— Но где вы их нашли? — Бенедикт посмотрел на кобылу, потом на Джулитту, и снова перевел взгляд на Сайли.

— Мы купили их на ярмарке, — ответила Джулитта. — Барышник сказал нам, что приобрел их у баскского торговца.

Бенедикт горько усмехнулся.

— У торговца? Скорее, у баскского головореза. Наверно, на здешнем рынке продается немало лошадей, полученных ценой крови паломников. — Отвернувшись, он прижал ладонь к теплой шее Сайли. — Я видел, как она умерла. Слава Богу, быстро, почти мгновенно. Но ее глаза смотрели на меня и тогда, когда она падала замертво. Я ничего не мог сделать… Ничего… — Его голос задрожал, пальцы вцепились в лошадиную гриву. Усилием воли Бенедикт подавил порыв повернуться и заключить Джулитту в объятия. Ему казалось, что только она могла понять и утешить его. Но он не решался шагнуть к краю пропасти. Стоявшая у него за спиной Джулитта молчала, ощутив опасность мгновения. Затем послышался шорох соломы. Оглянувшись, Бенедикт обнаружил, что остался один на один со своим горем.

Спустя некоторое время, придя в себя, он вымыл руки и лицо и вышел из конюшни. Понурив голову, Джулитта сидела на скамье у стены и нервно теребила край юбки. Подойдя к ней, Бенедикт сел рядом, но не слишком близко.

— Извини меня, — сдержанно обронил он.

— Не стоит извиняться. Я все понимаю: тебе нужно было побыть одному. — Она посмотрела на него, а потом на свои руки. Вернее, на правую, где тускло поблескивало обручальное кольцо.

— Неужели Моджер взял тебя с собой из ревности?

— Отчасти поэтому. Видишь ли, Роберт Нормандский решил, что я — лакомый кусочек, и возжелал увидеть меня на своем столе. Ему потребовалось убрать с дороги Моджера, поэтому он и послал его на поиски иберийского боевого коня. Но Моджер разгадал план герцога и настоял на том, чтобы я отправилась в Бордо вместе с ним. О чем я, честно говоря, не жалею. Я даже обрадовалась такому повороту событий. Роберт Нормандский слаб по части женщин. Кроме того, мне нравится путешествовать. Разумеется, теперь Моджер ревнует меня не к герцогу, а к тебе, — добавила она, обращаясь к толстому золотому кольцу.

Тяжело вздохнув, Бенедикт прижал голову к холодной каменной стене.

— Мне казалось, что вы с ним уже давно нашли общий язык. Разве не так? — спросил он, вспомнив ту ночь, когда застал Моджера и Джулитту в зале в Бризе.

— Скорее, мы просто научились терпеть друг друга, — пробормотала она, бросив на Бенедикта негодующий взгляд. — Я изо всех сил пытаюсь мириться с его требованиями. Моджер тоже иногда идет на уступки. Но наша дорога по-прежнему щедро усыпана терниями.

Бенедикт вспомнил рассказ Санчо о том, как он выкрал свою подругу. «Нам приходилось туго, особенно Лейле, ведь она была уважаемой замужней женщиной…»

— По возвращении в Бриз я собираюсь серьезно поговорить с твоим отцом, а затем отправиться в Кастилию.

— Навсегда? — встревоженно спросила Джулитта Ее глаза потемнели от беспокойства. Она досадливо прикусила губу. Бенедикт хорошо знал, о чем это говорило.

— Пока не знаю. По меньшей мере, на несколько лет. Санчо ждет не дождется, когда я решусь на этот шаг. Возвращаться в Англию, в ежовые объятия Руфуса, мне нельзя. Если уж выбирать господина между ним, Робертом Нормандским и Родриго Диасом де Биваром, то я предпочитаю служить последнему.

— А как же мой отец? — возмущенно воскликнула Джулитта. — Я, разумеется, понимаю, что ты не питаешь теплых чувств ни к Руфусу, ни к Роберту — ни один из них и в самом деле не стоит доброго слова. Но ты не можешь бросить моего отца, которому ты стольким обязан.

Бенедикт спокойно встретил гневный взгляд ее небесно-голубых глаз.

— Да, я обязан Рольфу стольким, что до конца жизни не смогу рассчитаться с долгом. Но сейчас я не способен предложить ему ничего, кроме извинений и сочувствия, — тихо произнес он. — Я расплачусь с твоим отцом испанскими скакунами и серебром. Только, пожалуйста, не говори, что этого недостаточно.

