Мы миновали улицу Углежогов. За поворотом показались городские ворота.

— Их отпустили.

— Ты сам утверждал, что это хитрость.

— Точно, но когда я уйду. Совсем уйду! Лучезарные потеряют к ним интерес.

Джошуа упрямо следовал за мной.

— Ты сам в это не веришь.

У стены, в тенечке, сидели стражники. До нас им не было дела. Они ждали смену и, в предвкушении отдыха и холодного пива, плевать хотели на службу. Казна задолжала им за полгода. Правда, такое и раньше случалось. У подъемного моста скопилось несколько подвод. Ждали сборщика налогов.

— Велес, еще можно…

Я остановился. Подождал Джошуа.

— Оглянись вокруг.

— Ничего не вижу.

— Если я останусь, то ты увидишь пожары, развалины и горы трупов.

Он удивленно пожал плечами.

— Я тебя не понимаю.

— Все очень просто. Лучезарные из кожи вон лезли, чтобы меня разозлить. И надо сказать, им это удалось.

— Смысл?

Мы сошли с дороги и полем двинулись к лесу.

— Вовлечь меня в драку. Заманить, как можно глубже и уничтожить.

— Не понимаю.

— Ты заметил, что мы увязли. Еще месяц, и все. Крышка!

Чем дальше я удалялся от города, тем легче у меня становилось на душе.

— Тебе не пора возвращаться?

Джошуа фыркнул.

— Лучезарные регулярно получали информацию от Дикси. Парня сломали на его возлюбленной. Угрозами держали на коротком поводке.

— Зря ты отпустил его.

— Нет. В одном из видений, что мучили меня в последние дни…

Мы достигли опушки леса.

— Они… Я не могу… Ее давно нет в живых. Я видел, что они с ней сделали.

Какое-то время мы шли молча. В одном овражке набрели на ручей. Утолили жажду. Пока я ополоснул лицо, Джошуа набрал пригоршню крупных зеленых с красными прожилками, ягод. Набив полный рот, я с удовольствием жевал нечто напоминающее мне по вкусу, очень сладкий спелый крыжовник. Шелест листвы, задорное журчание ручья и ласковое прикосновение солнечных лучей навевало покой и умиротворение. Было так хорошо, что хотелось уткнуться лицом в траву и плакать. Ненароком брошенный взгляд в сторону Джошуа разрушил очарование. Мой комбинезон остался в крепости. Белая рубаха, светлые брюки и мягкие полусапожки составляли все мое богатство. Перстень Мрака не в счет — он не отделим. Грязно-желтый маскировочный окрас одежды Джошуа ядовитым пятном выделялся на фоне живой природы.

— При первой возможности смени гардероб.

— Чем тебе не нравится этот? Масса преимуществ.

— Одно из них — быть убитым.

С сомнением оглядев себя снизу доверху, Джошуа нехотя согласился.

— Ладно. А вообще я уже привык.

— Дурное дело — нехитрое. Хватит прохлаждаться.

И мы пошли. Вскоре лес поредел. До самого горизонта простиралась равнина. Обжитые места мы обходили стороной. Где-то там, на севере, меня ждала Зеркальная вершина. Изо дня в день мы неумолимо приближались к оплоту Лучезарных — Хрустальному Замку. Изредка перекидывались несколькими фразами. Иногда приворовывали овощи с крестьянских полей, так для разнообразия стола. Благодаря Перстню я всегда мог обеспечить нас свежим мясом и теплом.

Спустя пять дней вдали показались горы. За время путешествия Джошуа подрастерял часть своего лоска, но не наглости. Он умудрился стащить на одной ферме крестьянское платье. И теперь видок у него был еще тот. Штаны из грубой ткани и шикарные сапоги, длинная рубаха и дорогая шитая серебром перевязь с мечом. Завершала портрет соломенная шляпа, на которую он приколол золотую брошь, усыпанную изумрудами.

К полудню мы заметили конный разъезд. Без лишних споров предпочли избежать встречи и поспешили укрыться в первой же попавшейся ложбине. Благо равнина плавно перешла в холмистое предгорье. Разглядеть всадников толком не удалось, но Джошуа утверждал, что символ на вымпеле принадлежит Лучезарным. Позже у меня в памяти всплыл этот разговор. А в этот момент мне и в голову не пришло поинтересоваться, откуда ему известны военные символы защитников Хрустального Замка. Отлеживаясь в ложбине, Джошуа не придумал ничего лучшего, как донимать меня расспросами.

