Как-то раз, через несколько дней, она услышала внизу шум. У нее сжалось сердце. Она слышала громкий голос Бетси, которая просила, чтобы Пэдрейк подождал, пока она предупредит Мэгги.

Пэдрейк сам объявил о своем приезде.

— Мэгги! — Голос раздавался по всему дому. — Мэгги, любовь моя! Это я — твой брат!

Она слышала, как он бежал по лестнице. Вот он уже стоит в дверях. Высокий и восхитительный, каким она помнила его. Сильный и хищный, или ей это только кажется? И по-прежнему такой красивый. Дориан Грей, элегантно одетый в черный костюм, так похожий на костюм эпохи короля Эдуарда! Галстук развевался, что было характерно для его стиля.

Он поставил стул рядом с кроватью и сел на него верхом, даже с каким-то шиком.

— Итак, ты умираешь, Мэгги! — Это был не вопрос и не насмешка. Но его глаза горели. Ее всегда поражало, как могут так гореть его синие глаза, как будто это горячие угли! — Ты позвала меня сюда, чтобы попросить прощения за то, что ты была против меня?

Мэгги закрыла глаза. Он все еще верил, что не согрешил, что грешили против него. Может, он был не таким злым, а просто сумасшедшим, совсем как его мать. Она не будет с ним спорить, зачем? К тому же он скоро будет мертв.

— Ты настроила против меня мою мать, как это сделал мой отец. И потом ты специально забрала у меня мою дочь, чтобы я остался один в этом тоскливом месте. Некуда идти, ты это понимаешь, Мэгги? — тихо прошептал он. — Везде только грязь и уродство. Меня окружают горгульи со смеющимися лицами. Я одинок. Без матери, сестры, дочери, любовницы. Да, есть еще критики — они восхваляют и превозносят меня. — Он засмеялся. — Но они даже не понимают, что же они хвалят. Нет никакого понимания. Только сплошное предательство. И ты, Мэгги О'Коннор, я тебя не прощаю. — Он вытащил из кармана серебряную фляжку и отпил из нее. Он встал со стула и начал мерить комнату шагами. — Нет, я тебя не прощаю. Я тебя проклинаю и осуждаю на вечные муки!

Он снова сел рядом с нею, наклонился и мило улыбнулся, глядя ей прямо в глаза.

— Я проклинаю тебя, чтобы твоя душа вечно мучилась в аду. И когда тебя не будет, я верну себе мою Мейв. Я заберу ее с собой в Ирландию, и мы вместе станем там бродить по болотам.

— Ты сумасшедший! — прохрипела Мэгги и стала нащупывать ящик ее ночного столика.

Он быстро, как удар змеи, схватил ее руку и крепко сжал. Другой рукой он снова поднял ко рту фляжку.

— Сумасшедший? Но все утверждают, что я великолепен, самый прекрасный писатель столетия. Если я сумасшедший, то кто же они, кто называет меня великолепным писателем?

Она резко вырвала у него свою руку и снова попыталась открыть ящик стола. Он был гораздо проворнее ее и в тысячу раз сильнее. Он открыл ящик и вытащил пистолет. Он стоял над ней с пистолетом и казался огромным. Он проверил, есть ли там патроны. Мэгги закрыла глаза, она просила Бога, чтобы он разрядил в нее пистолет. Тогда за ним пришли бы и заперли в тюрьме, и Мейв была бы свободна от него.

Он приставил пистолет к ее виску.

— Тебе бы хотелось, чтобы я в тебя выстрелил, не так ли? Ты, Мэгги, могла бы убить своего брата. Нет, Мэгги, сестренка дорогая, мой маленький Каин. Лежи здесь, ты умрешь в свое время, а я подожду!

Когда он ушел, Мэгги не могла прийти в себя от ужаса. Она не хотела говорить Мейв правду об ее отце. Теперь она не могла это не сделать. Ей придется снова поговорить с Мейв. И как можно скорее.

У него было время. Время, чтобы ждать. Где он будет ждать? В Труро, оно похоже на Ирландию, которую он так любит? Нет. Где же ему лучше ждать, как не в доме, где он родился? Что может быть лучше, чем провести время с матерью, родившей его. Пока он будет ждать, он может начать самую важную книгу его жизни! Интересная женщина, его мать. Он будет разговаривать с ней и пройдет все лабиринты ее разума. Он пройдет по извилистым, запутанным, изломанным, высокопарным сложностям ее сознания. Может, это принесет ему Нобелевскую премию?

