— Я сделаю все, чтобы быть с тобой.

— Я не гожусь ни для кого, — еще раз сказал Наварро.

— Для меня ты все, Наварро Брид.

— Джесс, ты ошибаешься, ты слепа. Я думал, что в этом нет моей вины, но все-таки есть. Я мог сбежать от родителей, когда был еще мальчиком. Я в любой момент мог уйти от апачей, мог никогда не возвращаться к отцу. Но в душе я такой же плохой, эгоистичный и бессердечный, как мои отец и мать.

— Ничто в твоем прошлом не пугает меня, так как я знаю тебя сейчас, каким ты стал. Наварро, ты изменился. Неужели ты сам этого не видишь? Ты остался здесь не из-за денег. И теперь ты отказываешься от того, чем так хочешь обладать, не из эгоизма. Разве это ни о чем тебе не говорит? Если ты так бессердечен, то почему ты испытываешь что-то по отношению ко мне и к другим? Что для злого человека могут значить наша безопасность и свобода? Тебе пришлось стать жестоким и сломленным после того, что ты пережил. Но в тебе очень много доброты и нежности. И как бы ты ни старался скрыть это, тебе не удается. И не надо, любовь моя. Неважно, как тебя воспитывали твои родители, ты знаешь разницу между добром и злом, между тем, что правильно, а что нет.

— Мой отец и апачи учили меня, — пробормотал Наварро, — что, когда видишь то, чем хочешь обладать, бери, невзирая ни на какой риск.

— Тогда почему ты не похитил меня?

— Я сделал это, Джесс, тем или иным способом.

— И это все, что тебе нужно?

— Так должно быть. В прошлом я совершил много плохого, нажил себе много врагов. Если я останусь, то это будет еще большим злом для тебя. Я все время буду бояться выйти с ранчо, бояться всех, кто приедет сюда. Мне будет страшно от того, что меня узнают. Мои портреты уже наверняка разослали по всей стране. К вам приходят сезонные рабочие, вы нанимаете пастухов, чтобы отогнать скот на рынок, у вас бывают поставщики. Джесс, я не смогу все время прятаться. Мы с тобой не сможем жить, спрятавшись от всего мира. Чем больше ты будешь расширять свои дела, тем больше вероятность, что ты встретишься с кем-то, кто видел мой портрет. Ты слушаешь, но не слышишь меня. Джесс, все случилось слишком поздно для нас. Теперь нам пора расстаться.

Джесс поняла, что в мучительных словах Наварро содержится правда. Она знала, что не сможет остановить его, но всегда будет жить надеждой на его возвращение.

— Что бы ты ни говорил, я буду ждать тебя. Тебя не смогут искать вечно. Поезжай в какое-нибудь безопасное место и затаись. Когда пройдет достаточно времени, возвращайся ко мне. Ты не сможешь переубедить меня. Я буду ждать. Ты можешь любить меня в последний раз?

— Нет, Джесс. Это будет слишком тяжело для нас обоих. Кроме того, ребята уже просыпаются. У нас не осталось больше времени. В твоей новой жизни тебе не будет нужен ублюдок-полукровка, которого разыскивают, чтобы повесить. Ты гоняешься за ветром. Отпусти дикого и опасного мустанга на свободу. Пусть бродит в одиночестве. Если ты захочешь набросить на него лассо, он может ранить тебя.

— Однажды ты вернешься, Наварро. Я верю в это всем сердцем. Я хочу дать тебе кое-что, что будет напоминать обо мне.

Джесс достала медальон со своим портретом внутри. Она приготовила его в качестве подарка бабушке на день рождения. Джесс раскрыла створки медальона и показала искусно нарисованную миниатюру.

— Хочешь взять это? — предложила она.

Наварро взял медальон за цепочку и посмотрел на изображение своей возлюбленной. Затем он резко захлопнул медальон и засунул его в карман. Он не мог сейчас говорить о любви. Этого нельзя было делать, ведь он покидал ее навсегда. Боль пронизала его сердце, когда он осознал, какая прекрасная жизнь похищена у него. Наварро дотронулся до распущенных волос Джессики, погладил ее по щеке. Вдруг руки его опустились.

— Прости меня, Джесс. Я буду тосковать по тебе.

В ее глазах заблестели слезы.

