Когда переполох улегся, лохматый ворчун ткнул пальцем в Уллу. Рука прошла насквозь. По выражению лица было видно, что призраку это не понравилось, но он молчаливо стерпел.

— Это дух и никакого тела. Хотя еще неизвестно, что страшнее дух без тела или тело без души.

Я посасывал трубку, наслаждаясь медовым ароматом, и делал вид, что мне нет никакого дела до призрака.

— Улла хочет пойти с вами.

— Нет.

Неожиданно запротестовал леший.

— Да, тем более, что помешать ему вы все равно никак не можете.

Я помалкивал, пытаясь взвесить все за и против. Он не устает, кормить-поить не надо. Вроде никаких хлопот.

— Послушай, Топ-Топ, Дрень-Брень говорил, что Улла похоронен под тем вон камнем. Откуда же дух?

— Верно — схоронили, но той же ночью мародеры разграбили могилу. Тело исчезло.

— Не повезло парню, — посочувствовал я.

— Хватит разговоров — пора спать. Улла будет на страже.

Топ-Топ свернулся клубком, и через минуту послышалось его мерное сопение. Леший последовал его примеру.

Я долго ворочался, но сон не шел:

«Что ждет меня впереди. По силам ли мне такие испытания, ведь если меня потрясла встреча с безобидным духом, то, что будет на Болоте Ужаса, о котором даже Топ-Топ говорит с содроганием».

Остаток ночи меня мучили кошмары. Смеялись призраки, преследующие меня толпами, а у меня не было сил бежать, я кричал, но никто не слышал. Чудовищные создания рвали мою плоть на куски. Соблазнительные красотки призывно протягивали ко мне руки, но, когда я обнимал их, то обнаруживал лишь смердящие трупы.

Притаившись в кустах, напоминающих мне шиповник, только с ярко-голубыми цветами, мы с лешачком наблюдали за тропинкой, ведущей к водопою. Одной из причин, заставивших нас влезть в эти колючки, был их одурманивающий запах.

Как я и ожидал, проснувшись, мы обнаружили, что Топ-Топ нас покинул. Последний бросок к Реке Судьбы прошел без приключений. И вот теперь мы несколько часов сидели в засаде, выжидая Бойся-Бойся.

— Ты думаешь, он придет сегодня?

Лешачок пожал плечами. Царг вернулся с охоты, неся в зубах придушенную крысу. Вот забавно — мир другой, животные другие, звезды другие, а крысы, как говорил один друг — они и в Африке крысы. Есть ее буль конечно не будет, но крыс он давит с каким-то непонятным мне наслаждением.

— Улла!

Вот черт, опять не заметил, как возник призрак. Ну вот — мы и в сборе.

— Дрень-Брень! Все как-то недосуг было спросить, а на кой ляд нам нужен этот единорог?

— Улла!

Возглас духа был полон ярости и негодования.

— С тобой все ясно! Не любишь ты их!

Царг смачно зевнул. Ему было скучно. С места, без подготовки он взвился в воздух и пролетел сквозь призрака.

— Улла! — возмущенно взвизгнул дух.

— Да, брат, опять ты оплошал.

С тех, пор как призрак присоединился к нашей компании, Царг неоднократно проделывал эту шутку. Отсмеявшись, лешачок нахмурился, вмиг став похожим на старый сморщенный гриб.

— В чем дело?

— Видишь ли, Бойся-Бойся нужен тебе, а не нам.

Я опешил.

— Не понял.

— Я ведь тебя только до реки взялся проводить.

«Вот так финт!»

— Бойся-Бойся — последний единорог, оставшийся в нашем лесу. Когда-то их было много. Сгинули они или ушли куда — никто не знает.

— Ну и какое это имеет ко мне отношение?

Я еще не оправился от заявления, что дальше придется идти одному, призрак не в счет.

— Самое прямое — реку ты не пересечешь, опасно!

— Значит, пошли к рыбакам.

— Вот тут и начинаются трудности. Ты чужак, с какой стати им тебе помогать.

Я почесал затылок. Действительно, с какой стати. Заплатить мне нечем. Отрабатывать — некогда.

— Единорог для речников, как бог. Сможешь с ним договориться — рыбаки сделают все, что пожелаешь.

Ехидная улыбка — это все, что я смог из себя выдавить.

— Как я могу договориться с быком? Объясни мне, лопоухое чучело.

