— Ты, я вижу, забыла, что перед тобой хозяин домов, верно? — невесело усмехнулся он.
— Да, сэр, — призналась девушка, повесив голову.
— Можешь передать, что они могут жить спокойно, пока шахта не будет продана. Однако тот, кто ее купит, возможно, захочет продолжить разработку, — хозяин выпрямился в своем кресле, а потом, наклоняясь к ней, попросил: — Троттер, не надо говорить об этом никому, о том, что шахта может перейти в другие руки.
— Хорошо, сэр, не скажу.
— Просто объясни, что на улицу их не выбросят… но о том, что я могу продать шахту, промолчи, хорошо?
— Я понимаю, сэр, об этом никто не узнает.
— Ну, наконец, — хозяин повернулся к Саймсу, вносившему в комнату большую корзину. — Поставь ее сюда, — он указал на пространство между своим креслом и ногами Тилли. Передай Лейбурну, — не глядя на лакея, продолжал он, — пусть подает экипаж через… через сколько? — он бросил взгляд на окно. — Начинает темнеть, пусть подает экипаж через четверть часа. Потом возвращайся сюда: заберешь корзину и отнесешь в экипаж, — мистер Сопвит помолчал и, заметив выражение лица лакея, спросил: — Ты меня хорошо слышал, Саймс? — Затем с нажимом повторил: — Поставь… корзину… в экипаж.
Лицо лакея залилось краской, весь вид его говорил о том, что встревожен он не на шутку.
— Теперь сложи в корзину все, что осталось на пирамиде, — сказал Марк Тилли, когда дверь за лакеем закрылась.
— О, сэр, и так всего много.
— Делай, что тебе говорят.
Девушка сделала, что ей велели, и опустила крышку корзины.
— Спасибо, сэр, я вам так благодарна.
Он протянул ей руку, она подала ему свою.
— Кажется, мы готовились так умереть, — Марк слегка встряхнул ее руку.
— Да, сэр, — подтвердила она, проглотив подступивший к горлу комок.
— Ты хорошая девушка, Троттер.
— Ну что вы, сэр, — стараясь сдержать слезы, покачала головой Тилли. Поспешно отвернувшись, она надела пальто, застегнув его до самого ворота, потом — шляпу и снова села. Мистер Сопвит молча смотрел на нее.
Перед ним сидела молоденькая худенькая девушка, очень бедно одетая. Но в глубине ее глаз притаилась какая-то тайная, не подвластная времени, мудрость. Марк сказал себе, что колдовским можно было назвать выражение ее глаз, темно-карих и ясных, поражающих своей глубиной. Они напоминали влажно блестящие морские камешки, непрестанно омываемые прибоем. Она могла бы быть его дочерью, между Гарри и Мэтью. Ее приход усилил его тоску по детям, подогрел в нем желание увидеть их. Ему так хотелось снова подержать на руках Джесси Энн. На мгновение в нем вспыхнул гнев, не беспокоивший его на протяжении последнего часа.
— Будь она проклята! — кричало все у него внутри. Эйлин жестокая, такая жестокая. Почему она не вернулась? Любая другая порядочная женщина обязательно приехала бы, узнав о его несчастье, даже если бы пришлось снова запереть себя в четырех стенах. К своему ужасу, он вдруг почувствовал, что вот-вот заплачет. На его счастье в это время отворилась дверь, пропуская Саймса, и Марк почти с благодарностью посмотрел на него.
— До свидания, сэр, — поднялась Тилли. — Большое спасибо вам за все. Я… буду здесь в понедельник.
— Хорошо. Спасибо, Троттер, я пришлю за тобой экипаж.
Тилли сначала хотела ответить: «В этом нет необходимости, сэр». Но потом только наклонила голову в знак благодарности и вышла в сопровождении Саймса, несшего корзину.
В холле никого не было. Шаль Бидди лежала поперек резного кресла.
Девушка взяла ее и накинула на плечи. Так как дворецкого внизу не оказалось, Саймсу пришлось поставить тяжелую корзину, чтобы открыть дверь.
Он толкнул ее с такой силой, что дверь с громким стуком ударилась о стену.
Фред Лейбурн уже ждал Тилли. Он поставил в экипаж корзину, потом помог девушке подняться на ступеньку, предупредив:
— Осторожно, мадам.
