– Картина похожа на какую-то огромную зашифрованную книгу, – сказал он. – Ее нужно читать снова и снова, прежде чем начнешь понимать, что в ней сказано!

– Я вас понимаю, – горячо согласилась Дженни. – Я видела картину много раз, но по-прежнему теряюсь, когда стою перед ней.

Глен не ответил, поглощенный гениальной работой.

– Отец не ждет, что вы оцените картину с первого взгляда. Но знайте, она имеет для него огромное значение! – горячо воскликнула она.

Он повернулся и удивленно взглянул на нее:

– Я счел за честь, что ваш отец пожелал поговорить со мной о ней. Я и не мечтал о таком счастье!

В студии были еще полотна, но он не стал смотреть их.

– В другой раз, – сказал он. – Сейчас я не в состоянии воспринять ничего больше. Это гигантское полотно обладает невероятной силой!

– И вас ждет папа, – напомнила Дженни. Когда он помогал ей задернуть жалюзи, его рука коснулась ее руки. Они молча стояли лицом друг к другу в затененной мастерской перед огромным монументальным полотном. Между ними пробежала искра мимолетного чувства. «Держи меня, Глен! – хотелось крикнуть Дженни. – Прижми к себе крепче! Позволь мне почувствовать, как твое сердце бьется в унисон с моим, ощутить твой поцелуй на моих губах!»

Он заметил, как слегка дрогнуло ее лицо, словно она произнесла эти безумные слова вслух. Они пристально, беззащитно и без тени смущения глядели друг на друга. Подняв руку, он мягко провел ею по ее лицу и векам, закрывая глаза.

– Мне легче, когда я не вижу ваших глаз, – произнес Глен и, повернувшись, первым вышел на солнечный свет.

«Он неравнодушен ко мне, – подумала Дженни, выходя за ним. – Какое-то чувство ко мне он все-таки испытывает!» И в ту же минуту с горечью вопрошала: кто дал ей право спекулировать этим чувством? Она невеста Джона. Запутавшаяся, неверная, но все же невеста Джона! До прихода парохода, то есть до утра вторника, она обязана взять себя в руки!

Навстречу им из дома шли Димплс с няней. Девочка только что встала после дневного сна. Увидев их, она побежала к ним, протянув пухленькие маленькие ручки.

– Дядя! – обхватив колени Глена, с восторгом закричала она.

Глен и Дженни засмеялись, и он, наклонившись, потрепал мягкие светлые локоны.

– К вам так липнут все женщины? – все еще смеясь, спросила Дженни.

Насмешливо взглянув на Дженни, Глен взял девочку на руки.

– Только очень юные и красивые, – ответил он.

Димплс, обняв его за шею, с обожанием смотрела на него.

– Дядя! – довольным тоном промурлыкала она. – Добрый дядя!

– Как бы высоко я ни ценил твой комплимент, боюсь, нам надо идти, – опуская девочку на землю, сказал он. – Нас ждет твой дедушка.

– Деда, – эхом повторила она. – Бедный деда болен – Понимающе кивнув, Димплс без капризов пошла с няней.

– Вы блестяще выдержали маленькое испытание, – не могла не сказать Дженни, когда они вошли в дом. – Димплс явно намеревалась покататься у вас на плечах. И она способна поднять адский шум, если не получает желаемого. Но вы все правильно ей объяснили.

– Славная девчушка. Ваша племянница, полагаю, – не отреагировав на похвалу, заметил он.

– Да, – ответила Дженни с тем странным чувством, которое неизбежно обуревало ее, когда она осознавала, что она тетя, причем незамужняя тетя.

Эдриэн, сидевший в кресле, приветливо поздоровался с гостем. Проницательные, всевидящие глаза художника внимательно рассматривали Глена, когда Дженни представляла его.

– Я слышал, вы работаете над историей нашего острова, – начал он разговор, когда Дженни и гость уселись в кресла, заранее приготовленные заботливой сестрой Терезой.

Говоря о своем любимом острове, отец заметно воодушевился. Он рассказал Глену, что проводит тут каждое лето почти с момента окончания войны.

– Я бывал здесь и до войны, в тридцатых годах. Тогда визиты сюда были для меня чем-то вроде приключения, потому что после Лондона я попадал в довольно бедную, почти средневековую обстановку.

