И как горько теперь было вспоминать об этом родителям…

Изложение фабулы расследования будет далеко неполным если не коснуться финальной её части — странного и необъяснимого на первый взгляд сюжетного зигзага, связанного с пресловутой радиологической экспертизой. Это один из самых тёмных (и непрояснённых поныне) моментов расследования.

О чём идёт речь?

На протяжении недели — с 18 мая по 25 мая 1959 г. — радиологическая лаборатория Свердловской городской санитарно-эпидемиологической станции проводила исследования биологических материалов, извлечённых из тел Дубининой, Золотарёва, Колеватова и Тибо-Бриньоля, а также их одежды, на предмет обнаружения радиоактивных веществ. Всего исследованию подверглись 10 фрагментов одежды, снятой с тел погибших, и 25 биосубстратов. Кроме того, в ходе экспертизы была проверена радиоактивность биологических материалов безымянного трупа из Свердловска, данные по которому рассматривались в качестве эталонных. О том, что именно обнаружили свердловские радиологи, будет сказано ниже, пока же сделаем совершенно необходимую в этом месте ремарку.

В те далёкие времена радиоактивность воспринималась совершенно не так, как ныне. С одной стороны, существовала явная недооценка вредных факторов радиации, особенно нейтронного излучения, что обусловило создание нейтронных боеприпасов с заметной задержкой (эта разновидность термоядерного оружия появилась лишь в середине 70-х гг. прошлого века). Первые реакторы по наработке расщепляющихся материалов для ядерного оружия не имели изолированного от внешней среды первого теплообменного контура, другими словами, пропущенный через реактор пар после конденсации в холодильнике банально сливался в озеро-теплообменник. Тепловыделяющие элементы для реакторов подводных лодок на территории военно-морских баз хранили под открытым небом за обычным дощатым забором, словно поленья на даче. Весьма активные изотопы широко использовались на нанесения индикации на различные приборы военного назначения и «командирские» часы… Примеры можно продолжать, но мысль, полагаю, вполне понятна.

Но с другой стороны расщепляющиеся материалы тогда ещё не получили широкого распространения в быту — их не было в медицине, в устройствах пожарной сигнализации и т. п. Поэтому в Советском Союзе источник радиоактивности мог происходить только из двух областей жизни — из армии или военной промышленности. Обе эти сферы курировались госбезопасностью, всесильным тогда КГБ, который любой сигнал о появлении радиоактивности рассматривал с одной точки зрения: «нет ли в случившемся угрозы государственной безопасности СССР?» Угроза здоровью советских людей или утрата сверхдорогих расщепляющихся веществ были уже делом второстепенным, на первом плане для КГБ всегда стояла угроза гостайне.

Что, в принципе, логично.

В силу вышеизложенного само по себе предложение следователя провести проверку тел погибших туристов и их одежды на наличие радиоактивности равносильно предложению привлечь к делу КГБ. Для того времени это было только так. Мысль назначить радиологическую экспертизу не могла прийти в голову следователя Иванова на ровном месте, просто от нечего делать. Для такой экспертизы должны были существовать некие объективные показатели… либо некое требование, серьёзное настолько, что его невозможно было игнорировать.

В материалах дела нет никаких объективных предпосылок подозревать наличие радиоактивных материалов на месте трагедии группы Дятлова. А традиции проверять одежду всех трупов дозиметром в СССР 1959 г. не существовало, как не существует её в России и ныне. Стало быть, кто-то очень убедительно рекомендовал следователю радиологическую экспертизу провести. Самому Иванову экспертиза эта была совершенно не нужна — дело явно шло под закрытие и он бы преспокойно его закрыл без лишней волокиты. Трупы найдены, следов посторонних лиц на месте преступления нет, ну так зачем тянуть резину, правда? Ан нет, ему дали команду (или рекомендацию — как угодно) и притом с такого серьёзного уровня, что следователю Иванову осталось лишь взять под козырёк и ответить «есть!»

