1 июля "Паллас" и "Ясашна" покинули свое убежище и направились на север. Биллингс и Сарычев решили предпринять поиски земли, которая якобы находится к норду от Медвежьих островов. Так, по крайней мере, сообщал бывший иркутский губернатор Чичерин. К его донесению была приложена карта. На ней изображался южный берег, протянувшийся через Ледовитое море от "кряжа Северной Америки" до меридиана Колымы. Несколько позже, в 1764 году, эту землю с берега последнего Медвежьего острова в "великой отдаленности" видел сержант Степан Андреев. Он даже попытался добраться до нее на собаках. Первоначально все шло превосходно. Земля приближалась. Еще час-другой быстрой езды, и моряки ступят на "величайший остров". Но когда оставалось не более 20 верст, Андреев увидел на снегу множество следов оленьих нарт. Решив, что на великом острове живет "превосходное число" неизвестного народа, путешественники, "будучи малолюдны", возвратились на Колыму…

С тех пор на протяжении почти четверти века о той "Земле" или "великом острове" в Петербург не поступало каких-либо сведений. Адмиралтейств-коллегия, снаряжая секретную экспедицию на северо-восток Сибири, признала весьма полезным разведать, является эта земля островом или представляет собою твердь, протянувшуюся от Америки. Интересовал русское правительство и вопрос о том, обитаема ли эта земля и насколько многолюдна.

Чем больше наблюдал Сарычев за здешним морем, дрейфом льдов, приливами и отливами, особенностью погодных условий, тем все больше и больше склонялся к выводу: на Севере действительно существует исполинская земля. Он надеялся, что вместе с Биллингсом достигнет ее берегов. Но уже первые часы плавания к северу сложились для него неудачно. Его меньшая по размерам "Ясашна" не успевала за "Палласом", который имел лучший ход и вскоре скрылся в тумане. С трудом пробирались между льдин, порой дрейфовали вместе с ними, но как только появлялись прогалины чистой воды, устремлялись на север.

Два дня шли при плохой видимости. Иногда туман настолько сгущался, что даже "в двух саженях ничего различить было нельзя". Ориентировались по глубинам. Они сначала возрастали, затем стали уменьшаться. В конце концов Сарычев, считая, что находится вблизи Медвежьих островов и не может увидеть их из-за густого тумана, приказал стать на якорь. Зарядили пушку и выстрелили, чтобы дать знать морякам "Далласа" о своем местонахождении. Чутко прислушивалась команда, надеясь различить ответный выстрел. Но ни один звук не нарушил глубокой тишины полярного моря.

Томительно тянулись часы вынужденной остановки. Наконец, горизонт на юге просветлел. Вдали обозначились горные увалы сибирского берега, вблизи которого они плавали в течение последних двух недель. На севере по-прежнему держался плотный туман. Ничего не было видно.

Сарычев был удручен вынужденным бездействием и решил в одиночестве возобновить плавание но направлению к "великому острову". Горизонт постепенно очищался. Путешественники надеялись встретить к северу чистую воду, но вскоре различили огромные ледяные поля. Они занимали все видимое пространство. Не было им ни конца, ни края. Ветер свежел. Издали доносился скрежет льдов, о которые с грохотом разбивались набегавшие волны. Пути на север, к берегам загадочной земли, которая впоследствии станет известна под именем земли Андреева, не было. Решили возвращаться к устью Колымы.

Утром 4 июля "Ясашна" встретилась с "Палласом", Биллингсу, как и Сарычеву, не удалось даже увидеть Медвежьих островов.

На следующий день повторили попытку пройти Северным морем в Восточный океан. Шли поблизости от берега по каналу чистой воды. Ширина его не превышала двух верст. Мористее виднелся лед. И пока никто не мог сказать — отступает ли он к северу или, напротив, движется к материку. Ветер наполнял паруса и неторопливо гнал суда к востоку.

