«Неопределённая определённость» их отношений, как говаривала Сью, была заметна всем. Если бы Лу была более сдержана и страдала бы чуть большей скромностью… Но наша подруга в проявлении своих эмоций никогда никого не смущается. Если ей стыдно — она краснеет, если ей смешно — она смеётся, если грустно — слёз своих не стесняется… Это я к тому, что если ей вздумается повиснуть у тебя на шее от переизбытка чувств — она это запросто осуществит без какого-либо стеснения. Многих это смущает, а некоторых даже шокирует. Я-то уже привык к её выходкам, главное — понимать, что это проявление искренней дружбы, и ничего более.

Пату было хуже. Потому что ему нужно было нечто большее, чем искренняя дружба. А с Лу определить, где кончается дружба и начинается нечто большее, было не просто. И в силу особенностей своей натуры он не торопил события. Она, видимо, ждала от него начала боевых действий. И хотя тётя Мэг в своём воображении давно их обручила, поженила и окрестила всех их будущих детей, они продолжали изображать дружбу навеки.

Короче, эта парочка меня достала! Лучше бы Лу здесь не было — мы бы приехали на каникулы, они бы увидели друг друга после долгой разлуки и разом бы поняли, что жить друг без друга не могут. Из-за этого попадало и мне — с завидным постоянством ко мне походил какой-либо страждущий, сражённый чарами вейлы, и спрашивал меня, встречается ли с кем-нибудь моя подруга и может ли он пригласить её на свидание. Почему подходили ко мне, я не в курсе — но я уже начинал себя чувствовать заправским сутенёром.

Хуже всего, что весна брала своё и все будто с ума посходили. Преподаватели каждый божий день распинались об экзаменах, а у студентов в голове только одна любовь. Может, это Дамблдор пустил какие-нибудь секретные чары, поэкспериментировать решил по поводу своей любимой теории? Я чувствовал себя как единственно трезвый человек в абсолютно пьяной компании. То тебя разбирает смех от наблюдения за окружающими, то всё вдруг начинает до такой степени бесить, что хочется рычать.

— О чём это треплется Гермиона с тем амбалом из Равенкло? — спросил Пат, усаживаясь рядом со мной за стол. Я писал сочинение по Травологии.

— Это староста школы, — мрачно ответил я.

— Я знаю, кто это, — пожал плечами он, — я спросил — о чём разговор?

— Я откуда знаю? — возмутился я, — они старосты, какие-то их общие дела!

— Не злись, приятель, — похлопал меня Пат по плечу с хитрой ухмылкой.

— Я не злюсь! — буркнул я.

— Злишься, — утвердительно кивнул головой мой друг, — это называется «ревность».

— Знаешь, иди-ка ты к чёрту со своими предположениями! — вконец обозлился я, — со своими сердечными проблемами сначала разберись, а потом другим начинай советы давать!

— Ты чего? — изумлённо вытаращился на меня Пат.

— Ничего, — пробормотал я.

— Эй, Пат!

Мы оба подняли головы на знакомый спокойный голос — к нам подошла Дейдра и одарила моего друга лёгкой сочувствующей улыбкой.

— Тебя на ковёр.

Лицо Пата медленно скривилось, будто он мужественно и тщательно прожёвывал лимон.

— Срочно? — без какой-либо надежды спросил он.

— Нуууу…, - протянула Дейдра, сморщив лицо, будто не желая сообщать эту новость Пату, — вид у него был… недовольный.

Он закрыл лицо руками, как только она отошла от нашего стола.

— Ещё бы он был доволен, — пробурчал он, — я проигнорировал его приглашение уже два раза!

— Видимо, ты знаешь, зачем он тебя зовёт, раз не идёшь, — хмыкнул я, не поднимая головы.

— Боюсь, ты был прав со своими предположениями, — уныло произнёс Пат, — мне тётка прислала письмо. Говорит, он приходил и говорил с ней по поводу официального признания. И это было даже до выхода статьи.

Я выдохнул, повернул голову и посмотрел на друга. Пат выглядел как человек, изо всех сил желающий в эту самую минуту оказаться где угодно, только не на этом месте. Он скривил губы и ответил на мой молчаливый вопрос:

— Она ему сказала, что я — взрослый и пусть сам меня спрашивает.

— Ты сам-то что думаешь? — тихо спросил я.

