Пег сначала принялась хихикать как молоденькая, потом вдруг расплакалась. Женщины обнялись и принялись реветь вместе. Тилли сквозь слезы уговаривала Пег:

— Перестань, перестань, успокойся, там тебя ждет прекрасная жизнь. Вспомни, как повезло Кэти.

Наконец, они вытерли слезы и улыбнулись друг другу.

— А как же насчет энтих индейцев? — вдруг спросила Пег.

— Ну, думаю, что сейчас они уже все мертвы и похоронены. Муж Кэти наверняка с ними разобрался. Не волнуйся ты из-за индейцев, — серьезно успокоила ее Тилли. — Луиза говорит, что гражданская война гораздо страшнее, чем индейцы. Там многое изменилось. Я иногда думаю, как бы сложилась моя жизнь, если бы Мэтью не умер. У нас было бы свое собственное большое ранчо и тысячи голов скота, и лошади, и… много еще чего. И у тебя все это будет обязательно, Пег. Там полно одиноких мужчин.

— Нет, Тилли, что ты, в моем-то возрасте.

— Забудь о возрасте и сразу станешь на десяток лет моложе. И вообще, Дуг уже партнер Луизы — большой человек. Поверь, с тобой в Америке может случиться много хорошего. А теперь иди вниз и расскажи об этом всем. Думаю, твои братья не обрадуются. И вдобавок, — Тилли скорчила гримасу, — они вполне могут последовать твоему примеру. С кем же я тогда останусь?

— Ой, этого не бойся, Тилли. Ребята знают, где им лучше. И еще скажу, наш Сэм часто говорит, что воскресенье, когда они остановились около тебя, стало счастливым днем для всей семьи.

— И для меня тоже, Пег. А теперь иди.

— Спасибо, Тилли. Я тебя никогда не забуду. Никто из нас не забудет.

Оставшись одна в комнате, Тилли задумчиво посмотрела на дверь. Значит, Пег не держит на нее зла. А ведь ей казалось, что, по меньшей мере, она недолюбливала ее. Как будто Тилли была главным препятствием на пути ее брака со Стивом. К тому же и Бидди не скрывала, что Стив должен жениться на Пег и забыть Тилли. Теперь-то Тилли знала, что из этого все равно ничего бы не вышло. И все из-за нее. Стив здесь бы не задержался, причем он мог уехать еще до того, как нашлась его дочь. Ох, уж эта дочь… Тилли поспешно вернулась к столу и дочитала письмо от Кэти, содержание которого уже было ей известно.

Остальная почта была деловой. Прочитав все письма и отложив те, которые требовали ответа, Тилли встала и подошла к окну. Снова пошел снег. Он валил такими крупными хлопьями, что за ними трудно было разглядеть сад. Тилли глубоко вздохнула. Метель надолго заметет дорогу. Может быть, на несколько недель. Впереди ничего радостного, кроме возвращения Жозефины. Тилли взяла два письма и направилась наверх в студию, где, судя по доносившимся звукам, Вилли играл на пианино. Этой зимой он часто садился за пианино или брал в руки скрипку. Казалось, он находит успокоение в тех произведениях, которые выбирал. Мелодии все были медленными, протяжными. Наверное, они были под стать его чувствам. Да и ее тоже.

Глава 12

На улице лютовала стужа, а в помещении было жарко и душно.

Всего час дня. Решетка на единственном подвальном окне и в ясную погоду едва пропускала свет, а сейчас и вовсе казалось, что за ней кирпичная стена, так она была забита грязным снегом.

Лампы располагались таким образом, что освещали только стол и находящуюся в четырех футах от него печь с двумя духовками. Может, так оно и лучше, потому что Норин Бентвуд не могла видеть полчища тараканов и бесстрашных крыс, оккупировавших подвал. Здесь было ужасно темно — наверняка эти твари считали, что на землю пала бесконечная ночь. Два кота, призванные бороться с крысами, так обленились от обильной пищи, что постоянно дрыхли днем и просыпались к ночи, вспоминая инстинкт охотника.

Пирожковая Проггла находилась в переулке неподалеку от набережной. Заведение работало с шести утра до двенадцати ночи и никогда не пустовало. Завсегдатаи знали, что ни одна кухарка не задерживается у Проггла больше, чем на две-три недели. Последней удалось продержаться семь недель, и это было вполне понятно — с таким животом куда денешься.

