— Сэм, где ты был?

Сэм Фуллер только что вошел в спальню предоставленного ему компанией дома. Лампа у его кровати горела, и его жена сидела на кровати.

— Ты знаешь, где я был, — ответил он, снимая пиджак. — Я ходил на прогулку. Тебе не следовало вставать.

Он присел на край кровати, чтобы расшнуровать ботинки.

— Последнее время ты часто стал совершать ночные прогулки, — сказала Энн ледяным голосом. — Ты что, стал мне изменять?

Он быстро посмотрел на нее:

— Конечно. У меня роман с Сарой Финли.

— У меня нет настроения шутить, Сэм. Раньше ты никогда не ходил на ночные прогулки.

— После такого спертого воздуха в шахте приятно пройтись по свежему воздуху. Давай, выключай свет и ложимся спать, — сказал он.

— Нет. Я хочу поговорить. Ни один из шахтеров, внесенных в черный список, не был принят на работу обратно, кроме тебя. Знаю, ты говорил, что они сделали для тебя исключение, потому что ты двенадцать лет проработал в компании, но почемуони сделали это исключение? Они никогда ни для кого не делали исключения.

— Откуда, черт возьми, я знаю?

Он снял брюки.

— А теперь выключи эту чертову лампу. Я хочу спать.

Она понизила голос:

— Сэм, я люблю тебя. Ты хороший муж. И я хочу, чтобы ты сказал мне правду: ты стал стукачом?

Он уставился на нее.

— Какого дьявола ты разговариваешь подобным образом со своим мужем!

— Это так?

— Конечно, нет!

Она вытащила из-под подушки потрепанную Библию и протянула ему:

— Поклянись на Библии!

Он заколебался, и она увидела страх в его глазах.

— Сэм, — прошептала она. — Как ты мог?

— Я должен был, —выговорил он, наконец. — У нас ничего не осталось, Энни. Я должен был.

Все еще держа в руках Библию, она надела халат и подошла к двери.

— Сегодня ночью я буду спать вместе с мальчиками. А утром я отвезу их к тете Джейн в Хоуксвил. Если ты порядочный человек, ты поедешь с нами.

Он посмотрел на нее.

— В Хоуксвиле нет работы. Нигде нет работы.

— Сэм, я не хочу объяснять тебе, что ты сделал, потому что я люблю тебя. Они убьют тебя, Сэм. Не обманывай себя. Они убьют тебя, — она открыла дверь и добавила. — Бог помогает сказать мне эти слова, но я бы не винила их, если они бы сделали это.

Она вышла из комнаты.

Впервые в жизни Сэм Фуллер почувствовал ужас в сердце.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Монти любил наряжаться в нелепые костюмы. Дважды в году они с Кристиной давали большой бал-маскарад в Бель-Миде. И через десять дней после того, как он выдал шахтерам безопасные лампы (решив, что тем самым заткнул им рот), он устроил прием для восьмидесяти человек, пришедших попировать и развлечься в его большой дом.

Кристина предпочитала романтические костюмы. Один раз она была в костюме мадам Дюбарри, в этот же раз предпочла нарядиться императрицей Евгенией. Монти же больше нравились костюмы грубых неотесанных парней, а потому на нем был костюм Буффало Билла. Весь обвешанный шестизарядными пистолетами, он торжественно шествовал по своей бальной комнате.

Играл оркестр, состоявший из десяти человек. Черные официанты в белых пиджаках сновали повсюду с шампанским, вином и виски на серебряных подносах. В столовой полированный стол ломился под роскошными блюдами: копченая ветчина, жареное мясо, утиный галантин, цыплята, салаты, сыры, корзины с фруктами и, наконец, самое любимое блюдо Монти, которое он мог поглощать до тех пор, пока не лопнет, — печеная картошка. В некоторых аристократических кругах Англии и Франции уже начали возводить культ легкой пищи в религию, но в Западной Вирджинии некоторая полнота рассматривалась, как нечто совершенно естественное после тридцати пяти лет, и никто даже не помышлял об отказе от удовольствия поесть ради поддержания явно вредной для здоровья худобы.