Лешачок обиженно схватил свой мешок и выбрался из кустов. Не оборачиваясь, быстро засеменил к лесу.

Царг кинулся следом.

— Ну и иди к черту!

Я в сердцах махнул рукой.

— Царг, ко мне!

— Улла!

Дух укоризненно покачал головой.

— Отстань!

Просидев до вечера в раздумье, я решил, что если единорог до утра не появится, пойду в деревню к рыбакам. Пурпурный закат мне не понравился. Он вызвал в душе тревогу. С досады я костерил на чем свет стоит всех подряд от Риты до единорога. Наконец выдохся и умолк.

Царг притащил еще пару крыс, но мне было не до баловства, и он, расстроенный таким пренебрежением, демонстративно улегся в стороне.

«Может сделать плот? Хотя нет. Река широкая и течение сильное. Черт, должен быть выход».

Так и не придя к какому-либо решению, я задремал.

Единорог стоял за деревьями. Несмотря на все ухищрения человека, Бойся-Бойся еще на подходе к водопою знал, что его кто-то поджидает. Он мог развернуться и уйти, но что-то удерживало его от такого поступка. Странные ощущения исходили от спящего — чистота ребенка и порочность зрелого мужа; запах человека и неведомого зверя.

Любопытство пересилило природную недоверчивость. Из любопытства, наверное, он и остался в этом краю. А может, из-за чувства вины? Сколько лет прошло? Он все не мог понять.

Призрак выплыл серебристым облаком. Единорог недовольно фыркнул. С минуту они неотрывно смотрели друг другу в глаза. Наконец единорог отвел взгляд и, уже не скрываясь, напролом двинулся к берегу. Царг давно учуял гостя, но выжидал. И лишь когда Бойся-Бойся ринулся вперед, предупреждающе зарычал. Спросонья я не мог сообразить, что происходит. На полянку, сокрушая все на своем пути, вылетел единорог.

«Матерь божья! Как он был велик».

— Улла!

Приглашение, прозвучавшее в голосе духа, меня нисколько не вдохновляло.

— Улла!

— Да погоди ты!

Склонив голову к земле буль, медленно пошел на единорога. Хотя он никогда не видел такой большой коровы, сосредоточенность и готовность к схватке сквозили в каждом его движении. Страх, нет, скорее невольное благоговение испытывал я, глядя на единорога.

«Большая корова, что ты коров не видел?» — твердил я себе, выбираясь из кустов. Колючки цеплялись за комбез, как будто удерживали от безрассудного шага.

Сверкающий рог достигал, наверное, полметра. Мысль о бренности моей оболочки обрела вполне законченную форму. Одно движение головы и из меня получится великолепный шашлык. Корова, мясо, шашлык — нормальная гастрономическая последовательность, но, как оказывается, не бесспорная.

Если у этой зверюги плохое настроение, то слагаемые могут поменяться. И хотя умники утверждают, что от перемены мест слагаемых сумма не меняется, мне совершенно не нравится, что между мной и мясом могут через минуту поставить знак равенства.

— Улла!

— Как ты надоел.

«Что мне нужно сделать? Подергать его за титьки? Почесать за ухом? Ну что?»

Замирая от ужаса, я приблизился к Бойся-Бойся. Он наклонил голову, и в животе у меня похолодело. Шли минуты. Бык застыл, как изваяние. Наконец, решившись, я протянул руку и дотронулся до рога. Дрень-Брень утверждал, что рог хрустальный, но на ощупь он был теплый и живой.

— Улла! — удовлетворенно завыл дух.

— Чтоб ты сдох, — вздрогнув, рявкнул я. — Хотя, что я говорю — ты и так… Ну, извини, извини.

Царг стоял нос к носу с гигантом, упрямо склонив голову, но враждебности не проявлял.

— Ну что дальше? Пойдем в деревню.

— Улла!

Ноги подрагивали, когда я вернулся к нашей стоянке за вещами.

Забрезжил рассвет. Меня не покидало ощущение, что сюрпризы на сегодня еще не кончились. И это, признаться, меня не радовало.

Под навесом из жердей, закиданных ветвями, собрался почти весь речной народец. Рыбьи потроха, сваленные невдалеке в чан, тлеющие сети и гниющие водоросли создавали невыносимый «аромат». Деревня выглядела убогой и запущенной. Жалкое зрелище представляли и ее обитатели. Худые, грязные, с нечесанными космами. Изможденные озлобленные лица.