ПАУЛЬ ХЕЙЗЕ

Прекрасная Абигайль

Как-то после ужина в доме у одних наших друзей мы заговорились за пуншем и сигаретами до поздней ночи, a под конец речь зашла о разоблачении одного шарлатана-спиритиста, которое произошло пару дней назад и наделало много шума среди его приверженцев и скептиков. Стоило кому-то из нас, собственными глазами наблюдавшему эту сцену, упомянуть об этом, как разгорелся бесконечный спор о загадочных явлениях, находящихся в пограничной зоне между психикой и нервной системой, по поводу которых до недавнего времени даже самые авторитетные ученые мужи отделывались лишь молчанием или пожиманием плеч. B оживленный хаос противоречивых мнений вдруг ворвался гулкий бой старых напольных часов, которые возвещали о наступлении полуночи. Когда отзвучал последний протяжный удар и возникла небольшая пауза, с противоположного конца кушетки донесся высокий голос младшей сестры хозяйки дома, всегда забавлявший нас своей несколько суховатой тональностью: «Итак, час духов благополучно наступил. С вашего позволения, предлагаю прекратить дискуссию о суггестии, телепатии, автогипнозе — или как там еще называют всю эту непонятную нечисть — и заняться наконец чем-то более приличествующим: я имею в виду подлинные истории о привидениях, которые более уместны в час призраков. Правда, я верю в танцующих монахинь из „Роберта-дьявола“ так же мало, как и в „летучего голландца“, однако всякий раз; когда эти истории звучат в отменном исполнении, ощущаю приятный холодок. Да и вообще, что сравнится с удовольствием от беседы в хорошем обществе, когда по коже подирает легкий мороз, a волосы встают дыбом. То же самое можно сказать и о поэзии, настолько пленяющей нас своим очарованием, что мы как бы забываем о том, что она — лишь плод чьей-то фантазии. Господин доктор, — улыбаясь, обратилась она ко мне, — простите мне мою нескромную болтовню о вещах, в которых вы гораздо лучше разбираетесь. Но почему вы все, словно сговорившись, замолчали с наступлением полуночи? Кто первым откроет рот после такой длинной паузы, тот непременно скажет какую-нибудь глупость.»

— Все семь мудрецов не смогли бы сказать ничего умнее вас о воздействии поэзии на наши чувства, сударыня, — возразил я, поклонившись ей. — Я очень рад приветствовать в вашем лице такую смелую идеалистку, которой сам Шиллер, если бы он был жив, выразил бы свое глубочайшее почтение как своей самой преданной единомышленнице. Дело в том, что он, по большому счету, был всегда уверен в том, что никогда не устареет лишь то, что нигде и никогда не может произойти. Однако оставим пока эти принципиальные эстетические проблемы и перейдем к нашей полуночной повестке дня. Вы хотите услышать историю о призраках? A что, если ни у кого из нас не окажется наготове чего-нибудь по-настоящему необычного, что было бы в то же время не слишком детским или рассчитанным на наивную веру?

— Нет, — со смехом ответила умная девушка, — разумеется, это не должно быть похоже на пугало из купального халата, которое очень похоже на привидение, когда оно, вывешенное для просушки, болтается на ветру, что со мной однажды случилось в далеком детстве. Это должно быть нечто загадочное даже для умного человека, если он не трус, и чему не нашлось бы сразу какого-нибудь прозаического объяснения. A что, если мы опросим всех по очереди, и кто не сможет рассказать чего-нибудь в этом роде из собственного опыта либо из достоверных источников, тот обязан будет внести выкуп.

— Тогда приготовь-ка сразу свой выкуп, — улыбаясь, сказала ей сестра, — потому что вряд ли в твоей жизни могло случиться что-нибудь более сверхъестественное, чем встреча с тем купальным халатом.

— Кто знает, — возразила упрямица и попыталась сделать загадочное выражение лица. — Но я буду последней. Сначала предоставим слово доктору. За вами, господин доктор, история с симпатичным привидением; из жизни или вымышленная, в стихах или прозе — все равно, лишь бы мороз пошел по коже и в то же время чтобы нежная невидимая рука гладила по лицу.