Эти ублюдки называют его величайшим писателем, не так ли? Он более велик, чем Фолкнер или Хемингуэй, этот е… позер! Тем не менее они не присудили ему премию, а старик Эрнст был на четыре года старше его. Они также не дали премию дружку Эрнста, Фитцджеральду, и теперь уже никогда ее ему не присудят. Старенький Скотти гнил в своей могилке, и говорят, что его мозги были насквозь проспиртованы. Он был слабак, а слабакам не стоит пить. Он всегда считал Скотта дешевкой.

«Не моего класса. И его нельзя сравнить с О'Нилом».

Если даже О'Нил не написал ничего хорошего после получения Нобелевской премии. О'Нилу было сорок восемь, когда он получил ее. У него еще шесть лет, чтобы побить рекорд О'Нила и стать самым молодым автором, получившим премию. У него не было никаких сомнений, что он ее получит. И книга, которую он собирается написать с помощью матери, может принести ему славу!

Он не стал звонить, а постучал в дверь бронзовым молотком. Он так сильно колотил, что Энни бегом примчалась к двери.

— Что вы так шумите? — грозно спросила она.

— Скажите миссис О'Коннор, что я пришел с визитом.

— Я ей ничего не скажу, она никого не принимает.

— Разве нет? Даже если это ее милый сын, который хочет увидеть свою старую мамочку? — Глаза Пэдрейка задорно глядели на Энни.

— Господи спаси, вы мистер Пэдрейк?

— Да, я вернулся из-за дальних морей. Как я рад, что за моей дорогой мамочкой ухаживает такая милая женщина.

Энни зарделась. Ей давно никто не говорил таких приятных слов.

— Вы надолго сюда, мистер Пэдрейк? Скоро нужно будет давать миссис О'Коннор лекарство.

— Да, я задержусь здесь, и наверно, надолго. Я помогу вам. Я буду давать лекарства моей матери. Как тебя зовут, моя милая?

— Энни.

— Тогда, милая Энни, приготовь мне чай и бутылку бренди, пока я пойду поздороваться с матерью. И еще одно, Энни, никому ни слова, что я здесь. Не надо говорить об этом моей сестре. Особенно ей. Пока. Я планирую для нее сюрприз, понимаешь? — Он мило улыбнулся старой женщине.

— Это будет наш секрет, мистер Пэдрейк. Вы можете положиться на меня. Я приготовлю вам чай. — Она направилась в кухню. — Да, насчет вашей матери, мистер Пэдрейк. Она немного…

Он засмеялся:

— Да, Энни, я знаю.

«Немного. Ой ли?»

Он вошел в гостиную. Маргарет сидела и вязала крючком. Она была одета в великолепное платье из красного бархата, ее седую голову украшали цветы.

— Анна! — воскликнул Пэдрейк. — Анна Каренина! Как ты прекрасна! — Он подбежал к ней, взял ее руку и покрыл ее поцелуями. — Да, Анна, твой Вронский вернулся домой!

— Ты хотела убить моего отца? — крикнула Мейв, она почти падала в обморок. — Ты так веришь в Бога. — Она в ужасе схватила себя за волосы.

— Он болен, Мейв. И в своей болезни он может быть ужасным злом! Нам нужно защитить овечек!

— Нет! Нет! Нет, — рыдала Мейв, закрыв лицо. — Он так себя ведет, потому что пьет. Разве ты не понимаешь?

Мэгги покачала головой, она рассказала Мейв, как молодой Пэдрейк ревновал своего брата Джеймса и как потом Джеймс странным образом утонул в море.

— Но это только подозрения, тетя Мэгги, может, это твое воображение. Разве не так?

Тогда Мэгги рассказала, как Пэдрейк приучил их мать к наркотикам, как она постепенно теряла связь с действительностью, пока окончательно не ушла в мир грез. Такой она остается до сих пор.

— Но, тетя Мэгги, ты сама сказала мне, что она стала такой после смерти Джеймса. И еще после того, как дедушка Патрик… Ты сама рассказывала мне, какой она стала странной, даже перестала молиться…

— Да, она стала странной… Но это не то же, что сумасшедшая, сидящая на игле. Пэдрейк сделал это.

Мейв была на грани истерики, она хотела найти ответ.

— Но, тетя Мэгги, ты уверена, что именно отец приучил бабушку к наркотикам? Может, все было наоборот? Она была странной и несчастной, может, это она стала искать забвение в наркотиках, а папа присоединился к ней, чтобы уйти от реальности…