— Пойду попрощаюсь.

— Она спит.

— Тогда, думаю, ты тем более не будешь возражать и подождешь снаружи, пока я не уйду.

И, не дожидаясь ответа Майкла, пошел внутрь, молясь, чтобы Марни действительно спала. Он не был уверен, что, прощаясь, сможет смотреть ей в глаза.

* * * * *

Три дня спустя ее неохотно отпустили из небольшой больницы в горах. Оттуда Марни, выбрав путь наименьшего сопротивления, перебралась к отцу, а не в собственный коттедж в нескольких километрах от родительского дома, и позволила экономке Райтов уложить себя в постель в бывшей детской, где и провалялась двое суток, глядя в потолок, прежде чем нашла силы побороть апатию.

И в понедельник утром, приняв душ и одевшись, Марни спустилась к завтраку и нашла всю свою семью за кухонным столом. При ее появлении комната наполнилась скрежетом отодвигаемых стульев — и через мгновение она оказалась в кольце родных людей.

Отец, крупный, надежный, и по-прежнему красивый, с темными, тронутыми серебром, волосами, подошел, чтобы сжать ее в нежных медвежьих объятиях. Он был одет в деловой костюм-тройку от Армани и галстук, который она ему подарила на последний день рождения. Марни обняла отца в ответ. От него исходило ощущение силы, безопасности и чего-то бесконечно дорогого.

— Доброе утро, папа. Привет, мушкетеры.

Отец отпустил ее и проницательно оглядел, подмечая больше, чем ей хотелось бы.

— Приятно видеть тебя на ногах, — произнес он спокойно. — Сядь и позавтракай с нами.

— Как ты, шмакодявка? — Кайл по-братски приобнял ее за плечи и повел к стулу.

— Просто прекрасно, спасибо.

Брат-доктор последние пару дней без конца тыкал и щупал ее, уж кто-кто, а он-то должен это знать.

— Как в старые добрые времена, — Марни заняла свое место за столом и положила на колени салфетку. — Вы все уже оправились от моего ранения? — кротко спросила она, оглядывая через стол отца и своих четырех мушкетеров.

Марни подумала, как они ей дороги, с их беспокойством в глазах и мрачными лицами. Они все так сильно ее любили. Она не могла представить свою жизнь без них. Родные всегда просто были с ней, проходили через все ее взлеты и падения, операции, ужасных бойфрендов. Они были ее стеной любви. Защищали её. Дорожили ей.

Мысли Марни обратились к Джейку.

Джейку, о котором никто и никогда не заботился. Джейку, который потерял друзей, а в случае с Ларчем — даже дважды. Джейку, которого предала первая любовь. Джейку, одиночке. Изгое.

На глаза навернулись слезы. Черт возьми. Она все еще слаба и сентиментальна. Она скучала по нему так сильно, что от этого страдала даже больше, чем от ран.

— К пулевому ранению нельзя относиться легкомысленно, милая. Особенно в твоем случае, — заметил отец и поманил экономку, Эстер, давая понять, что пора бы ей накормить Марни завтраком. Конечно, в этом напоминании не было необходимости. Экономка, работавшая у них почти двадцать лет, имела уши-локаторы и уже подавала на стол еду.

— Папа, мне двадцать семь. Во-первых, я уже давно не ребенок. Во-вторых, мое состояние в норме. Я здорова как лошадь. Да, папа, это так, — она подтолкнула сидящего рядом Кайла. — Док, скажи всем, включая себя, что я здорова.

— Она в порядке, — согласился Кайл.

Марни оглядела пятерку огромных мужчин, занимающих львиную долю места за столом. Они могут её услышать. Могут даже согласиться с Кайлом. Но это не означает, что станут обращаться с ней иначе, чем делали это всю жизнь. Она вздохнула.

— Разве тебе не надо клеймить телят? — спросила она Дерека, который, развалившись на стуле, вертел в длинных пальцах чашку крепкого кофе. Никто, встретив ее брата вне его ранчо, не догадался бы, что тот скотовод. Он носил кашемировые свитера и костюмы за две тысячи долларов. Темная шевелюра всегда уложена волосок к волоску. И тем не менее Марни своими глазами видела, как он, мокрый от пота, в завязанной вокруг головы бандане, кастрировал быков, стоя по колено в коровьем дерьме.

— Все под контролем, — усмехнулся тот. — Не переживай.

