И она сейчас же отдает распоряжение, не подозревая, что работает на Рубинштейна и Мануса, которые в свою очередь стараются для Германии».И вот Штюрмера больше нет. Русское правительство возглавил генерал Трепов. Что это… проявление воли и решительности? Не поздновато ли?..
Палеолога посетила мысль: а не поделиться ли новостью с Бьюкенненом, коллегой, послом Великобритании? Поразмыслив хорошенько, он оставил это намерение. У Бьюкеннена имеются свои секретные информаторы. Кстати, поспешит ли Бьюкеннен поделиться этой новостью с ним, Палеологом?
Задумавшийся, расслабленный, Морис Палеолог раскрыл свой дневник и на чистой странице принялся записывать:
«Русских часто упрекают в отсутствии предусмотрительности. Действительно, им постоянно приходится бывать захваченными врасплох последствиями их собственных поступков, запутываться в тупиках, больно ушибаться о жесткую логику событий. И в то же время нельзя сказать про русских, чтобы они были беззаботны относительно будущего. Думать о нем они много думают, но не умеют его предвидеть, потому что они его не видят. Воображение русских так устроено, что оно им никогда отчетливо не рисует самих очертаний. Русский видит впереди только далекие, убегающие горизонты, туманные, смутные дали. Понимание реальности в настоящем и грядущем доступно русским лишь при помощи грез. И в этом я вижу последствия климата и географических условий. Разве можно, едучи по степи в снежную погоду, не сбиваться беспрестанно с дороги, когда зги перед собой не видать?»
Будущее… Измученная Европа наивно связывала все свои надежды на прекращение кошмара с близким будущим. И мало кто догадывался, что как раз будущего следовало страшиться!
И снова запись из дневника французского посла Палеолога.
«По словам моего информатора, у которого есть связи с охранным отделением, вожди социалистических групп тайно собирались недели две тому назад в Петрограде (раньше они собирались в июле 1915 года). На этом совещании председательствовал трудовик Керенский. Главным вопросом являлось обсуждение программы революционных действий, которую максималист Ленин, живущий в Швейцарии, недавно защищал на социалистическом интернациональном конгрессе в Циммервальде.
Прения, открытые Керенским, по-видимому, привели к единогласному принятию следующих положений:
1. Постоянные неудачи русской армии, беспорядок и неради вость в управлении, ужасающие легенды об императрице, нако нец, скандальное поведение Распутина окончательно уронили царскую власть в глазах народа.
2. Народ очень против войны, причины и цели которой он более не понимает. Запасные все неохотнее идут на фронт. Такимобразом, боевое значение армии все слабеет. С другой стороны, экономические затруднения растут с каждым днем.
3. Поэтому очень вероятно, что в ближайшем будущем России придется выйти из союза и заключить сепаратный мир. Тем хуже для союзников.
4. Если этот мир будет заключать царское правительство, то он будет, конечно, миром реакционным и монархическим. А во что бы то ни стало нужно, чтобы мир был демократический, социали стический. Керенский резюмировал будто бы прения таким прак тическим выводом: «Когда наступит последний час войны, мы должны будем свергнуть царизм, взять власть в свои руки и установить социалистическую диктатуру».
Генерал Аверьянов был прав, назвав текущий год, 1916-й, страшным. В судьбе русской армии, продолжавшей изнемогать в окопах, он оказался роковым.
В январе сокрушительная катастрофа обрушилась на героическую сербскую армию. Ярость турок, раздосадованных неудачами на Кавказском фронте, в Армении, излилась на сербов. Все население этой страны подалось в горы. Стояла холодная зима. В Албанских горах бушевали снежные метели. Пробиваясь к Адриатическому побережью, солдаты прокладывали дорогу тысячам беженцев. Умирающего короля Петра везли на быках. Престарелый воевода Путник лежал на самодельных носилках. Измученные монахи, все в черном, несли в руках горящие свечи и не переатавая пели суровые молитвы.
В тот год весь мир стал свидетелем медленной агонии Сербского государства.
