– Нужен нам этот Багдад! Не до Багдада…

– Я это к тому, Лавр Георгиевич, что за три года войны наши доблестные союзнички ни разу – слышите: н и р а з у! – не прорвали германского фронта. Знай себе одно: погоняют нас, русских. Нашей крови им не жалко!

Он вздохнул и удрученно замолчал.

– Простите, Лавр Георгиевич, но разве мы не видим, что наша армия больна, больна хронически? Болезнь эта – не сейчас при обретенная. Она – застарелая, давняя, можно сказать, наследст венная.

– Крымская война… да? – живо спросил Корнилов.

– Нет, раньше, – отвечал Новосильцов. – Вспомните Напо леона на Березине. Как мы его упустили? Это позор! Ему же не было спасения… Сплошные поражения! Как это ни больно гово рить, но война, особенно жестокая война, как правило, взбадри вает нацию, пробуждает ее от мирной спячки и заставляет напря гать спрятанные силы. В любой борьбе нация как бы обновляется, наращивает молодые мускулы. Россия же после 1878 года не воевала целых четверть века и умиротворенно рассиропилась, одрябла. К ней стала подкрадываться старость.

После того как великий Наполеон нашел свою погибель на просторах России, русским больше нечем похвалиться. Пленение Шамиля? А что еще?Недавняя война с Японией лишь подчеркнула нашу рыхлость и привела к потере половины Сахалина. Если так пойдет и дальше, то в скором времени от великости российской останется одно воспоминание!

Невысокого мнения Новосильцов был и о верховном командовании. Это неудивительно: ведь в высшие эшелоны пробивались, как правило, не самые талантливые, а самые угодливые. Отличались не на поле боя, а на паркете.

В частности, Брусилова он знал еще по довоенным временам – часто встречались на балах в столице. Воспитанник Пажеского корпуса, молодой Брусилов уже в те годы считался большим мастером «попасть в случай».

– А в Брусиловском прорыве я имел несчастие участвовать. Гигантское наступление в мае прошлого года русская армия предприняла по просьбе союзников. Терпели поражение итальянцы, изнемогали под Верденом французы. Итальянский король Виктор-Эммануил обратился с письмом к Николаю И. Не вылезали из Царского Села послы Бьюкеннен и Палеолог… Царский любимец Брусилов с готовностью откликнулся на приказ монарха. Его нисколько не смущало, что в резерве у него имелась всего одна кавалерийская бригада. Его не остановило и совсем недавнее, в марте, поражение русской армии под Двинском.

– Генерал «Чего изволите?» – язвил Новосильцов. Прорыв германского фронта удался ценой чудовищных потерь.

Только убитыми Россия потеряла 500 тысяч солдат. Зато спасли Италию и сняли напор немцев на Верден!

На профессиональный взгляд, Брусиловский прорыв мог повторить Самсоновский. Будь немецкие военачальники поразво-ротливей, они двумя концентрическими ударами могли легко «подрубить» основание устремившихся в прорыв русских дивизий и замкнуть кольцо окружения. Пока они сообразили, гибельную западню узрел и сам Брусилов. Страшась участи Самсонова, он стал спасаться от клещей.

Знаменитый Брусиловский прорыв произвел оглушительное впечатление на обывателя – постарались голосистые газеты. Однако ни один из журналистов не написал о том, что происходило после первоначального успеха. Военные же с напряжением следили, как увлекшийся Брусилов натужно спасал свои обескровленные корпуса от гигантского котла.

Справедливость требовала воздать Брусилову не за прорыв, а за спасение своей армии от окружения.

– Представляете скандалище? – спросил Новосильцов. – Мало нам было позора!

Он считал, что генералы-лизоблюды и такой незадачливый полководец, как Николай II, загубили лучшую в мире армию – русскую.И все же в отличие от корниловского окружения Новосильцов носил в себе спокойную уверенность в победе. В этом природном русском аристократе покоряла сила «породы», покоившаяся на глубоком знании истории народа и страны. Перед Корниловым был человек, чьи предки сами делали историю России. Бывало трудно, выпадало невыносимо тяжело, однако всякий раз пробуждались силы тайные, глубинные, природные.

Так половодье взламывает самый мощный ледяной покров. Просто наступает некий срок, скапливаются силы и разбитые остатки льда уносятся в небытие.

