Кешка почувствовал, что за бабушкиными словами таится какое-то предание, и не ошибся. Бабушка сначала наотрез отказалась что-либо рассказывать про Змея-Горыныча перед самой ночью, а потом сдалась и рассказала.
Давным-давно, когда здешний народ ещё не знал войн, жил мирно и тихо, пахал землю, пас скот, ловил рыбу в глубоких озёрах и реках да собирал мёд диких пчёл, появился из-за высоких гор, из-за тёмных лесов жестокий Змей-Горыныч со своим войском.
Не стало житья людям. Не успеют хлеб убрать, как уже стоят Змеевы слуги, чтобы забрать урожай. Не успеют скотину подрастить, как хватают её и уводят на Змеев двор.
А дальше — ещё хуже.
Начали проклятому Змею молоденьких девушек на потеху отдавать, а молодых парней на погибель. Если же кто осмеливался слово наперекор сказать, того ждала жестокая смерть. По приказу самого Змея-Горыныча такого человека раздевали при всём народе догола, пригибали самую гонкую берёзу к земле, привязывали к её вершине обречённого на смерть беднягу да и отпускали берёзу — умирай, человече, под синим небом: хочешь от жары нестерпимой, хочешь от холода лютого, хочешь от комаров или другого гнуса, хочешь от голода.
Начали люди в леса убегать.
А леса тогда густые были. Пешком пройти тяжело, а на лошади и не сунься. Змеевы же слуги с лошадей не слазили. И спали на них и умирали на них. Затравенели поля, опустели деревни. Шныряют Змеевы слуги, чтобы собрать дань Змею, а её — как кот наплакал. Задумались они. Что-то делать надо, чтобы заставить людей вернуться из лесу, работать на Змея. А не то самим надо будет за работу браться, а работать им совсем не хочется. Привыкли воевать да грабить, а делать ничего не умеют.
Хотели они сначала леса вырубить, в степи превратить. Да попробуй — выруби. Надумали они потом хитростью людей из лесу выманить. Начали Змеевы слуги распускать по окрестностям слухи, будто бы Змей-Горыныч только про то и думает, ради того только и живёт, чтобы приносить людям добро и радость, что он каждому человеку и отец родной, и мудрый советчик, и справедливый пастух, и солнце ясное, и воздух чистый. А про то зло, которое по всей земле чинилось, Змей-Горыныч совсем и не знал, по-. тому что был занят очень важными и неотложными делами. А когда узнал, то очень опечалился и рассердился на своих прислужников. Приказал покарать их и впредь карать будет, пусть только люди выходят из лесу да начинают работать себе на пользу, а Змею на славу.
А чтобы ложь эта выглядела более достоверной, по приказу Змея-Горыныча действительно покарали смертью несколько Змеевых прихвостней, будто бы это они были виноваты в людских невзгодах.
Дошли эти слухи до людей. Одни не хотели верить, другие засомневались, а третьи так и совсем поверили.
Первым подал голос один из тех умников, которые всегда были и теперь не перевелись, которые в чужом глазу соринку за бревно посчитают, а в своём и слона не заметят, которые готовы лишь бы кому прислуживать, только бы выгода была.
«Оно, — говорит, — и правда, под Змеевым господством всякое случалось: и девушек на потеху брали, и парней на погибель, и людей смертью карали. Но Змей же в том невиноват. Зато и порядок тогда был. А теперь что? Нет порядка. Людям же твёрдая рука необходима, потому что они, как стадо овец без пастуха. Разбредутся кто куда. А Змей-Горыныч может и порядок навести, и счастье принести, вы же сами слышали, что покарал он тех слуг, и теперь нас никто не обидит. А в лесу мы ничего не высидим. Поэтому надо идти к Змею-Горынычу и с ним жизнь ладить…»
«А что, может, и правду говорит», — задумались одни.
«Но Змей же остаётся Змеем», — напомнили другие.
«Прикусите языки, а то, может быть, специально слухи такие распускают», — предостерегали третьи.
«Точно знаем, что Змей, — закричали четвёртые, — хотел нам хорошую жизнь наладить, а вы на него вздор всякий несёте. Вас давно надо было на берёзе покарать».
Слово за слово — началась потасовка. Жестокая. Смертельная. День бьются, два, неделю, год… Объявили перемирие. Думали, гадали и решили идти к Змею.
Только построились в шеренгу, видят — выехал из лесу всадник. Удивились люди, как это он мог в лесу проехать, если там и пешком трудно пробраться. А ещё больше удивились, когда увидели, что на лошади девушка сидит.
— Куда вы собрались идти? — спросила она. — Неужели подмана не видите?..