— Я тоже буду тосковать по тебе. — Она бросилась в его объятия. — Очень сильно, — прошептала она. Джесс подняла голову и встала на цыпочки, чтобы поцеловать Наварро. Это был поцелуй, наполненный нежностью и горечью. Джесс не попыталась броситься за ним, когда он отпрянул, взглянул на нее в последний раз, повернулся, подошел к своей лошади и сел в седло.

Джесс стояла на заднем крыльце и смотрела, как он уезжает. Она чувствовала ту же боль и негодование, что и он. Наконец в его жизни появилось нечто настоящее и важное, а он не смог поймать и удержать это. Их разлука была высшим проявлением жестокости жизни, но Джесс была бессильна спасти своего возлюбленного. Наварро ни разу не сказал «я люблю тебя», хотя она знала, что это так. Если бы только она смогла его убедить вернуться когда-нибудь. Но каким-то образом ощущение конца, подобное тому, что она испытала перед гибелью своего отца, пронзало ее. Впервые Джесс почувствовала безнадежность. Слезы заструились по ее лицу, и она бросилась в дом, чтобы дать им волю. Она чувствовала, как в этот чудесный июньский день ее жизнь, ее любовь ломались, а ее сердце разрывалось на части от боли.

16

Во вторник Мэри Луиза пришла в офис, где ее дожидалась Джесси. Адвокат ознакомил сестер с бумагами, и они подписали их. Всего было сделано три документа: по одному каждой из сестер, и один экземпляр адвокат оставил у себя. Джесс передала сестре сорок тысяч долларов, и Мэри Луиза оставила расписку, что она получила эти деньги. После этого они договорились, что последующие выплаты будут производиться в июне каждого года последующие восемь лет. Адвокат сказал Мэри Луизе и Джессике, что теперь их сделка оформлена официально, и оставил их наедине, чтобы они могли поговорить.

Так как, возможно, это был их последний разговор, Джесс сказала с искренней добротой в голосе:

— Все сделано, Мэри Луиза. Давай расстанемся друзьями. Я люблю тебя, и мне по-настоящему жаль, что жизнь на ранчо не подходит тебе. Надеюсь, на востоке у тебя будет все хорошо. И, пожалуйста, будь осторожнее. Ты богатая женщина, и люди могут этим воспользоваться. Напиши нам, когда устроишься на новом месте.

— Джессика, не надо любезностей, когда уже слишком поздно. Если ты думаешь, что я прощу тебе твой долг теперь, когда я богата, то ты ошибаешься. Я больше никогда не вернусь домой. Я ненавижу это место. Вы с отцом едва не привели нас всех к гибели.

Джесс разозлило такое недружелюбное отношение сестры.

— Папа мог бы быть жив, если бы ты не солгала про Наварро и его не выгнали. Если бы папа не был так озабочен этой войной с Флетчером и неприятностями с тобой, он не пошел бы на кладбище один. У тебя есть свобода и деньги, так что, я надеюсь, ты сумеешь ими вдоволь насладиться. Они достались тебе дорогой ценой.

— Ты дура. Папа не стал бы выгонять этого бродягу из-за меня. Он знал, что я солгала. Он просто хотел разлучить Наварро и тебя. Ты — единственный ребенок, которым он дорожил и не хотел потерять тебя из-за другого мужчины. А ты, если ты думаешь, что сможешь завоевать этого дикого и опасного, как мустанг, мужчину, то ты сошла с ума. Он бесчувственный эгоист. Расскажи мне, что он получил от тебя за эти деньги? — спросила она, указывая на тяжелую сумку. — Я знаю, он украл их у Уилбора. И я уверена, что за них он получил большую награду.

— Это ты бесчувственная эгоистка, Мэри Луиза. Мне жалко тебя. Однажды денег и привлекательной внешности будет тебе недостаточно, чтобы защититься от жизни и стать счастливой.

— Говорит жалкая оборванка богатой и уважаемой вдове. Спорю, ты много раз валялась на траве с этим бродягой. Наверное, в эту самую минуту он ждет тебя в твоей комнате, чтобы отпраздновать вашу победу очередной собачьей свадьбой.

— Наварро уехал. Его работа выполнена, и он уехал вчера утром.

— Это все потому, что в тебе недостаточно женственности, чтобы удержать его. Ты стала совсем как отец.

— Мне жаль, что ты так обижена на меня, сестренка. Я давно это подозревала, но отказывалась верить и молила, чтобы это оказалось неправдой. Если бы мама не умерла, когда ты была еще маленькой, ты могла бы быть другой. Может быть, тогда ты знала бы, что такое сочувствие и сердечность, любила бы дом и семью, как мы все.