– Сейчас мы снова угодили в сложный переплет. Пожалуй, такого еще не бывало. Но – справимся, даст Бог. А иначе что же – гибель? «Аки обры…» Нет, не верю! Не укладывается в голове. Россия не может закатиться. Что-то обязательно произой дет. Вот увидите, увидите…

Новосильцов надеялся на офицерство, на казачество. В самой толще народа живы и бьют родники патриотизма. Он считал, что это природное сопротивление разрухе нуждается в умелом и спокойном руководстве.

– Петроград – это никакая не Россия. Пропащая головуш ка – вот что такое Петроград. Гнилая, бедная, безумная… Пена бешенства, и больше ничего. Подумаешь, евреи! Ну и что? Но разве мы не видели поляков? В самом Кремле сидели, едва своего Владислава царем не посадили!.. А немцы? А татары? Французы, наконец? Куда они все делись, что с ними сталось? Достукаются и евреи. Просто кому-то очень хочется, чтобы мы их испугались. Испугались, задрожали и согнули спину без всякого сопротивле ния. А мы не задрожим! А мы – наоборот! – расправим плечи и сожмем кулаки. Ну… разве не так? По крайней мере, у нас в «Союзе офицеров» именно такое настроение.

Бальзам на душу были для Корнилова такие разговоры. Взгляд государственного деятеля, а не испуганного обывателя. В уверенном спокойствии этого поместного аристократа сквозило упорство черносошного мужика после пожара или очередного неурожая. Руки целы, – значит, поправимся. Глаза боятся, а руки делают!

Леонид Николаевич чистосердечно признался, что не верит в успех предстоящего наступления. Имея в запасе сил всего на одну пощечину, в драку не ввязываются. И все же наступать придется. Отказ от боевых действий скажется в пользу Совета, в пользу большевиков. В настоящее время Керенский представлялся ему более приемлемым. Однако, если судить по «гамбургскому счету», Керенский – явная пустышка, калиф на час, безудержный болтун. Новосильцов догадывался, что за спиной военного министра с серебряными шпорами скрываются какие-то темные людишки. Они и руководят этим паяцем, словно тряпичной куклой на безоб-разной русской сцене. Следует воспользоваться возможностью хорошенько стукнуть Керенским по большевикам. («Зимним дворцом по особняку Кшесинской».) А уж разобраться с самим Керенским будет намного легче, проще.

Леонид Николаевич заверил, что здоровые силы России по-прежнему делают ставку на Корнилова. Сейчас просчитывается, что может выйти, если наступление все-таки окончится неудачей. Он недавно разговаривал с генералом Калединым. Тот уверяет, что «тихий Дон-батюшка» не откажется стать боевым плацдармом будущего русского сопротивления. Кстати, добавил он, после неожиданной отставки генерала Алексеева главный комитет «Союза офицеров» успел провести утреннее заседание и кооптировал опального генерала в почетные члены. На время генерал Алексеев как бы отступит в тень, скроется из глаз. Однако он полон стремления не прекращать борьбы, искупить свою великую вину. В самые ближайшие дни он незаметно посетит Ростов и Новочеркасск. Побывает генерал и в Екатеринодаре. О настроении кубанского казачества «Союз офицеров» достоверными сведениями не располагает…

Знал ли Новосильцов о неприязненных отношениях Корнилова и Алексеева? Конечно, знал. Но, рассказывая, он давал понять, что в настоящее время о недавних распрях следует забыть. Этого требуют интересы общего дела… Одновременно он предостерег Корнилова о том, что новый главковерх Брусилов «на дух не выносит «Союз офицеров». Скорей всего о чем-то догадывается. Так что командующему 8-й армией об этом следует помнить постоянно. В ходе наступления им доведется разговаривать довольно часто…

Вся первая половина июня ушла на подготовку армии к боям.

– Боюсь, – сказал Корнилов генералу Романовскому, – не вышло бы у нас по-брусиловски.

Восстанавливая боеспособность армии, Лавр Георгиевич представлял, как русская пехота поднимется проламывать германскую оборону. За время окопного сидения немцы загородились шестнадцатью рядами колючей проволоки. Артиллеристы и пулеметчики скрывались в бетонных капонирах. Для успеха понадобятся снаряды, изобилие снарядов. Солдаты поднимутся из окопов, если только увидят, что вражеская оборона перепахана мощным артиллерийским огнем.