— А что насчет тебя? — потребовала она отчета от его близнеца, Кейна, всемирно известного фотографа. Может, внешне они и были точной копией друг друга, но по характеру — полные противоположности. В то время как Дерек олицетворял обаяние, тихий замкнутый Кейн на его фоне казался почти асоциальным. — Неужели не надо щелкать фотозатвором, или чем ты там еще щелкаешь?

Марни подняла глаза и улыбнулась экономке, поставившей перед ней тарелку с яйцами и беконом.

— Спасибо, Эсси, — поблагодарила она и снова посмотрела на Кейна: — Ну, что?

— Прямо сейчас у меня перерыв.

— У тебя тоже? — спросила она Майкла, который сидел рядом с отцом с задумчивым видом и всматривался в её лицо, надеясь уловить бог знает что.

— Ага, — хмыкнул тот, протягивая руку к кофейнику, чтобы наполнить ее чашку. Затем положил в напиток две ложки сахара, добавил молоко и снова взялся за ложку. — Перерыв.

— Ты сам-то заметил, что делаешь, Майкл Доминик Райт? — окликнула Марни, наблюдая, как тот размешивает ее кофе.

— Что?

— Ты приготовил мне кофе, будто я двухлетний инвалид.

— Ты ранена.

— Да, Майкл. Меня подстрелили. В тебя тоже, бывало, попадали. Выжить — лучший из вариантов, не так ли? Тем не менее я вполне способна добавить молоко и сахар в свой кофе. — Марни вздохнула, оглядывая сидевших за столом. — Ребята, послушайте, я ценю, что вы поехали туда, чтобы нам помочь. Я благодарна вам за беспокойство обо мне. Но теперь я в порядке. В самом деле. И мы не отменим случившегося, если просто не будем о нем говорить.

Отец наклонился и взял ее за руку.

— Мы пытались отговорить тебя ехать туда одной, дорогая. Мы не виним тебя, но ты же видишь, чем все закончилось...

— Папа, парни, я не хочу шокировать вас, но я бы ни за какие коврижки не пропустила поездку туда и жизненный опыт, который получила. Эпизод, в котором Марни схватывает пулю, может, и не слишком удачен, — криво усмехнулась она, добавляя больше молока в чашку, — но все остальное того стоило.

— Избавь меня от подробностей, — прорычал Майкл, вставая и направляясь к тостеру. Через полсекунды после того как он поднес к нему руку, тост выскочил. Марни понятия не имела, как брату удавалось всегда заранее знать, что должно произойти, вплоть до такого пустяка как выпрыгивание тоста. Майкл тем временем бросил горячий тост на тарелку и прошествовал обратно к столу.

— Поверьте, я не собираюсь вдаваться в подробности. Слушайте, я поехала в бабушкин коттедж, чтобы основательно обдумать некоторые вещи. И несмотря на все драматические события и беготню кое с чем я успела разобраться. — Она обвела взглядом лица присутствующих.

За плечом Кейна экономка ободряюще ей улыбнулась и показала большие пальцы.

— Папа, я очень люблю тебя, но я увольняюсь. Я не хочу быть программистом. Не хочу работать в офисе за компьютером весь день.

— Конечно, дорогая. Что, если я переведу тебя в...

— Нет, папа. Я действительно увольняюсь.

— Ты почувствуешь себя лучше после того, как вернешься к обычному распорядку дня и...

— Нет, не почувствую. Я собираюсь попробовать себя в качестве иллюстратора — на постоянной основе и с полной занятостью. После завтрака я возвращаюсь домой. Сначала переделаю вторую спальню в студию. Затем соберу портфолио своих работ и сделаю несколько звонков, а там видно будет.

— Отличная идея, детка, — сказал Кейн. — Я всегда говорил, что у тебя потрясающий талант. Почему бы мне не отвезти тебя и посмотреть, что мы можем сделать для создания студии?

— Я поеду с тобой, спасибо. Но о студии позабочусь сама.

Братья протестующе загомонили.

Марни подняла руку.

— Стоп. Вы, парни, должны позволить мне попробовать сделать все самой, на свой страх и риск. Я знаю, вы все меня любите, но вы... вы душите меня своей любовью. И по большому счету я сама в этом виновата. Всю жизнь оправдывала себя и выбирала путь наименьшего сопротивления. Во-первых, потому что люблю вас всех, и не хочу обидеть ничьих чувств. И, во-вторых, потому что плыть по течению намного проще. Но с этим пора заканчивать. Я уже большая девочка и должна сама принимать решения. Пожалуйста, помогите мне, не сильно вмешиваясь в мои дела. Хорошо?