— Ну, даже не знаю, я думала отдохнуть немного, освоиться — наркотики, вечеринки, туда-сюда.
Маме не помешало бы имплантировать чувство юмора, сделать что-нибудь вроде переливания или пересадки. Вместо того чтобы улыбнуться очевидной шутке, она побагровела от возмущения и забарабанила по рулю идеально накрашенными красными ногтями.
— Подумать только, сколько денег я потратила на твое образование! И стоило так стараться? Я всегда знала, что толку из тебя не будет, — злобно прошипела она.
— Да уж, лучше бы ты вместо этого просто послала меня в колонии, там бы я живо научилась уму разуму. По крайней мере, помогла бы мне сэкономить на авиабилетах. Хотя, кажется, подобные методы воспитания трудных подростков уже лет сорок не в ходу.
Хорошо, может, я и веду себя по-детски и пока не готова играть во взрослую жизнь, и что с того? Кто сказал, что существуют определенные временные рамки? Да, я давно отпраздновала свое совершеннолетие, ну и что? Кому я мешаю? Почему я должна соответствовать чьим-то (маминым) представлениям о правильной жизни? Не собираюсь я этого делать, хотя кто-то (мама) думает, что я должна.
Она сидит рядом со мной, злобно поджав губы. В детстве я всегда шла у нее на поводу, но сейчас
желание все уладить, со всем согласиться неожиданно смывает волной гнева — она опять злится на меня, потому что я не сдалась и не сделала так, как хочет она. Невероятно: мне давно исполнилось двадцать, а мама все еще пытается управлять моей жизнью, как в детстве.
Ну почему она не может просто радоваться, что я дома, живая и здоровая?
Остаток пути мы проделали в молчании, ни она, ни я не хотели разрядить обстановку и заговорить.
Я сдалась, когда мы подъехали к дому.
— Позвоню,— пробормотала я, целуя ее в твердую щеку.
— Надо же, ты, оказывается, знаешь, как пользоваться телефоном? А я уж решила, что ты так и не овладела этим жизненным навыком, учитывая, сколько раз ты не звонила мне за прошедшие два года.
Я решила не принимать вызов и вышла из машины, но потом передумала, вернулась и постучала в ее окно.
Она с электрическим жужжанием опустила стекло, все еще гневно сверкая взглядом.
— А ведь по большому счету ты должна быть довольна, — сказала я. — В конце концов я оправдала твои ожидания.
— Интересно, каким образом, — фыркнула она.
— А таким. — Я сладко улыбнулась. — Ты всегда ждала, что я тебя разочарую, и мне это безусловно, удалось.
Календарь небогатой событиями любовной жизни Аннабел Льюис.
13 лет Безответно влюблена в Боно. Осыпаю
поцелуями постеры и часто танцую в гостиной под «Тор of the Pops».
15 лет Безответно влюблена в Кельвина,
лучшего друга Джеми, в результате с горечью обнаружила свою полную сексуальную невидимость для представителей противоположного пола. Бесчувственный объект моей любви, переполненный тестостероном подросток, без конца подшучивал над моей влюбленностью.
18 лет Очередной удар судьбы — непродолжительный роман с мужчиной старше меня закончился разрывом и горами зареванных платков.
19–21 год Университет — непрекращающийся флирт, объятия украдкой, но дальше дело не идет, пока на выпускном балу не происходит воссоединение с Кельвином, — в отместку за два года моих девичьих страданий я соблазняю его и бросаю, как перчатку.
22 года Саймон, и этим все сказано.
23–24 года Веселье, флирт, друзья и большой жирный ноль в графе «серьезные отношения».
Ну да. на любовном поприще я особых успехов не добилась, ну и что такого, я вас спрашиваю? Я вообще не уверена, что хочу влюбляться без памяти. Подобные чувства труд но контролировать, а бесконтрольные эмоции приносят одни огорчения.
И потом, каковы шансы встретить настолько подходящего человека, чтобы провести с ним остаток жизни, учитывая, как сильно ты сама меняешься в этом возрасте?
Это то же самое, что сказать: «Я буду носить одну и ту же прическу всю жизнь, потому что сейчас она мне идет». Только вообразите себе такое. Те, чья молодость пришлась на семидесятые, разгуливали бы с огромными начесами, а что касается восьмидесятых… думаю. Мадонне пришлось бы за многое ответить!