— И все же я не пойму. Почему ты распустил войско? Почему бежал? Иначе не скажешь.

Я и сам не раз задавался подобными вопросами. И чем ближе конечный пункт моей одиссеи, тем чаще я их задавал. Я перекатился со спины на живот устроился поудобней. Джошуа лежал на боку, подперев ладонью щеку, и по привычке жевал травинку.

— Видения — раз, предчувствие — два, надоело все — три.

Несколько секунд мой спутник обдумывал услышанное.

— С видениями все понятно.

— А мне нет. По началу снились фрагменты жизни незнакомых мне людей. Из мест, где моя нога сроду не ступала.

Я насторожился. Невдалеке кто-то спугнул стайку птиц. На всякий случай раскинул магическую сеть. На пределе возможного уловил затухающее эхо удаляющегося разъезда. Ложная тревога.

— Продолжай.

— Никакого порядка или системы в чередовании снов я не смог обнаружить. Только уверенность, что каким-то образом я имею отношение к происходящему.

— Может, ты устал.

— Или кто-то специально насылал их?

Предположение вызвало легкий интерес.

— Ты кого-нибудь подозреваешь?

— Возможно.

— Очень уклончивый ответ. Уж не меня ли?

— В яблочко!

— А что? — Джошуа Голдблюм, бывший наемник и убийца — совесть Пятнистого Кошмара. Ну как — звучит?

От возбуждения я сел. Штаны и рубаха, перемазанные зеленью, на миг отвлекли меня от спора. Как говорил дед Серега — свинья грязи всегда найдет.

— Переходим ко второму пункту.

— Сколько в последних боях погибло претов?

— Не считал. Спросил бы Конрада.

Я прикрыл глаза, помассировал виски. Тянул время.

— Я спросил. Больше, чем людей. Не говоря уж про монстров. Причем, чем дальше, тем больше.

Джошуа сорвал новую травинку, а изжеванную выплюнул.

— Не пойму. Объясни.

— По-моему, преты вновь стали перерождаться в бхуту. Вспомни, по началу этот процесс прекратился.

— Видимо, так им на роду написано.

— Не у них на роду, тупица. У обладателя Перстня Мрака. Ослепленный жаждой мести, я затеял бессмысленную войну. И тем самым нарушил некое равновесие. Злоба помутила мой разум.

— С кем не бывает.

— Я уподобился Карлосу.

Презрительно сплюнув, Джошуа поднялся. Потянулся, так затрещала рубаха, и изрек.

— Скорей похож на подростка, лишившегося девственности. Слезы, слюни, истерика.

— Да пошел ты…

Джошуа схватил меня за грудки и силой встряхнул.

— Очнись! Дефлорация — неизбежный, может иногда и болезненный, процесс.

И хотя Джошуа орал на меня так, что слышно было за версту, я обратил внимание на его глаза. Чистые, ясные, спокойные. Встряска предназначалась для меня, сам он не испытывал никаких чувств. Словно плохой актер, зазубривший текст. Я легонько пихнул его в грудь.

— Антракт. Я забыл свою роль.

Джошуа попытался привести в порядок мою измятую рубаху. Змеиная улыбочка сменила негодующее выражение лица с необычайной легкостью.

— Так-то лучше.

Взгляд оттаял. Приобрел озорной блеск. Видеть не могу в такие минуты его самодовольную харю. Захотелось сказать какую-нибудь пакость, но на ум ничего не шло. Пришлось спасаться «бегством». Джошуа легко нагнал меня.

— Вот тебе наглядный пример.

— Ты о чем?

Я предчувствовал очередную каверзу.

— Едва начинает припекать пятки, как ты обращаешься в бегство.

От такой наглости я споткнулся и чуть не упал. Крепкой рукой Джошуа вовремя схватил меня за шиворот и удержал в горизонтальном положении. Я болтался в воздухе, как беспомощный котенок.

— Отпусти.

— Ну и обидчив же ты, брат. Смотри не лопни от злости.

— Какие мы правильные, какие добрые. Каждый так и норовит ткнуть мордой в дерьмо.

Желчь кипела в каждом моем слове. А Джошуа — хоть бы хны. Идет себе, улыбается. Еще дважды за день вдали появлялись всадники, но все обошлось. Жара изматывала. Разговор не клеился. Джошуа пытался развлечь меня байками из своей жизни, но я слушал вполуха… и он сдался.