— Катись отсюда со своим чертовым профсоюзом! — заорал вдруг Лью. — И не морочь мне голову ни с какими фондами — твой профсоюз тоже в руках у Стэнтона. Боже, неужели ты думаешь, мы не знаем?Хозяева платят, чтобы ваши ребята вообще не совались сюда.

— Это не так.

— Не так? Тогда почему ваш профсоюз не ведет здесь никакой деятельности? Почему вы сидите в Питсбурге?

— Потому что нам надо сначала окрепнуть,прежде чем мы сможем начать работу, на шахтах Западной Вирджинии, — сказал ему Том.

Лью Дэвид с сомнением посмотрел на него.

— Скажи это моему мертвому сыну, — устало сказал он. — Давай, убирайся отсюда. Мне не нужна никакая ваша помощь. Пусть они отправят меня в тюрьму. В тюрьме не хуже, чем в шахте.

Том поколебался.

— Если ты передумаешь, я буду у своей тещи.

Он подошел к двери камеры и дал знак шерифу.

— В этих местах профсоюз популярен, как триппер, — сказал Том, сидя за столом у тетушки Эдны.

— Том! — воскликнула Делла, кормившая мальчиков.

— Извини. Но это так.

— Я ведь говорила тебе, — сказала тетушка Эдна, — шахтеры чувствуют себя преданными со всех сторон. Они считают, что никому нет до них дела, и в чем-то они правы.

— Мне есть до них дело, — сказал Том.

— Тогда что ты собираешься делать?

— Поговорить завтра с руководством профсоюза. Убедить Джо Хайнеса, что пора создавать профсоюз в Угольной компании Монти Стэнтона.

Тетушка Эдна улыбнулась, а Делла озабоченно посмотрела на него.

— Том, — сказала она. — Джо Хайнес знает, что делает. Он разрабатывает стратегию по всей стране. И ты знаешь, что Монти Стэнтон — худший из худших. И, если профсоюз потерпит здесь поражение, это причинит вред делу по всей стране.

— Знаю, — сказал Том. — Но профсоюз не потерпит здесь поражение.

Маленький Стен Беничек стукнул ложкой по тарелке, требуя еще супа.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

В 1872 году на главной улице Чарльстона был построен в готическом викторианском стиле дом из красного кирпича. Эта мрачная громада оплачивалась группой местных бизнесменов, которые называли себя «Обществом Иеремии Бентама» [27], и вскоре «Клуб Иеремии Бентама» стал самым престижным мужским клубом в городе. Именно в библиотеке этого клуба Монти Стэнтон обратился к десяти сидевшим в кожаных креслах мужчинам.

— Джентльмены, — сказал он, — я попросил вас собраться здесь, потому что на территории моей компании появился человек из профсоюза.

Он сделал небольшую паузу, чтобы придать сказанному больше драматизма.

— Его зовут Том Беничек, — продолжал он, — чешский иммигрант, который работал у меня, пока я не занес его в «черный список» за учиненные беспорядки. Он был таким идиотом, или я не знаю, как это сказать, что попросил предоставить ему зал компании для обращения к шахтерам. Разумеется, мы послали его к черту, но он распространил листовки, где говорится, что он организует митинг перед зданием.

— Ну, ты, конечно, сумеешь его остановить, — заметил Людвелл Тайсон, президент Угольной компании Тайсона.

— Да, да. Мы его остановим. Но он очень решительный малый, и может пойти куда-нибудь еще. И, джентльмены, мне кажется, мы должны быть реалистами относительно сложившейся ситуации. Мы, владельцы шахт, в какой-то степени потеряли связь со временем. Профсоюзное движение набирает силу по всей стране. Вполне возможно, мне придется разрешить Беничеку организовать профсоюз в моей компании, что окажется серьезной опорой для распространения профсоюзного движения на всю Западную Вирджинию. Ваши шахты, вслед за моими, тоже будут охвачены профсоюзным движением, и я не уверен, что вы будете в состоянии что-либо сделать, чтобы предотвратить это. Вот такой я вижу сложившуюся ситуацию.

— Ты уже бьешь в набат, Монти, — буркнул Тайсон. — Не хочешь же ты сказать, что собираешься сдаваться без боя?