Поэтому гости, как только могли, набивали свои желудки. Кристина выпила много вина и к полуночи совсем опьянела, ее пришлось отнести наверх, в ее комнату. Монти же отличался удивительной способностью пить до бесконечности, но к трем часам ночи он все же окончательно упился. К четырем дом совершенно затих. И только слуги, зевая, должны были после этой вакханалии приводить дом в порядок.

А в двух милях отсюда, в шахтерском городке компании, шахтеры утренней смены насильно заставляли себя выбираться из мягких постелей, чтобы начать новый трудовой день в подземелье шахт.

— Кто сказал, что в шахте номер шесть жарко? — прорычал Монти на следующее утро в десять утра, сидя в своей огромной постели и страдая от похмелья. Он проглотил одну за другой четыре таблетки аспирина, чтобы хоть как-нибудь унять нестерпимую боль, разрывавшую его голову на части.

— Шахтеры, — ответил Фарго, стоявший около его кровати со шляпой в руке. — Они говорят, что шахта номер шесть заполнена газом. Они отказываются там работать. Они говорят, что в любой момент она может взорваться.

— Черт!

— И они винят компанию.

Монти бросил на него полный ярости взгляд.

— Наверно, это моявина, что в шахтах встречается скопление газа?

— Они говорят, если бы компания установила вентиляционную систему…

— Кто «они»? — снова прорычал Монти. — Хватит морочить мне голову этим «они»! Есть всегда одинчеловек. Кто он?

— Беничек.

Монти откинул простыню и слез с постели.

— Этот чертов маленький ублюдок — разве я не дал ему безопасные лампы? Я хорошоотнесся к нему. Я не уволил его, а теперь он снова создает мне проблемы…

Почувствовав слабость, он присел на постель и на минуту закрыл глаза. Затем, уже более спокойно, спросил:

— А что там на самом деле?

— В шахте действительно очень жарко. Она может взорваться.

— Черт!

Он снова лег на постель, сжав голову руками.

— Хорошо. Закрой ее. Подождем дней пять. Может, она остынет.

— А что с Беничеком? — спросил Фарго.

— А что с ним?

— Я говорил ему, что компания изучает вопрос об установке вентиляционных систем. И теперь он спрашивает, как далеко зашло это изучение, и когда системы будут установлены? Что ему ответить?

— Ответь ему, если он хочет сохранить работу, пусть лучше заткнет свой вонючий рот.

Молчание. Монти поднял глаза на Фарго.

— Ну?

— Я не уверен, что мы сможем сделать так еще раз, мистер Стэнтон.

— Почему, черт возьми, нет? Это моя шахта. Или я ошибаюсь?

— Беничек мало говорит — его английский достаточно скудный — но то, что он говорит, шахтеры внимательно слушают. У этого маленького сукина сына есть мозги в голове. Думаю, нам стоит осторожно держаться с ним. По крайней мере, сейчас.

— Я впервые слышу, чтобы тыговорил что-либо подобное, — проворчал Монти.

— Я просто хочу избежать проблем. Мы могли бы внести его в черный список раньше…

— Знаю, — резко прервал его Монти.

Ему не понравилось, что Фарго указывает на его ошибку.

— И что ты предлагаешь?

— Мы обманем его. Скажем, что исследование еще не закончено. Что надо подождать, пока шахта не остынет — если она вообще когда-нибудь остынет. И выиграем время.

Монти не любил человека, который являлся его правой рукой. В Фарго было что-то нечеловечески хладнокровное, что мешало сблизиться с ним. Но он уважал его чутье, когда речь заходила о шахтерах. И Фарго ведь предупредилего о Беничеке…

— Хорошо, — согласился Монти, — мы разыграем это по твоему сценарию. По крайней мере, сейчас.

«Чертово похмелье», —подумал он. — «Чертовы шахтеры».

Билл Фарго вырос в обстановке нищеты и благочестия, будучи одним из шести детей проповедника. Ежедневное чтение отцом Библии и жестокие побои, к которым он прибегал за малейшее искажение Закона Божьего, привили Биллу отвращение к христианской религии, переросшее затем в ожесточенный атеизм. К двадцати годам Билл пришел к выводу, что Иисус был обманщиком, если почти за две тысячи лет смирение так и не восторжествовало на земле. Фарго верил, что весь смысл жизни сводился к борьбе между слабыми и сильными, в которой сильные всегда побеждали. Таким образом он пришел к убеждению, что ему всегда следует быть сильным.