Он рассказывал, с каким трудом крестьяне выращивали урожай на своей земле. Суровые законы, издаваемые хозяевами, ограничили рыбную ловлю, их основной промысел.

– Здесь нередко можно было встретить нищих, которые с большим достоинством просили милостыню. Вместо дорог здесь были проложены тропы для скота, а о машинах никто и не слышал. Теперь положение улучшилось, остров процветает. С присущим им славянским упорством жители Зелена, так же как и жители материка, преодолели последствия десятилетий иностранного владычества и стали независимыми. – Немного помолчав, он задумчиво добавил: – Кое-что из этого я попытался привнести в мою картину. Дженни вам уже показала ее?

– Показала! – подтвердил Глен и начал взахлеб рассказывать о своем впечатлении от великого, как он считал, полотна. Он говорил о красноречивых лицах на картине, батальных сценах и удивительной гармонии мирного пейзажа, служащего фоном.

– Этих людей никто никогда не побеждал, – сказал Эдриэн и, многозначительно понизив голос, добавил: – До сих пор. Теперь впервые они находятся в настоящей опасности, причем опасность исходит не от войны, а от мира! Пойдите посмотрите еще раз на мою картину. В одном из углов вы увидите самолет, на первый взгляд незначительный атрибут современности, но он смертоносен, как никому не видимая бактерия! – Эдриэн снова замолчал, чтобы перевести дыхание – Мне говорили, что план открытия воздушного сообщения с Зеленом уже принят. Это только вопрос времени, и очень недалекого. Туризм сделает то, что не удалось захватчикам за многие столетия: испортит прекрасные сельские пейзажи, постепенно изменит всю атмосферу острова. Здесь построят отели, рестораны, казино, первозданную тишину заглушат звуки современной музыки, зазвенят монеты, остров потеряет свое очарование. – Он провел рукой по лбу. – Впрочем, надеюсь, я не доживу до этого!

– Ах, папа! – воскликнула Дженни. – Не надо так говорить только из-за того, что ты себя не очень хорошо чувствуешь и на острове будет построен новый отель!

Эдриэн добродушно засмеялся.

– Вероятно, я стал склонен к меланхолии, – признался он, ободряюще взглянув на Дженни. – Мне надоело, что меня держат взаперти в собственной комнате и распоряжаются мной! Ну вот, легка на помине…

Дверь спальни открылась, и на пороге появилась сестра Тереза.

– Вы достаточно поговорили с вашим гостем, синьор Роумейн, – твердо заявила она и, повернувшись к Дженни и Глену, добавила: – Я должна просить вас уйти.

– Что я вам говорил! – состроив комически печальную гримасу, простонал Эдриэн. – Я запуган до смерти в собственном доме… убит добротой. Вы придете снова? – пожимая на прощание руку Глену, спросил он. – Я получил удовольствие от нашей беседы. И позвольте нам в меру наших сил помогать вам в исследовании острова. Я уверен, Дженни отвезет вас в любое интересное место, которое может оказаться для вас полезным.

– Конечно, – согласилась Дженни, надеясь, что не слишком выдает свою заинтересованность.

– Это очень любезно с вашей стороны, мисс Роумейн, – официальным тоном ответил Глен.

Глава 6

Глен Харни не замедлил воспользоваться сердечным приглашением Эдриэна Роумейна. Клэр поддержала его, предложив мистеру Харни поплавать с ними в их укромном местечке на дальней стороне острова. Глен понравился ей с первого взгляда так же, как и ее маленькой дочурке.

Таким образом, три дня, оставшиеся до прибытия парохода, на котором должен приехать Джон, этот совершенно посторонний человек провел многие часы в кругу семьи Роумейн. Утром он ходил с ними на пляж, а после ленча некоторое время сидел на балконе с Эдриэном. Молодой человек нравился отцу все больше и больше.

– У него подлинный интерес к истории, – говорил он. – Он согласен со мной, что бесполезно пытаться остановить поток так называемого прогресса, который рано или поздно обязательно ворвется в жизнь нашего идиллического острова. Но он надеется, что и в крушении может быть что-то положительное. Из хаоса возникает новая жизнь. – В голосе старика зазвучали мечтательные нотки. – Из смерти возникает возрождение, из зимы – весна. Феникс возрождается из пепла. Это болезненные и необратимые процессы эволюции, и Харни признает их.