— Ты тоже привыкнешь, дорогая. Это только начало, — сказал Форбс, коротко рассмеялся и добавил: — Не плачь. Пожалуйста, моя дорогая, не плачь. Я не могу видеть тебя несчастной. Ты знаешь, я сделаю все, чтобы быть с тобой как можно быстрее.

Она кивнула головой, но в глубине души не соглашалась с этим.

Ее предупреждали все — не только Форбс. И Стивен… Мысль о Стивене ужаснула ее.

Паника заставила ее повернуться и схватиться за Форбса.

— О, дорогой, дорогой, я не хочу, чтобы ты уезжал.

У Форбса было слабое воображение, и он не знал, что творилось у нее в голове. Но он прижал ее к себе, довольный и польщенный ее реакцией.

— Пойдем наверх в спальню, дорогая, — прошептал он. — День был тяжелый и ты устала. Завтра все покажется не таким мрачным.

Но Ивонна думала: «Он полетит в Грецию, и я останусь одна — миссис Джеффертон без своего мужа возвращается под родительскую крышу. И я захочу рисовать, я захочу вернуться в Академию, но я не хочу быть одна, потому что Стивен…»

Эти и другие мысли проплывали в голове Ивонны.

Она, так же, как и раньше, будет видеть своих старых друзей. Марджори, которая сейчас смотрела за Стивеном. Она могла бы даже влюбиться в него, и, вероятно, виделась в доме общих друзей. Ивонна ждала того момента, когда уедет с Форбсом и сможет начать новую жизнь с ним. Она была охвачена отупляющим страхом перед будущим. Она позволила Форбсу поднять себя с кресла и машинально пошла за ним.

2

Однажды февральским серым днем, когда шел дождь со снегом и дул резкий ветер, Марджори Шо вышла из Академии и направилась к мастерской Стивена Байста.

В последнее время у нее появилась привычка после уроков идти в мастерскую и готовить завтрак для Стивена. Стивен уже не посещал Академию. Он окончил занятия. В последние месяцы он напряженно рисовал, готовясь к выставке. Марджори лучше, чем кто-либо знала, как усердно Стивен работал, и на какие жертвы пошел, чтобы устроить эту выставку, которая была делом дорогостоящим.

Марджори была «домработницей» Стивена с тех пор, как Ивонна забросила рисование. Она любила его с неистовой страстью, на которую Стивен не отвечал. Иногда Стивен вспоминал, что нужно дать Марджори денег на еду. И иногда говорил ей «спасибо» за то, что она делает, очевидной благодарностью, которая была достаточной для нее наградой.

Марджори уже не притворялась, что питает к Ивонне неприязнь. Медленно червь ревности подтачивал дружбу. Она ненавидела свою старую подругу. С горькой завистью она желала иметь очарование Ивонны, красоту, с помощью которой она завоюет Стивена; и ненавидела подругу, потому что Стивен любил ее; потому, что Марджори знала: он все еще любит ее. Стивен редко упоминал имя Ивонны. Но однажды, раскладывая холсты, он вытащил один, на котором были изображены голова и плечи Ивонны, стал смотреть на намеченные линии, и Марджори увидела, как боль явственно отразилась на его тонком, умном лице. Потом Стивен отложил холст. Он не сказал ни слова. Но по молчанию Стивена Марджори догадалась о его чувствах к Ивонне.

Этим утром, когда Марджори нажала на кнопку звонка мастерской Стивена, ей пришлось прождать довольно долго. Она звонила второй раз. Дверь открыла Эвелин Тернер, и Марджори огорчилась, узнав, что Стивен не один. Здесь были оба Тернера, Ноэль и Стивен деятельно упаковывали холсты. У Эвелин в руке были карандаш и бумага:

— Извини, мы не услышали звонок сразу, — сказала она. — Во время работы мы слушали Бетховена. Ноэль упаковывает, а я делаю списки.

Марджори вошла в мастерскую, снимая шляпку и шарф.

— Что вы делаете? — спросила она с показной бодростью, но ревность заставила ее сердце вздрогнуть.

Стивен, с наполовину выкуренной сигаретой в губах, стоял на коленях перед грудой холстов.