— Я этого не говорил. Я пытаюсь заставить вас понять одно — что если один из нас дрогнет, то всех нас ждет поражение. Я намерен бороться с Беничеком всеми доступными мне средствами, и вам, друзья, лучше во всем меня поддерживать.

— Ты и так прекрасно знаешь, что мы будем тебя поддерживать! Мы удерживали штаты от профсоюзов в течение двадцати лет, и я ручаюсь, что мы сумеем продержаться еще двадцать!

Монти улыбнулся.

— Я рассчитывал, что вы именно это и скажете, Людвелл. Но настали такие времена, когда надо проявить большую твердость. Есть одно, что обернулось нам на пользу — война. Президент Вильсон на нашей стороне. Он сказал мне в прошлом месяце в Белом доме, что для войны требуется столько угля, сколько мы сможем дать, и что правительство сделает все, о чем мы просим, чтобы оградить угольную промышленность от остановки производства. Другими словами, мы получили карт-бланш из Вашингтона. А благодаря нападению на меня этого безумного Дэвиса, все считают шахтеров скоплением самых радикальных сил. Так что, полагаю, вы можете действовать в полную силу. Это война, джентльмены, между нами и ими, а на войне течет кровь. И на войне следует сражаться с оружием в руках. После того, как мы вместе помолимся, я хочу показать вам фотографии нового оружия, которое, полагаю, выпустит кишки из Тома Беничека и шахтеров.

Он улыбнулся еще раз.

— Самое лучшее, то, что и правительство, и вся страна будут на нашей стороне, потому что мы делаем патриотическое дело: мы добываем уголь, чтобы «спасти мир для демократии».

— Черт возьми, что все это значит? — проговорил Тайсон. — Что это за новое оружие? Вы собираетесь травить их газом?

— Нет, это кое-что такое, над чем мы с Биллом Фарго работали в течение нескольких месяцев. Это делалось здесь, в гараже, в Чарльстоне. Это своего рода вариант танков, которые используют во Франции, но мы с Биллом назвали их «машинами смерти».

Он усмехнулся.

— Они очень страшные. Но сначала помолимся.

Он поднял глаза к потолку.

— О, Господь, даруй нам твою поддержку в этой самой справедливой борьбе против врагов частной собственности…

«Я выиграю, —думал он самодовольно. — Черт возьми, я выиграю».

— Ни я лично, ни профсоюз не поддерживаем того, что сделал Лью Дэвис, — говорил на следующее утро Том.

Он стоял на ступеньках здания компании, говоря через мегафон с собравшимися шахтерами и их женами. Их было около двухсот человек. Был холодный серый день, но люди не обращали внимания на погоду. Они очень хотели послушать, что скажет им Том.

— Мы против насилия в рабочем движении где бы то ни было в Америке, — продолжал он, — но крушение надежд, заставившее Дэвиса схватиться за ружье, действительно, имело место! Ужасные условия труда, убившие его сына, это реальность! Я сказал, что единственныйпуть — я повторяю, единственный— исправить положение — через организацию…

Он остановился. Все услышали какой-то шум: стук мотора. Они обернулись и увидели подъезжавший к ним конвой. На двух до отказа забитых грузовиках сидели пинкертоны в котелках, вооруженные ножами. А за ними ехали две «машины смерти». Они выглядели устрашающе. Они, действительно, были похожи на танки, только на колесах, а не на гусеницах, и они явно были поставлены на шасси грузовиков. Они были «одеты» в стальную броню, без окон, а вверху каждого была вертящаяся башня с пулеметом, выставленным в амбразуру.

Конвой остановился в двадцати футах от здания, и Билл Фарго, ехавший в одном из грузовиков, прокричал в мегафон:

— Вы находитесь на земле, являющейся частной собственностью. Расходитесь по домам!

— Убирайтесь к черту! — закричал Том в ответ. — Может, скажете, что воздухтоже собственность компании? Я ведь не в здании компании…

— Вы на земле компании, — прервал его Фарго, и башни с пулеметами повернулись и нацелились на Тома. — Если вы, люди, не разойдетесь, вы потеряете и работу, и дом.