Таня никуда особо не заходила, просто бродила по улицам и смотрела кругом. Наслаждалась спокойной жизнью вокруг, просто балдела оттого, что можно ходить по городу и никого не бояться. Сам воздух тут был намного свежее и приятнее, чем дома. Да и чувствовала себя почти как дома. Ощущения в тюрьме СОКа были абсолютно непохожими, хоть и более знакомыми, но все же чужими ее сущности. А тут многое было, очень много вроде чужое, а чувствовала себя, как только что вернувшись на полузабытую Родину. Родину-мать, а не Родину-мачеху. Неудивительно, ведь и в Российской Федерации жизнь была не подарок, очень много было плохого в РФ, но можно было и там жить. Но после нападения НАТО территория России стала филиалом ада, на фоне которой жизнь в эрэфии была очень даже неплохой. Не зря некоторые очень умные говорили, что в правительстве сволочи, олигархи сволочи, а воевать за них все равно надо, потому что в оккупации будет намного хуже. Так и вышло.
Здесь же, насколько ей было известно, уровень жизни был намного выше, чем даже в Евросоюзе. Чувствовалась уверенность в будущем, спокойствие и постоянное ощущение счастливой жизни, невероятно отчетливо она это ощущала. Люди ходили счастливые. Были озабоченные и грустные некоторые, но мало и озабочены мелкими проблемами. По настоящему несчастных она вообще не увидела, не видела и бомжей и похожих на них алкашей или пьяных до потери сознания, не говоря уж про наркоманов. Необычайно много Таня видела влюбленных пар, не просто парочек типа "снял девочку в клубе на ночь", а именно глубоко взаимно влюбленных, что, как она знала, редко встречается. И сами люди были другие, как она успела заметить, а сейчас остро ощущала. Более отзывчивые, добрые, честные. Занятые своими делами, но готовые помочь другим в случае просьбы. Барьер психологический между людьми был меньше, хоть и люди были разные.
Не боялись власти люди, и милиции тоже. Успела заметить, что не столько боялись служебного удостоверения Виктории их собеседники, сколько понимали это как необходимость помочь.
Видела она старое видео о протестах на закате советской власти. Тогда протестовали люди, в общем-то, неплохо жившие. Протестовали, не зная реальной жизни при капитализме. Протестовали, раздраженные невозможностью купить, что хочется за деньги из-за пустых прилавков в магазинах. Протестовали, недовольные прессингом советской властью, когда надо и когда не надо. Еще помогала вражеская пропаганда. Люди были привыкшие к хорошей с рядом оговорок жизни. Тут этих причин протестовать не было. Она около гостиницы видела филиал "Интуриста", так там была реклама разных санаториев и гостиниц по всей планете, разные экскурсии, хотя думала, что в СССР был выезд за границу строго ограничен. Тут люди много ездили на разные курорты, экскурсии, видели, как живут за рубежом, сравнивали с тем, как живут в СССР, и сравнение было в пользу СССР.
И в институте, и на улицах она видела, что генофонд в отличие от территории СНГ был сохранен и намного приумножен и улучшен, а ей дома говорили, что главное богатство страны это люди. Просто бросалось в глаза, что и физически намного улучшился народ, что особо было видно по молодежи, и воспитание и образование было намного лучше. Вспомнила Индейца, сравнила с несколькими ребятами на улице. Разница была такая, как будто это были люди разных даже не народов, а цивилизаций. До нее со скрипом доходило, что это и есть советский народ. Тяжело воспринимались люди, слишком уж были другие. Не понимала толком, как и почему так сильно разошлись в двух мирах люди одного народа по своей психологии и образу жизни. Когда стала понимать, только разозлилась оттого, что сделали с народом в ее родной реальности капиталисты и их помощники.