Сейчас Стивен произвел на Марджори большое впечатление. Он выглядел гораздо более взволнованным и оживленным, чем в последнее время. Он держал свой секрет в тайне от нее, от всех, кроме близнецов. Ноэль знал, потому что помогал Стивену. Неделю или две назад отчим Ноэля, человек состоятельный, хозяин хорошо известного магазина драгоценностей и антиквариата в Вест-Энде [1], привел к себе домой знаменитого торговца произведениями искусства из Дании, Саймона Ван Оргу. Хорошо известное имя в мире искусства. Ван Орга был критиком и торговцем с мировым именем.

Ноэль рассказал Ван Оргу о своем друге, Стивене Байсте. У него дома был портрет Эвелин, нарисованный Стивеном; голова и плечи долговязой девушки с кудрявыми волосами в темно-красном спортивном свитере. Глаз Ван Орги уловил живость рисунка и хорошую технику. Он так заинтересовался, что решил пойти в мастерскую Стивена и посмотреть на его работы.

Это произошло вчера. Ван Орга оставил изумленного Стивена с чеком в кармане на самую большую сумму денег, которая когда-либо у того была. Ван Орга немедленно купил две его работы. Он был в Лондоне только две недели, а затем возвращался домой и поэтому предложил Стивену провести свою выставку раньше, чем предполагалось. Ван Орга брал на себя ее организацию. Не скромную, маленькую, какую мог позволить себе и Стивен, а большую выставку на Бонд-стрит, да еще и с рекламой. Только такой человек, как Ван Орга мог устроить ее быстро.

— Конечно, много еще нужно сделать, и я буду рисовать, как сумасшедший до следующего четверга. Это все нужно вставить в рамы, — Стивен указал на холсты на полу.

Престижный район Лондона.

Тут вмешалась Эвелин:

— Я была здесь, Марджори, и слышала, как Ван Орга сказал о Стивене: «Ты будешь великим, мой мальчик. Ты молод и у тебя впереди годы работы и самосовершенствования, но уже сейчас у тебя есть задатки художника, великого художника». — И Эвелин добавила, не переводя дыхания: — Это все смелые краски Стивена, его оригинальные композиции, которые понравились Ван Орге. Я всегда знала, что это случится.

Марджори повернулась к Стивену и искренне произнесла:

— О, я так рада за тебя, Стивен, дорогой!

— Спасибо, — ответил он и повернулся к Ноэлю.

— Кстати, он хочет ту работу, рыбацкие лодки в Дьеппской гавани. Не забудь об этом, Ноэль. И вон ту работу слева.

— У тебя есть и лучше, чем эта, — сказал Ноэль, изучая холст.

Раздумывая, Стивен почесал голову.

— А что с «Дьеппской гаванью»?

Марджори смотрела на него, сердце билось медленно, в груди поднималось чувство горечи. Она поняла, что уже не считается «рабом» Стивена. Успех, деньги — надежда на все это пришла к нему накануне вечером, так же как и к тем, кто трудился в поте лица. Но она не причастна к его успеху. Стивен не обращал на нее внимания. Марджори все еще трогательно была рада, что Ван Орга «открыл его». Она, даже более страстно, чем любой из его друзей, всегда верила в гений Стивена.

Неожиданно Стивен сказал:

— Черт! Я знаю. Я дал эту вещь с Дьеппом Ивонне.

Это имя прозвучало в мастерской, как колокол, разбивающий тишину. У Марджори перехватило дыхание. Близнецы переглянулись. Стивен добавил:

— Это одна из моих лучших картин. И вон там висел холст с изображением головы и плеч Ивонны; кто-нибудь из вас помнит его? Ван Оргу нужно увидеть картину. Она должна быть на моей выставке. Но я послал ее Ивонне в качестве подарка на свадьбу.

Ноэль посмотрел на друга, чьими работами он восхищался, и дружбу которого ценил больше, чем чью-либо.

— А ты не мог бы одолжить ее у Ивонны на время выставки?

Стивен спокойно спросил:

— Кто-нибудь знает, где сейчас Ивонна?

— Да, она вернулась в Лондон, — ответила Эвелин.

Стивен быстро оторвал взгляд от холстов, которые упаковывал.

— А где ее муж?

— В Греции, — сказала Эвелин. — Я видела Ивонну вчера вечером. Она зашла к нам на ужин и сказала мне, что Форбса отправляют в Грецию сразу после Рождества.

Стивен задумался. Марджори, глядя на него темным, напряженным взглядом, заметила, как меняется цвет его лица. Она чувствовала, как в ней волнами поднимается ярость.