Мама старается свести меня с Саймоном с той же настойчивостью, с какой она пытается запихнуть меня в наряды от Лоры Эшли, в то время как мне хочется наслаждаться Донной Каран, отрываться с Николь Фари или терять голову от Москино.
Я вот что пытаюсь сказать: я не знаю, чего хочу, но знаю, чего не хочу, и пока этого вполне достаточно — и для мамы, и для меня.
На кухне Ники энергично размешивала что-то в миске деревянной ложкой и смотрела «Юного шеф-повара» по портативному телевизору.
— Двенадцатилетние сопляки готовят потрясающее суфле за полчаса, а у меня даже тесто для йоркширского пудинга не получается, — вздохнула она.
— Дай я попробую. Мама утверждает, что я еще не вышла из детского возраста.
Я забрала у нее миску и начала с удвоенной энергией размешивать тесто.
— Хорошо провела время? — с сарказмом спросила Ники, наблюдая, как я разбрызгиваю тесто по кухне.
— О да, просто великолепно. — Я усмехнулась. — Мама считает, что на данном этапе жизненного пути я должна быть замужем за акулой бизнеса, иметь штук пять детей, вести светскую жизнь принцессы Монако, а в карьерном плане наступать на пятки Биллу Гейтсу. А раз всего этого у меня нет, я просто нарыв на теле общества.
Ники налила мне вина из огромной бутылки, которую успела наполовину выдуть, уселась за стол и принялась чистить горох.
— Значит, обед прошел хорошо?
— Не спрашивай.
— Все так плохо?
— Даже хуже. Она подстроила совершенно случайную встречу с Саймоном в ресторане.
— Саймон… Ты ведь не Саймона Рафферти имеешь в виду?
— Именно его. Единственного и неповторимого, занудного болвана. Я чуть со стула не свалилась от неожиданности, думала, я сплю и вижу кошмарный сон. Похоже, это часть ее хитрого плана, призванного втянуть меня в респектабельную, нормальную человеческую жизнь. Видимо, Саймой Рафферти является обязательным элементом этой жизни, хотя я этого постичь не в состоянии. Не знаю, с чего она взяла, что он просто создан для меня.
— Но он просто идеальный вариант, моя дорогая. — Ники довольно сносно изобразила мою маму. — У него надежная, респектабельная работа, свой дом в хорошем районе, хорошая семья, никаких скелетов в шкафу, никаких болезней, он даже гладит трусы…
— А почему ты мне раньше не сказала? Бронируй места в ресторане, я выхожу за него завтра.
— У тебя что, плохое настроение?
— С чего ты взяла?
— Ты просто прикончила йоркширский пудинг в зародыше, так что доказательства налицо. А я надеялась, что ты будешь в хорошем настроении. — Она долила вина в мой бокал, хотя я сделала всего пару глотков. Если бы я не знала ее так хорошо, то подумала, что она хочет меня напоить.
— Ты что-то натворила? — Я вдруг заподозрила неладное.
— Натворила? — Ники поджала губы и принялась внимательно рассматривать стручок, который держала в руках. — Ну, я просто думала о твоей карьере.
— Ты хочешь сказать, об отсутствии карьеры? Об абсолютном и несомненном несуществовании карьеры? О моей несбыточной карьере?
Ники нахмурилась, перегнулась через стол и опять доверху наполнила мой бокал.
— Пожалуй, у меня есть решение этой проблемы, — сказала она, усаживаясь обратно на место.
То, что она не смотрит при этом мне в глаза, немного настораживает.
— А, понятно, ты слышала что в нашем «Макдоналдсе» производят дополнительный набор
персонала. — Я нервно рассмеялась.
— Ну-у-у… не совсем.
— Ники, что ты задумала? — Я заволновалась всерьез.
— А кто сказал, что я что-то задумала? — невинно спросила она.
— Твое лицо. На нем все написано. Я всегда знала, когда ты собираешься выкинуть какой-нибудь номер, даже в детстве. Ты такая примерная девочка, что даже при мысли о чем-то сомнительном у тебя делается ужасно виноватый вид.
— Ну хорошо, может быть, у меня появилась идея…