— Думаю, что я влип! — зло бросил он, — и не смотри так на меня! — добавил он, — мне плевать, признает он меня официально или нет!

— Пат, чего ты от него хочешь? — серьёзно задал я вопрос, ответ Пата на который давно меня интересовал.

Он очень внимательно посмотрел мне в глаза, и на его лице отразилась то ли горечь, то ли боль.

— Я просто хочу, чтобы он признал это перед самим собой. Мне не нужна другая фамилия, мне нужен отец. Да, он — не подарок, но у меня другого нет! А он смотрит на меня вечно с таким обалдевшим видом, будто сам не понимает, как это у него такое получилось. Будто говорит — «ни фига себе! Я сделал ребёнка! Вот это да!». Я же признал это. Я — подросток, мне семнадцать, Гарри, а ему — тридцать семь — почему я должен идти ему на встречу?

— Иди, и скажи это ему, — хлопнул я его по плечу.

Пат моргнул, лицо его просветлело, и он посмотрел на меня так, будто я только что открыл заново закон сохранения вещества.

— Пойду — и скажу! — храбро заявил он, и, подхватив сумку, отчалил в сторону подземелий.

— Только не сразу в лоб! — крикнул я ему вдогонку, но, сомневаюсь, что он меня слышал. Зато услышала мадам Пинс.

— Что за безобразие! — зашипела она, возмутившись, — что вы себе позволяете?! Это же библиотека!

— Да молчу я, молчу, — досадливо пробормотал я, снова уткнувшись в своё сочинение. Но мысль уже не шла. Вернее, мысль пошла по другой колее — что мне делать с притязаниями на моё внимание со стороны мисс Вейн. Смех смехом, а делать что-то было надо. Во-первых — достало, а во-вторых — кто знает, чего она ещё выкинет. Джинни мне недавно сказала, что снова столкнулась с её бандой в туалете (школьные туалеты — это целая жизнь…), и та хвасталась перед своими подружками, что дело буквально на мази… Не знаю, то ли у неё навязчивая идея, то ли на меня поспорили — но теперь я в действительности ощутил на себе всю силу гриффиндорского упрямства.

— А куда убежал Пат? — спросила разрумянившаяся Гермиона, занимая то же стул, на котором тот сидел. Её лицо выражало странное смущение, как будто ей было неловко за что-то передо мной.

Не думайте, что я не желаю своей подруге счастья, но если и Гермиона пропадёт для мира в этом любовном сумасшествии, то я точно свихнусь.

— Воевать со своим отцом, — кисло ответил я.

— Оу, — понимающе протянула она, заправив выбившуюся прядь за ухо, — а где Лу?

— Она с Луной обсуждает какие-то потусторонние вопросы. Они нашли друг друга.

Гермиона немного помолчала, раскладывая письменные принадлежности на столе, а потом заявила:

— Они ведут себя как полные идиоты, ты так не думаешь?

Я фыркнул в знак согласия.

— Эта парочка мне уже осточертела.

— Такая глупость, — поражённо произнесла Гермиона, — строить из себя просто друзей, когда всем, и в первую очередь, им самим, ясно, что это не так!

— Вот уж точно! — согласился я, и повернул к ней голову. На несколько мгновений мы как-то уж слишком пристально посмотрели друг другу в глаза, а потом каждый вернулся к своей работе. Внутри у меня засело странное чувство, что сейчас что-то произошло, но что именно — понять я не мог.

— А ты знаешь, что вы с Патом будете сдавать экзамены как все, вместе с шестым курсом? — бодрым тоном спросила Гермиона.

— Да, мне говорила МакГоноголл.

Это была уже не новость — декан объяснила мне, что обещанных СОВ мы не получим, а будем сдаваться как все нормальные шестикурсники. Но от результатов будет зависеть многое — вот не получу я, например, высший балл по Зельям, то и не пойду на седьмом курсе к Снейпу. Собственно, я и не получу. Собственно, он меня и не ждёт.

— В эту субботу будет пробный зачёт по аппарации, — сообщила ещё одну новость Гермиона.

— Правда? — удивился я.

Разговор совсем не клеился. Сочинение не писалось. Настроение было препаршивое. Для полного комплекта не хватало, чтобы ещё и шрам заболел и Волдеморт бы мне протелефонировал через ментальную связь своё веское «I’ll be back».