В ее мире был страшный системный планетарный кризис, который удалось загасить ограблением Ирана и Российской Федерации. Кризис отступил, но не ушел, причины остались. В ее мире говорили перед войной, что во избежание колоссальной катастрофы и выхода из кризиса нужно очень многое изменить и в России, и в странах Запада. Решение лежало перед ней. Было вокруг. Кругом была мирная жизнь, которой не было у нее дома, которая намного отличалась оттого, что она видела у себя дома и по телевизору про жизнь в цивилизованных странах Запада. Вспомнила то, что знала про шестидесятые годы, про тогдашний эмоциональный и технический подъем, так непохожие на начало веков, время ее детства. Ей время шестидесятых вроде бы понравилось, но плохо воспринималось, слишком непохожим было время на ее современность. Тут тогдашний почин развили и в большой части воплотили многие тогдашние мечты в жизнь. Не все получилось, но основную часть тогдашнего позитива развили и приумножили, подтвердили реальными успехами.
Кое-что воспринималось после либеральных ценностей неприязненно, но на практике себя оправдало. Была жестокость по отношению к беспредельщикам, потому что надо отвечать за свои поступки. Было неравенство ради улучшения генофонда, и дало яркий результат.
Виктория была та еще штучка. Совершенно не похожая по характеру и восприятию жизни на девушек высшего общества, попавшим туда за счет внешних данных. Не похожа была по поведению и стилю поведения на известных ей светских львиц. Не смогла бы ни с кем подружиться из знаменитых красавиц Российской Федерации, разве что с Оксаной Федоровой. Цену себе знала, но совсем иначе к этому относилась. Не способна была психологически пользоваться внешними данными, чтобы подцепить себе миллионера и этим беззастенчиво пользоваться ради своего кошелька. Может, и могла, но не хотела, и не хотела, потому что ей было неинтересно выйти замуж за толстый кошелек, интереснее жить с тем, кого любишь и кто действительно близок. Умеренно высокий уровень жизни здесь и так был. И ей были интересны и работа и дети. Очень ответственно к работе относилась. Не похожа была совершенно на тех смазливых девчат, которые, пользуясь своими внешними данными, на работе занимались дурью, а не работали.
Подошла к танцклубу. Смотрела на молодежь. Ни пьяных, ни курящих среди многочисленных компаний не увидела, не говоря уж про наркоманов. Хотя нет, одна компания в укромном месте среди кустов на скамеечке что-то разливала в картонные стаканчики из картонной пачки и пила, конечно. Милицейский патруль подошел, посмотрел, что пьют, проверил документы и оставил их в покое. Идя к своей служебной машине Полоцкого автозавода с характерным корабликом (а не парусом, как Лада), патрульные глянули на Таню, присмотрелись и подошли к ней:
- Добрый вечер! Предъявите, пожалуйста, ваши документы.
- Извините, у меня нет при себе никаких документов. Днем я ходила по городу в компании с сопровождающей из КГБ, а вечером она разрешила мне без сопровождения прогуляться.
- У вас что, вообще никаких документов нет? Пройдемте в машину. Сейчас вас по базе проверим. Как вас зовут?
- Зовут меня Гольцова Татьяна. В базе данных меня бесполезно искать. А сопровождающую зовут Норкина Виктория Вадимовна, она сотрудник пресс-службы КГБ, ей вроде бы двадцать шесть лет. Вот ее визитка.
Старший лейтенант милиции проверил по базе Викторию, наткнулся на надпись "доступ к данным указанной личности строго ограничен. Обращайтесь в КГБ". Набрал номер Виктории, та ответила через полминуты на видеозвонок. На экране возникла она уже в майке и слегка растрепанная, явно дома, и спросила:
- Здравствуйте, в чем дело? Товарищ старший лейтенант, вам с визитки дали номер?
- Представьтесь, пожалуйста.
- Я капитан КГБ Норкина Виктория Вадимовна, вот мое служебное удостоверение. Вы кто и по какому вопросу?
- Я старший лейтенант милиции Никифоров Сергей Иванович. Мы задержали только что девушку без документов, не считая визитки с вашими контактными данными. Представилась Гольцовой Татьяной и сказала, что вы ее сопровождали по городу. Вот она рядом.
Виктория присмотрелась и сказала: