, жаргонное словечко в нашей замеча­тельной школе да еще на уроке географии!

– Значит, вы утверждаете, – сказала Зинаида Ва­сильевна, – что Кавалерчик крикнул «полундра»? – Она в упор смотрела на Ляпунова.

И тут Ляпунов доказал, что недаром написал о себе «готовый к борьбе...».

– А Борис отрицает? – встрепенулся он, рывком по­ворачиваясь к Кавалерчику. – Юлишь?..

– Я не юлю! – вяло огрызнулся Кавалерчик, совер­шенно не соображая, что происходит.

– Холина, что крикнул Кавалерчик? – спросила Котова. – Как член комитета несете ответственность за ответ.

– Полундра, – ответила Лена, улыбаясь обезоружи­вающе лучезарно. – Пусть он сам, Зинаида Васильевна, несет ответственность, если орет как ненормальный... Нет, серьезно! – обернулась она к засмеявшимся подругам и села.

– Комсорг, – обратилась Котова к Станкину, – поче­му в своем выступлении не сказали, что именно крикнул Кавалерчик?

– Я воспринял его вопль, – вдумчиво и корректно от­ветил Станкин, – как междометие. Для моего слуха это было нечленораздельно.

Ответы остальных ребят совпадали с рассказом Ляпу­нова. «Полундра, полундра», – твердили опрашиваемые. С каждым новым повторением этого слова оживление в классе все увеличивалось. Росло число улыбок, заслоняе­мых ладонями, и довольных смешков, маскируемых сухим кашлем. В конце концов это стало заметно.

– В чем дело? – осведомился Макар Андронович.

Девочки пошушукались между собой, после чего, под­талкиваемая другими, встала Терехина.

– Неудобно, что мы все время произносим жаргон­ное слово, – сказала она, раздувая ноздри, и как-то с раз­маху опустилась на парту, точно ее дернули сзади.

Другие девочки, багровея, шумно задышали. У одной сдерживаемый смех прорвался тоненьким всхлипом. Она тотчас выбежала в коридор, прижимая к носу платочек.

– Так, – сказала Котова. – Откуда же нам в редколле­гии радиогазеты стало известно относительно возгласа «бомба»? Может быть, я с потолка это взяла?

Ребята молчали.

– Вероятно, вы узнали об этом от меня, – откликнул­ся Макар Андронович.

– Тогда, прошу вас, установите окончательно, что крикнул Кавалерчик: «бомба» или «полундра»?

– Откровенно говоря, – сказал Макар Андронович, – не вижу различия: так или иначе, была недостойная по­пытка нарушить порядок на уроке.

– Нет, – возразила Котова учтиво, но категориче­ски, – различие коренное.

– Не берусь наверняка... – медленно начал было старый учитель. – Я полагаюсь на эти молодые уши! – не­ожиданно закончил он, сделав жест в сторону класса.

Наступила пауза. Все исподволь поглядывали на Зи­наиду Васильевну.

– Что же вы не ведете собрание? – спросила она Станкина.

Станкин выжидательно посмотрел на ребят, как бы прося подсказать, что от него сейчас требуется. С полми­нуты никто не мог припомнить, что положено объявлять председателю в этот момент.

– Надо принять решение, – нашелся первым Ляпунов.

– Поступило предложение принять решение, – под­хватил Стасик. – Какие будут предложения?

– Выговор...

– Ага, выговор!

– Без занесения...

– Будут ли другие предложения? – Стасик скосил глаза на Зинаиду Васильевну.

– Товарищи, решать вам, – сказала она. – Не нужно на меня оглядываться.

Выговор был объявлен единогласно.

Из школы вышли гурьбой и только в переулке стали поздравлять Кавалерчика, крепко хлопая его по плечам и спине, шумно, шутливо болтать и тузить друг друга.

Кавалерчик улыбался, как именинник перед несмет­ным числом приятных, но нежданных гостей. Он шагал рядом с Ляпуновым, порываясь что-то сказать ему, а тот неутомимо дурачился, и к нему нельзя было сунуться с прочувствованными словами.

– Ляпа! – Станкин взял руку Ляпунова и тряс, пока не привлек его внимания. – Что здорово, то здорово!

– Сметка! – пожал плечами Ляпунов.

– Ляпунов, спасибо, – воспользовался минутой Кава­лерчик. – Сам понимаешь, как я...

– Брось! – сказал Ляпунов.

– Хотя и противно, что врать пришлось, – раздумчи­во и доверительно добавил Борис и еще раз пожал руку Ляпунову.

– А ты раньше завучу, директору про бомбу не гово­рил? – спросил тот.

– Нет, с ними я только так, вообще...

– Ну, и все, – закончил Ляпунов.

Уже далеко от школы, когда ребята все еще шумно обсуждали случившееся, их нагнала и окликнула Наталья Николаевна:

– О чем вы?

– Так просто... Вообще... – неопределенно протянул кто-то.

– Ребята, Наталье Николаевне можно рассказать, – вмешался Валерий. – Как у вас совет дружины закончил­ся, полный порядок? – спросил он, простотой и приветли­востью своего тона давая понять ребятам, что остерегаться нечего.

– Полный не полный, но все-таки вникли. Завтра передадим в «Школьные новости» опровержение по поводу Хмелика.

– Вы ему, он – в эфир! – обрадовался Валерий, зна­комя Наталью Николаевну со Станкиным.

Затем Наталье Николаевне коротко рассказали, что было на собрании комсомольской группы 9-го «А», и взя­ли с нее обещание хранить их секрет.

– Могила! – произнесла Наталья Николаевна шутли­во, не желая показывать вида, что придает какое-либо значение услышанной истории.

– Нет, серьезно, – слегка обеспокоился Валерий.

– Еще я знаю такую клятву: «И пусть я паду безды­ханной на землю, если пророню хоть слово!» Устраивает вас?..

И тут Наталья Николаевна перехватила устремленные на Валерия тревожные взгляды. Шутки были неуместны.

– Ну, честное мое слово, ребята! Довольно с вас? – проговорила она поспешно.

– Мы бы вам и так поверили... – покривил душой Ва­лерий, только теперь по-настоящему успокоенный.