Зато никогда раньше на кухне у Проггла не стряпали таких вкусных пирожков.

Вот что заставило хозяина держать кухарку так долго и идти на некоторые уступки. Например, начинала она в восемь и кончала в восемь. Он платил ей полтора пенса в час и кормил, может быть и зря. Но она умела так хорошо печь… Поэтому он даже предложил взять ее назад после того, как она разрешится от бремени, разумеется, если она пристроит куда-нибудь ребенка. Однажды он уже обсудил с ней этот вопрос:

— Чего ты не должна делать, так это отдавать ребенка на ферму: там он захворает или вообще перекинется. А если и выживет, то вырастет хиляком. Ведь сколько не плати этим сучкам, они все равно, будут кормить дите только размоченным хлебом, сунут соску и держат весь день привязанными к корзинке. У кроликов на заднем дворе больше места для движения, чем у этих детишек. Я их повидал много, так что не отдавай, пусть дите кто-нибудь усыновит, или отошли его к родителям. Тебя же они сумели воспитать. И неплохо, скажу тебе.

Он мог быть добрым, этот Джозеф Проггл, конечно, если это было ему выгодно. Но насчет ферм он был прав. Норин и сама видела таких детей. Недалеко от того места, где она снимала угол, был такой дом, где дети не плакали громко, но непрерывно целый день скулили хором.

Норин открыла тяжелую дверцу духовки и вытащила оттуда противень с двумя дюжинами румяных пирожков.

Когда она донесла эту тяжесть до стола, то не удержала — противень с силой грохнулся об стол. Норин ухватилась за него одной рукой, а другой обняла живот и некоторое время стояла согнувшись, хватая ртом душный воздух.

Передохнув, она сунула в духовку новую порцию пирожков. Затем взяла большую ложку и помешала густое варево из бобов в большом котле на плите. Повернувшись опять к столу, переложила пирожки на большой поднос и отнесла его в угол комнаты, где находился лифт. Поставив туда поднос, она дважды постучала по деревянной планке, увидела, что лифт ползет вверх, и вернулась к столу. Достала из огромной миски кусок теста и принялась его раскатывать.

Однако через несколько минут Норин остановилась и снова схватилась за живот. Еще слишком рано, не может такого быть, ведь она все рассчитала правильно. А она была уверена, что не ошиблась. Ей ходить еще три недели. Тогда откуда эта резкая боль?

Норин подтащила к себе ящик, села на него, обеими руками уперлась в край стола и, глядя в дальний угол, где копошилась серая масса, прошептала:

— О Господи! Только не сейчас. О Господи! — По ее щекам катились слезы. — Мама, — снова прошептала она, — ох, мама, мамочка!

Норин не думала о Вилли. Странно, но с недавних пор она вообще редко думала о Вилли, хотя была уверена, что Вилли заберет ее в особняк, куда же еще, но тогда, как предсказывала мать, жить ему останется недолго. Сначала искушение написать ему было так велико, что она даже несколько раз заходила на почту. Но там она сразу же вспоминала отца. Одно время Норин было все равно умрет она или выживет. Длинными ночами, лежа в убогой комнатушке, которую она снимала, и вслушиваясь в звуки дома, она молилась в надежде, что не доживет до утра.

Зимой ею завладела апатия. Видеть ей хотелось только мать. Конечно, Норин понимала, что ее беременность приведет Люси в ужас, но это только сначала.

— Ну-ну, что это с тобой, девушка? — Бесшумно подкрался Джозеф Проггл.

Норин вздрогнула, и, вскочив с ящика, залепетала:

— Я присела немного отдохнуть, мистер Проггл, всего на минутку.

Он вгляделся в нее в полутьме подвала и спросил:

— Уж не собралась ли ты рожать?

— Нет-нет! — Норин потрясла головой. — Просто немного устала.

— День только начался, девушка, не с чего уставать. Еще часа нет, и в лавке давка. Они их жрут, не давая остыть. Эти пироги готовы?

— Да, мистер Проггл.

— Ладно, отправь их наверх и готовь следующую партию, в такую погоду у нас будет полно народу. Да еще заказ на шесть дюжин пирожков. Матросы устраивают вечеринку в «Голубом парусе». — Хозяин посмотрел, как Норин раскатывает тесто, и добавил: — Немного погодя я пришлю тебе Дженни Блэкетт. Пусть поможет.