— Боюсь, что вряд ли смогу вам угодить, — возразил я, — потому что не хочу выдумывать ничего такого, чего я не решился бы рассказать экспромтом. Самое лучшее в этом роде уже написано непревзойденным автором «Коринфской невесты». Мне вспомнился один незначительный случай из моей жизни, который лишний раз свидетельствует о существовании загадочного воздействия на расстоянии, давно уже подтвержденного множеством фактов. Итак, в то время еще двадцатитрехлетний юноша, я был тогда в Риме, оставив в Берлине двух человек, которые были мне дороже всех остальных моих близких: мою мать и мою невесту. Ранней весной 1853 года, одним хмурым и непогожим вечером, моя возлюбленная спокойно сидела со своими братьями и сёстрами за какой-то работой. Вдруг она услышала стук в дверь — и с криком «Это Пауль!» выбежала из комнаты и помчалась вниз по лестнице, чтобы самой отпереть ворота дома. На дворе никого не было, и ей пришлось затем долго выслушивать поддразнивания братьев из-за ее «девичьих выдумок». На следующее утро она пошла к моей матери, и та встретила девушку такими словами: «Можешь себе представить, что случилось со мной вчера вечером?» И дальше мать пересказала моей невесте все то, что накануне произошло с ней самой: о том, как она внезапно услышала нетерпеливый звон колокольчика у входной двери — так звонил только я, — подбежала к моему отцу, точно так же воскликнув, что это звоню я, после чего все остальное оказалось такой же галлюцинацией. Или все же чем-то другим? Потому что через неделю пришло письмо из Рима с известием, что я серьезно болен малярией и что именно в тот вечер мне было крайне плохо.

Снова в комнате воцарилась тишина. Затем девушка спокойно сказала:

— Поучительная история, которая мне лично кажется абсолютно правдивой, потому что неопровержимых доказательств взаимного воздействия душ без чувственных посредников мы выслушали сегодня вечером немалое количество. Вам не придется вносить выкуп, хотя это все нельзя назвать настоящей историей о привидениях, в которую и верить не хочется и в то же время, когда ее слушаешь, становится не по себе. Теперь на очереди история господина полковника. Боюсь, однако, что он нас ничем не порадует. Насколько мне известно, привидения испытывают священный трепет перед людьми с оружием, для которых смелость является профессиональным качеством.

C этими словами она обратилась к моему соседу, который в течение последнего часа, пока разговор вертелся вокруг загадок аномальных явлений, откровенно отмалчивался. Он был видным мужчиной, лет пятидесяти с небольшим, с преждевременной сединой в волосах и бороде, что по контрасту с коричневым от загара лицом создавало определенный колористический эффект. Губы его были плотно сжаты, и лишь изредка легкое подергивание уголков рта выдавало какое-то скрытое страдание. А в действительности этот превосходный человек — душой и телом солдат, получивший много наград на войне 1870–71 годов, — вынужден был из-за сильно запущенного ревматизма, вызванного полевыми условиями жизни, два года назад выйти в отставку в звании полковника и со всеми прочими почестями, которые так же мало скрашивали его вынужденную бездеятельность, как и военно-исторические штудии, которым он посвящал весь свой досуг.

Мы все его очень ценили и поражались его умению совладать со своим невеселым настроением в нашей компании и оставаться нашим благодарнейшим слушателем, несмотря на все забавные глупости, которые порой выдавала сестра хозяйки дома.

Тем более удивительным было наблюдать теперь, как он побледнел и опустил глаза, услышав последние слова девушки, словно не зная, что ей ответить.

Было ясно, что затронутым оказалось какое-то больное место в его душе и что он с присущим ему мужеством пытался превозмочь страдание и ничем не обнаружить его перед нами.

Смущенная девушка, которая при всем своем легкомыслии обладала несомненным чувством такта, хотела уже исправить свою неприятную поспешность и под каким-нибудь шуточным предлогом освободить полковника от обязанности внести выкуп, однако тот со спокойной решимостью во взгляде сказал: