– Это Лида, хозяйка локаля, – сказал Кирилл.

Обменявшись с девушкой приветствиями, Пабло прошелся по залу, чуть не свалив при этом прислоненную к стене странную деревянную штуковину, напоминающую пустотелый коровий рог двухметровой длины.

– Что это за фигня? – подхватывая падающую деревяшку, спросил Пабло.

– Диджериду, – объяснил Барков. – Национальный музыкальный инструмент австралийских аборигенов. Делается только из эвкалиптового дерева.

– Здесь играют австралийскую музыку?

– Не совсем. Хозяйка локаля с помощью диджериду прочищает чакры и сканирует уровни сознания. Последнее веяние эзотерической моды.

– Понятно, – растерянно кивнул ничего не понявший Монтолио.

– Диджериду – уникальный в своем роде инструмент. Он воссоздает естественноприродные звуки, генерирующие мир, любовь и терпимость, – пояснила Лида. – Его звучание укрепляет ауру и позитивно воздействует на астральный план.

Заинтригованный Пабло поднес к губам узкий конец трубы и дунул в него. Локаль заполнил низкий гнусаво вибрирующий звук, напоминающий то ли брачный призыв слона, то ли многократно усиленное динамиками урчание в животе плотно пообедавшего толстяка. Меньше всего этот вой ассоциировался у Монтолио с миром, любовью и терпимостью.

Ебаньки вздрогнули и дружно повернулись в сторону Пабло.

– Простите. Я лишь пытался прочистить чакры, – виновато пояснил он.

Опасливо прислонив диджериду к стене, лейтенант с любопытством прислушался к доносящимся с разных сторон обрывкам возобновившихся разговоров. Глаза агента привыкли к полумраку, и черты заполняющих локаль людей были видны теперь более отчетливо.

– Он эксгумирует музыку из гроба технологии и опять душит ее… – выразительно жестикулируя, вещал высокий тощий парень с заплетенной в косичку куцей козлиной бородкой.

– Отхожее место, как апогей цивилизации – в этом есть глубокий социальный символизм…

– КрафтЭбинг выстраивает из нойфрагментов абсолютно правильный гармонический ряд, а затем обрушивает мелодию в колодец бреда и галлюцинаций…

– Культура, в которой мы живем – это калейдоскоп предсмертных гримас…

– Тембровая музыка в своей концепции отталкивается не от системности, как в тональной музыке, а от особенностей человеческого слуха…

– Отвратительная мерзкочешуйчатая змея постмодернизма у всех на глазах заглатывает собственный хвост…

– Последний альбом Вована – это продукт разложения традиционного музыкального ряда…

Мозг не привыкшего с общению с творческой богемой агента CESID отчаянно отторгал порождаемые их словами совершенно неудобоваримые образы, как желудок отторгает отравленную пищу. Вспотевший от напряжения Пабло мучительно терзался от чувства полной своей несостоятельности. По отдельности он понимал значение каждого произнесенного слова, но соединенные вместе они теряли всяческий смысл.

Отхожее место – это туалет. Но почему туалет является апогеем цивилизации? Не полет на луну, не ядерная бомба, не создание искусственного интеллекта, не достижения медицины, наконец, а именно туалет?

Еще хуже дело обстояло с заглатывающим свой хвост постмодернизмом и продуктом разложения музыкального ряда, который по какойто причине ассоциировался у Пабло с покрытым трупными пятнами роялем.

Дрожащей рукой Монтолио ослабил узел галстука. Он думал о том, что русское своеобразие переходит все мыслимые и немыслимые пределы. Ну почему его не заслали к американцам? Английский язык он знает даже лучше русского.

Хозяйка локаля позвонила в большой бронзовый колокольчик. Разговоры стихли.

– Сейчас будет музыка! – объявила она.

Пабло с облегчением вздохнул. Как никогда он нуждался в передышке.

Молодой светловолосый парень поднес к губам саксофон, и пространство заполнила невесомая пронзительночистая мелодия.

– Это здесь! – донеслось от двери.

Монтолио вздрогнул при звуках знакомого голоса. Сердце гулко и горячо застучало о ребра.

– Добро пожаловать к Ебанькам.

Повернувшись к выходу, он увидел вылезающую изпод шторы Марию Гриценко. Зрелище было столь впечатляющим, что мысли о покрытом трупными пятнами рояле и толчке как апогее цивилизации мигом выветрились из головы лейтенанта.

Забираясь боком внутрь, хохлушка присела, изогнувшись покошачьи, от чего ее и без того ничего не прикрывающая юбка задралась, явив благодарным зрителям тонюсенькую ленточку черных трусиковтанга, пограничной полосой разделяющую спелые полукружия ягодиц. Знаменитая грудь седьмого размера, не удержавшись в вырезе эластичной кофточки, выпрыгнулатаки из декольте.

Когда Крусиграма стала деловито заправлять ее на место, рыжебородый музыкант уронил мандолину, а белокурый саксофонист сбился с такта и умолк.

Забравшийся в локаль вслед за девушкой Василий Стародыбов произвел на собравшихся гораздо меньшее впечатление.

– Кто это с ней? – нервно спросил Монтолио у Кирилла.

– Тамбовский Красавчик, первый русский тореро.

– Тореадор?!!

Оказалось, что он не ослышался.

В отличие от Баркова, лейтенант не видел выступления Стародыбова. Твердо убежденный в том, что женщины без ума от тореадоров, он почувствовал болезненный укол ревности.

Узнав в свою очередь Пабло, Мария издала тихий возглас удивления. Меньше всего она ожидала увидеть своего спасителя в локале Ебаньков. Белый костюм невероятно шел испанцу, более того, было очевидно, что костюм этот стоит недешево. Испанские мужчины в массе своей не отличались особой элегантностью, а белых костюмов, как правило, избегали, экономя на химчистке.

Матримониальные планы вновь зароились в голове хохлушки, после внезапного и необъяснимого бегства Пабло поставившей было крест на их так и не состоявшихся отношениях.

Крусиграма приосанилась и выпятила грудь, нацелив ее на Монтолио, как пушечное дуло.

– Ты всегда так обращаешься с девушками? – грозно сдвинув тщательно подкрашенные брови, осведомилась Мария. – Бросаешь их посреди улицы и убегаешь, не сказав ни слова за исключением "joder"?

– Я… ты понимаешь… извини… – мучительно покраснел Пабло. – Так уж получилось.

– Ладно, прощаю, так уж и быть, – великодушно согласилась хохлушка. – Дам тебе еще один шанс…

– Значит ты не против, если я…

– Этот тип что, ухлестывает за тобой? – возмущенно перебил его Стародыбов.

– Отвали от меня, балерун, – огрызнулась Крусиграма, не отрывая от Пабло влажно блестящего взора. – Так о чем ты там говорил?

* * *

Поднырнув под железную штору локаля "Ебаньков", Михаил Батурин застал своеобразную вариацию на тему Кармен: темпераментный испанец в белом костюме ссорился с тореадором изза веснушчатой красотки в весьма откровенном наряде. Тореадор, правда, был отечественного происхождения (Василия Стародыбова Михаил узнал по фотографии, полученной вместе с его досье), а белобрысая Кармен щеголяла кондовым украинским акцентом.

За разворачивающимся действом с живым любопытством наблюдала группа весьма колоритных российских граждан.

Тот факт, что Кирилл и тореро вместе оказались в локале "Ебаньков", сам по себе был весьма примечателен. Это отчасти подтверждало предположение, что пешку Канесиро Стародыбов передал именно Баркову, а не комуто из покупателей.

Человек, получивший фигурку, немедленно выявил радиомаяк и вывел его из строя. Кирилл это сделал или ктото другой – вот в чем вопрос. В любом случае, Тамбовский Красавчик в данный момент более интересен – он знает сразу двоих из цепочки – человека, передавшего ему пешку и того, кому он ее передал.

В том, что цепочка ведет к Марату Багирову, Батурин почти не сомневался. Марат никогда не жалел денег на подкуп людей, способных получить для него важную информацию. Наверняка у него есть осведомители не только в испанской полиции, но и в спецслужбах.

Идеально было бы захватить одновременно и тореро, и Кирилла. Опустив руку в карман, Михаил нащупал в нем полученную от курьера ручкуинъектор, заряженную психотропным препаратом. Один укол, и человек выдает всю необходимую информацию, после чего благополучно обо всем забывает. Можно попробовать под какимто предлогом заманить их обоих в книжный магазин и уже там обработать. Если не получится, он возьмет на себя Кирилла, а тореадором займутся ребята из группы поддержки.