Джулитта пристально смотрела на него и молчала. Но Бенедикт был твердо намерен убедить ее в верности своего решения.

— Теперь прямой наследницей Рольфа являешься ты, а через тебя и Моджер. Можешь назвать меня тщеславным глупцом, но я никогда не смогу выполнять его приказания в Бризе и в Улвертоне.

В Кастилии же у меня появились прекрасные друзья Там я зажил новой жизнью А ниточки, связывавшие меня с прошлым, перепутались и оборвались. Здесь мне больше нечего делать.

Джулитта покраснела, ее губы затряслись.

— Джулитта! Что с тобой? — Бенедикт склонился к ней.

Она несколько раз тряхнула головой.

— Нет, нет, все в порядке, — заверила она. — Наверное, ты прав. В Кастилии тебе будет хорошо. Да и мой отец, я думаю, справится без тебя, ведь у него будут великолепные иберийские жеребцы. А для Улвертона он подыщет другого управляющего. Просто я… я… — Джулитта осеклась и сердито взмахнула руками. — Я знаю, что веду себя недостойно. Но я любила тебя с пяти лет. — Не дав Бенедикту опомниться, она поспешно вскочила на ноги. — Нет, не говори ничего. Пусть все остается так, как есть. Теперь я знаю, что ты цел и невредим, и спокойна. Больше мне ничего не нужно.

Не зная, что еще сделать или сказать, Бенедикт тоже встал на ноги. Неужели они расстанутся, простившись так странно?

— Джулитта, послушай! — взмолился он, но замолчал, так как в этот момент два конюха ввели во двор брыкающегося вороного жеребца. Глаза животного свирепо сверкали, оттопыренная нижняя губа обнажала желтые зубы. В отличие от шкуры, хвост и грива коня имели серебристо-серый окрас.

Выпучив глаза от удивления, Бенедикт застыл с открытым ртом.

— О, Господь! — невольно вырвалось у него. — Только не говори, что Моджер совсем обезумел и купил этого зверя!

— О чем ты? — встревоженно и испуганно спросила Джулитта.

— Мы с Санчо видели этого вороного раньше. Он на наших глазах одним ударом копыта переломал конюху все кости. Разумеется, конь красив и статен, но я сомневаюсь, что он подпустит к себе кого-нибудь. Он не просто не объезженный, он совершенно дикий.

Джулитта с сомнением покачала головой.

— Возможно, ты ошибаешься. Моджер никогда бы не купил такого коня. Ты же знаешь, какой он осторожный.

— Может, и осторожный, но факт остается фактом: жеребец здесь. Но ни я, ни Санчо не покупали его.

Бенедикт сделал несколько шагов навстречу конюхам, намереваясь помочь им. Однако, заметив выбежавших из дома Моджера и Санчо, резко остановился.

— Где мы его разместим, господин? — спросил один из конюхов, переводя дыхание.

Моджер указал на конюшню.

— Выведите из стойла серого мерина и кобылу, а на их место поставьте вороного, — распорядился он.

— Но он так брыкается, что разнесет все стойло, — попытался вмешаться изумленный Бенедикт.

Не моргнув и глазом, Моджер подошел к конюхам.

— Не лезь не в свое дело. Я знаю, что делаю.

— Судя по всему, он быстро загонит в могилу первого, кто попытается его оседлать, — с кривой усмешкой заявил Санчо, разглядывая беснующегося жеребца. — Однако вам, господин Моджер, насколько я понимаю, ни помощь, ни советы не нужны. — Он пренебрежительно передернул плечами. — Вы ведь все знаете. Или, по крайней мере, так говорите.

— Моджер! — Протянув руку, Бенедикт шагнул к нему. — Не глупи. Хоть на время забудь о гордыне.

— Гордыня здесь не при чем, — процедил тот сквозь зубы. — Я знаю, что делаю. — Казалось, он предпочел бы проглотить собственный язык, нежели признать явную ошибку. — Забирай своих лошадей и уходи! Немедленно!

Глаза Бенедикта гневно вспыхнули, уголки рта напряглись.

— Так я и сделаю, — спокойно согласился он и, взяв поводья Сайли и кобылы, бросил прощальный взгляд на Джулитту. — Да поможет тебе Бог! Ты навсегда останешься в моем сердце!

— А ты в моем. — Джулитте казалось, что она вот-вот потеряет сознание.

— Оставь ее в покое, — рявкнул Моджер. — Она моя жена, свою ты потерял.

Ярость в его серых глазах поразила Бенедикта. Казалось, Моджер обезумел не меньше вороного жеребца.