— А кто ты такая, что нас спрашиваешь? — накинулись на неё.
— Я — Параска-Пятинка, пятая дочь Добра и Правды, которые по вашей вине томятся у Змеевой сестры — Бабы Яги. А про то, как я из плена выбралась, — лучше не спрашивайте. Долго рассказывать надо.
— Слышали мы о тебе, Параска-Пятинка. Люди тебя ещё Надеждой зовут. Только нам уже надеяться не на что, поэтому и идём к Змею.
— Не торопитесь головы в петлю добровольно сунуть, — сказала Параска-Пятинка.
— А чего нам ждать, — ответили ей, — если между нами согласия нет, в руках силы, а в сердцах мужества?
— А если бы были? — спросила Параска-Пятинка.
— Тогда бы о-го-го!..
Ударила Параска-Пятинка копьём о землю, и хлынула из её недр целебная вода.
— Смойте этой водой одурь, очистите души ваши, а тогда делайте то, что подскажет вам совесть, и надейтесь… надейтесь…
Умылись люди той водой, и как будто глаза ихние открылись. Сами себе удивляются, как могли такой чуши поверить, которую Змеевы слуги распустили.
Не менялся Змей, да и не мог он измениться. Это он пока добреньким прикидывается, а пройдёт немного времени, и ещё хуже станет. Поняли люди, что один выход у них — прогнать Змея. Пошли они на Змея войной и победили его войско.
Кинулся Змей-Горыныч наутёк. Забрался в самую чащу. Сидит, а злость разбирает его. Надеется Змей, что каким-нибудь образом он ещё дорвётся до власти, а уж тогда покажет всем где раки зимуют. Начал он звать Надежду.
Появилась Параска-Пятинка. Спрашивает, чего звал её?
— Жалко мне тебя, — говорит Змей. — Никогда у тебя отдыха нет. Теперь можешь отдохнуть, потому что победили меня люди.
— Не могу я отдыхать, пока Добро и Правда у твоей сестры Бабы-Яги в плену.
— Тогда я лягу отдохнуть, а ты меня посторожи…
День спит, два спит, неделю, год… Понадеялась Параска-Пятинка, что Змей уже и не проснётся. Дай, думает, хоть немножко сама отдохну. Только глаза закрыла, как подхватился Змей и зарубил её. Только душа успела из тела вылететь. Превратилась душа в лесную голубку и до этого времени кричит, людям о себе напоминает, что живёт надежда на свете.
А Змей-Горыныч, известное дело, обрадовался. Теперь у людей никакой надежды нет, слушать его будут. Решил он родник тот уничтожить, что людям глаза открыл. Ударил он копьём изо всей силы, чтобы землю насквозь проткнуть и на ту сторону родник вылить. Да не рассчитал своих сил, вместе с копьём и сам в бездну полетел. Вот и следит оттуда огненными глазами. И кто его глаза увидит, тому беды не миновать.
Дослушал Кешка предание и улыбнулся — ничего с ним не случится.
Ан нет, и правда — случилось.
За неделю до начала войны Кешка встретил Данилку. Вместе пошли в Кормелицкий монастырь. А там начали играть в прятки — кто лучше спрячется, тот и выиграет.
Сначала спрятался Данилка. Он, наверное, надеялся, что Кешка его не найдёт. Но Кешка нашёл его минут через двадцать. Наступила Кешкина очередь прятаться. Побежал он в часовню, где в стене была трещина, или, может быть, какой лаз. Данилка никогда не догадается, где он спрятался.
Залез Кешка в эту трещину, ждёт, когда Данилка начнёт искать. От нечего делать начал щупать вокруг себя рукой. Нащупал какой-то рычаг, толкнул от себя, что-то грохнуло, лязгнуло, и Кешка полетел кувырком в пропасть.
Вот тебе и спрятался!..
Очнулся он от холода, пробравшего до самых костей. Вокруг была такая тьма, хоть глаз выколи. Пошевелил Кешка одной рукой — целая. Другой — тоже. И ноги не сломаны. Пошарил рукой — нашёл фонарик. Немного веселее стало, хоть веселиться не было от чего. Штаны порвал, рубашку также. Попадёт от бабушки. И никому не пожалуешься, потому что виноват. Но и это было ещё не самое худшее. Кешка никак не мог понять, где он? Прямо перед ним была каменная стена с нишей, в которой стоял деревянный человек, наверное, святой, и зло посматривал на Кешку. Позади Кешки также была стена, по которой вилась лестница. Лестница упиралась в каменный потолок. А справа и слева от Кешки был коридор. Кешка посветил фонариком сначала в одну сторону, затем в другую. Белый лучик фонарика проглотила непроглядная тьма.