Самое интересное заключается в том, что экспертиза оказалась не напрасна — она действительно нашла следы радиоактивности. Можно сказать, что это было пожалуй единственное попадание следствия «в десятку». На фоне бесплодных допросов манси о «молельных камнях», солдат внутренних войск о «светящихся шарах» и халтурно проведённых опознаний вещей тут мы видим вполне логичное (а главное — результативное!) следственное действие. Вроде бы и наобум случившееся, но зато какое удачное!

Есть сильное подозрение, что успех радиологической экспертизы оказался вовсе не случаен. Другими словами, те, кто рекомендовал (или приказал) Иванову назначить её, отлично знали каким должен быть результат. И именно в этом кроется самая большая загадка «дела Дятлова», а вовсе не в проломленном черепе Тибо-Бриньоля и не в сломаных рёбрах Золотарёва, там-то как раз всё очень просто объясняется, как мы это увидим в своё время! Главная интрига — в неожиданной, нелогичной, неуместной и при этом такой успешной радиологической экспертизе.

Так что же обнаружили специалисты Свердловской радиологической лаборатории?

Биосубстраты, извлечённые из тел четырёх погибших туристов, найденных в овраге, показали, что тела погибших не были радиоактивны. Если точнее, в них не было превышения активности, обусловленной естественным присутствием в человеческом организме изотопов. Это означало, что Дубинина, Золотарёв, Колеватов и Тибо-Бриньоль не пили заражённую воду и не вдыхали радиоактивную пыль — в общем, не получали внутрь радиацию ни в каком виде.

Кроме того, не оказалось радиоактивных элементов и в грунте из ручья — его тоже проверили, предусмотрительно взяв пробу из-под трупа, обозначенного № 1.

А вот на трёх предметах одежды оказались найдены следы радиоактивного заражения. Хотя их владельцы были пронумерованы и в акте экспертизы не назывались по именам (так и указывалось «шаровары от № (такого-то)», «свитер коричневый от № (эдакого)»), известно, что эта нумерация совпадает с нумерацией в уголовном деле актов судебно-медицинских экспертиз тел, найденных в овраге. Другими словами, под № 1 в тексте физико-технической экспертизы фигурирует Колеватов, под № 2 — Золотарёв, под № 3 — Тибо-Бриньоль и под № 4 — Дубинина. Радиоактивность на упомянутых трёх предметах одежды была локальной, т. е. очаговой и группировалась на отдельных фрагментах. Площади «пиковой» интенсивности излучения в каждом случае были невелики — не более 100 см кв. ткани. Для свитера, обнаруженном на теле Людмилы Дубининой максимальная активность участка площадью 75 см кв. составила 9900 распадов в минуту (165 Бк), для куска ткани нижней части шаровар Колеватова площадью 55 см кв. — 5000 расп./мин. (83 Бк), а для фрагмента пояса его же свитера площадью в 70 см кв. 5600 расп./мин. (93 Бк). После их помещения в проточную воду на 3 часа произошло заметное снижение радиактивного фона (на 30 %-60 %). Это означало, что радиоактивны были не сами нити, пошедшие на изготовление свитеров и штанов, а осевшая на них пыль, которая смылась водой.

Фотографии подлинника физико-технической (радиологической) экспертизы некоторых вещей и биосубстратов из тел последних четырёх туристов, обнаруженных в мае 1959 г. Фотографии кликабельны, их можно рассмотреть в увеличенном виде и прочесть текст, не полагаясь на творческие пересказы «исследователей». Обратите внимание на то, что грунт, взятый из-под тела Людмилы Дубининой не был радиоактивным, что полностью отметает всякие домыслы о «попадании радиоактивности из ручья». Опираясь на это наблюдение, мы можем с абсолютной уверенностью утверждать, что ни дно оврага, ни талый ручей, протекавший там, радиоактивными не являлись.