Когда она взглянула на него из-под опущенных ресниц, Фред так ей подмигнул, что она едва не упала на сиденье. Ее неудержимо тянуло расхохотаться, но она хорошо знала, что этот смех закончится рыданиями.
Заветная дверь только слегка приоткрылась перед ней, но в глубине души она чувствовала, что дверь эта может широко распахнуться. Если это произойдет, Тилли поступит так, как советовала ей миссис Дрю: примет то, что ей предложат, и будет держать двумя руками!
Глава 3
— Это специально все подстроено, черт побери! — зло воскликнул Марк Сопвит.
— Не смейте так выражаться в моем присутствии!
— Но это настоящий заговор. Если смогли приехать вы, почему не могли дети?
— Я уже объясняла: Джесси Энн и Люк простудились, у них сильный кашель.
— В таком случае для Мэтью и Джона было бы лучше держаться от них подальше, чтобы не заразиться.
— Доктор Феллоуз настоятельно рекомендовал оставить детей дома. Но ты не будешь один, к тебе на каникулы приедет Гарри.
— Гарри — взрослый человек, а я хочу, чтобы рядом были мои дети. Эйлин сделала это нарочно, ведь так? Ей хотелось мне досадить.
— Не будь ребенком, Марк. Ты становишься просто невыносимым. Она очень тебе сочувствует.
— Неужели? Что-то незаметно. Если бы она хоть немного беспокоилась обо мне, то вернулась.
— Здоровье моей дочери не позволяет ухаживать за инвалидом.
— А никто от нее этого и не требует, и вам это прекрасно известно, но ей следует быть здесь.
— Что? Приехать сюда и встретиться с твоей любовницей?
— Какой любовницей! Силы небесные! — Марк покрутил головой из стороны в сторону, потом схватил лежавшую на столике книгу и со злостью метнул ее вдоль комнаты. — У меня нет никакой любовницы! — бушевал он. — Я порвал с ней задолго до того, как история выплыла наружу.
Джейн Форфут-Медоуз застыла, стиснув в руке бархатный бант, прикрепленный к верху ее платья из темно-фиолетового бархата. Ее явно напугала эта вспышка гнева. Она смотрела на зятя широко раскрытыми глазами.
— Извините, меня, извините, — пробормотал он, роняя голову на грудь. — Но я так одинок. Вы не можете представить, во что превратилась моя жизнь, — продолжал он, поднимая голову. — Все изменилось так внезапно, что привыкнуть к этому сразу невозможно. Сначала дом гудел от детских голосов. Стоило мне открыть дверь, как на меня сыпались жалобы из-за их очередной проделки. Потом почти вымерший дом, где нет ни одного дорогого мне человека. Выносить одиночество уже тогда было достаточно тяжело, но я мог ходить на прогулки, ездить верхом, мог просто двигаться, — Марк стал сбиваться на крик. — Теперь вообще все осложнилось, — он показал рукой на подножие кресла. Временами начинает казаться, что я схожу с ума.
— Разве тебя никто не навещает? — участливо спросила миссис Форфут-Медоуз.
— Приезжают иногда один-два человека. Мужчины, но всегда без жен. Иногда мне хочется смеяться, а порой — ругаться.
— Я успела в этом убедиться за тот короткий срок, что провела рядом с тобой. Я много разного наслушалась, — голос тещи снова звучал сухо. — Ты никогда так прежде не ругался.
— Ругался, но не в вашем присутствии и не при детях, — криво усмехнулся он. — Простите меня, я благодарен вам за то, что вы приехали. Для меня это очень ценно.
Она подошла и села рядом.
— Когда приезжает Гарри?
— Я полагаю, что послезавтра. Он был здесь два или три дня после того, как меня нашли, но я ничего не помнил тогда. Ему не было смысла оставаться, он все равно ничем не мог мне помочь. Гарри принял приглашение поехать во Францию и в конце семестра уехал туда с другом. В последнем своем письме он сообщает, что приедет за два-три дня до Рождества.
— Очень хорошо, ты не будешь один.
— Нет, один я не буду.
Некоторое время они сидели молча. Молчание нарушила Джейн Форфут-Медоуз.
— Доктор Феллоуз занимается сейчас важным для тебя вопросом, — она в смущении умолкла.
— Вы о протезах? Расскажите, — живо откликнулся заинтересованный Марк.
— Да, — теща облизнула губы и продолжала. — По его мнению, что-то предпринимать можно не раньше, чем через шесть месяцев. Сначала должны затянуться раны.