В феврале на Западном фронте началась Верденская мясорубка. У стен хорошо укрепленной крепости сошлись 65 французских дивизий и 50 немецких. Как водится, французское главнокомандование запросило срочной русской помощи. И помощь была немедленно оказана. Русские солдаты полезли из окопов, ничего не видя впереди из-за разбушевавшейся метели. Снег валил стеной и забивал глаза. В белесой мгле не переставая бухали орудия. На убитом мгновенно вырастал сугроб. Раненых почти не подбирали… Наступательный порыв получился яростным, однако быстро захлебнулся. За несколько минут немецкие артиллеристы, заранее пристрелявшие все поле, шквальным огнем картечи скосили целую дивизию – 12 тысяч. Русские солдаты сначала залегли, затем кинулись назад, в свои окопы.
Дружественный порыв помочь союзнику обошелся русской армии громадными потерями: 70 тысяч убитыми, более 5 тысяч попали в плен.
Все же напор немцев на Верден ослаб…
Тогда в Шантильи, главной квартире французской армии, родилась счастливая мысль: попросить русских солдат для Западного фронта. В штабе генерала Фоша считали Россию гигантскиммуравейником, кишащим бородатым мужичьем. Это мужичье плодилось и подрастало с необыкновенной быстротой. Так стоило ли его жалеть? Посол Морис Палеолог получал постоянные напоминания из Парижа. В своих хлопотах поскорей добыть «русских сенегальцев» он опирался на помощь Бьюкеннена. Русское командование упиралось. Фронт и без того редел. Тогда оба посла принялись действовать через царицу. И вот Ставка, сердито ворча, выделила несколько транспортов добротного «пушечного мяса» для войны во Франции. Четыре обстрелянные боевые дивизии, снятые с фронта, отправились в Добруджу. Семь стрелковых бригад погрузились на пароходы и поплыли в Салоники и Марсель.
Так союзники в конце концов заставили русскую армию воевать вместо себя еще и на Западе.
Надолго ли, однако, хватит этих бригад и дивизий под губительным огнем германских «чемоданов»? Требовались регулярные резервы. Для подвоза войск союзники готовы предоставить любой необходимый тоннаж. Им ничего не жалко для победы! Но тут возмутился сам Верховный главнокомандующий русской армией. Нахальство союзников не знало границ. Николай II, принимая в очередной раз посла Палеолога, едва не вспылил. Да, резервы у России имеются. Даже после стольких месяцев войны, заявил царь, мы все еще в состоянии поставить под ружье не менее 800 тысяч призывников. Но только где оно, это самое ружье? Русская армия испытывает катастрофический дефицит вооружения. Известно ли господину послу, что уже раздаются предложения вооружать маршевые пополнения обыкновенными топорами на длинных рукоятках? А между тем иностранные корпорации давно получили русские авансы за вооружение! Где оно?
Посол Палеолог испытал неприятную минуту. Император находился в нервном возбуждении. Его лицо с мешочками под глазами, с поредевшей, какой-то слежавшейся шевелюрой покрылось нездоровыми пятнами. Палеолог помянул недобрым словом пройдоху Сико с его жульем и вспомнил тайную придворную сплетню: будто бы Распутин, магически врачуя недуги наследника, пытается излечить царя от тихого алкоголизма.
Внезапный гнев императора не обескуражил посла. Мысленно браня прохвоста Сико, он все же попытался закончить царскую аудиенцию в свою пользу. Палеолог подал мысль поручить достройку Мурманской железной дороги компании французских предпринимателей. Ввод этой важной магистрали как раз и поможет поскорее доставлять оружие из Мурманского порта!
Вместо ответа Николай II взглянул послу в самую глубину глаз и затеребил бородку. Он уже полностью овладел собой.
Итогом этого неприятного разговора было охлаждение русского императора к послу союзной Франции. Николай II стал всячески избегать с ним встреч наедине.
Тем временем самый страшный год войны приносил новые испытания. Таким испытанием – и снова для русской многожильной армии! – было решение румынского правительст-ва присоединиться к армиям Антанты. (Болгария к тому времени решительно перешла на сторону Германии.)