"Уже прошли двенадцать верст, — писал Сарычев, — как вдруг накрыл нас густой туман. Впереди и в левой стороне слышен стал великий шум от льдов. Скоро они нас совсем окружили. В какую сторону мы ни поворачивали, везде были льды, и опасность казалась неизбежной. Громоздящиеся льдины непременно раздавили бы судно, если бы в это самое время ветер не подул с другой стороны". С трудом Сарычев вывел "Ясашну" из льдов и укрыл ее в небольшой гавани поблизости от берега. Однако опасность еще не миновала. Туман плотно окутывал окрестности, и моряки не могли видеть множества мелкого льда в той бухте, где они укрылись. Ветер вскоре стал гнать его в море. Пришлось всей командой отталкивать льдины шестами.

Затем погода улучшилась. И тут Сарычев увидел "Паллас", который шел под парусами. "Ясашна" покинула свое убежище. Оба судна одновременно подошли к окрестностям Баранова Камня, где встретили густой непроходимый лед. По команде Биллингса повернули к берегу и, выбрав место, где можно было укрыться от льдов, бросили якорь. Спустя некоторое время Биллингс и Сарычев отправились на Баранов Камень. Они хотели с его высоты взглянуть на положение льдов в море. Сначала плыли на шлюпке, потом шли пешком через сопки. Часто встречались олени. Попадались бесчисленные стада гусей, которые столь облиняли, что не могли летать, всюду — и на пригорках, и в долинах — пестрели полярные маки и, склоняя под порывами ветра свои желтые и красные колокольца, о чем-то загадочно шептались. Может быть, о тщетности усилий людей, упрямо и неразумно надеявшихся увидеть чистое море, а в нем иные берега и иные земли…?

Когда офицеры поднялись на вершину, то убедились, что в ледяном покрове моря нет ни одной полыньи. Сарычев долго любовался очертаниями берегов, простиравшихся на восток. Поблизости от Баранова Камня они были ровны и не слишком высоки. Лишь далеко-далеко, у самого горизонта выделялась вдававшаяся в море гора. Вероятно, это был мыс Песчаный, как назвал его Никита Шалауров. А далее, по-видимому, находилась Чаунская губа, откуда этот мореход возвратился в устье Колымы и там зазимовал.

Когда возвращались назад, Сарычев на западной стороне Баранова Камня увидел старый деревянный крест. Он лежал на земле и почти совсем сгнил. Вероятно, на нем была надпись, но время не пощадило ее. "Судя по ветхости креста, — писал Сарычев, — можно предполагать, что он поставлен во время плавания на кочах, около 1640 году. Другой столь же древний крест видел я на Омолонском летовье; тот совсем еще цел, и надпись можно было разобрать: поставлен в 1718 году".

В тот же день Биллингс и Сарычев благополучно возвратились на свои суда. Трое суток они оставались на месте в ожидании, что подует благоприятный им юго-западный ветер и откроет путь на восток. Но тщетны были надежды: им пришлось еще раз отступить к устью Колымы и отстаиваться в безопасной гавани почти две недели.

17 июля предприняли третью попытку проникнуть к востоку. Льдов поблизости не было видно. Но Сарычев не обольщался: державшийся над горизонтом туман служил верным признаком того, что море там забито множеством льдин. На следующий день миновали Баранов Камень и направились на северо-восток, выбирая путь среди огромных глыб льда. Некоторые из них сидели на дне на глубине 17 саженей и возвышались над водой до четырех метров.

С каждой милей льды становились все гуще. Настал час, и они стали неодолимой стеной. Это случилось в 12 милях к северо-востоку от Баранова Камня. Пришлось снова отступать назад. Напор льдов был столь жесток, что суда едва избежали гибели.

Утром 21 июля Биллингс созвал офицеров экспедиции на совет. Обсуждали вопрос о дальнейших действиях. Все были единодушны в том, что плавание далее к востоку невозможно из-за множества льдов, и считали благоразумным прекратить дальнейшие попытки отыскания Северного морского пути в Тихий океан. "Наступающее осеннее время, — отмечал в дневнике Сарычев, — кроме опасностей от жестоких ветров, ничего не обещало. Счастливы мы еще, что во все наше плавание не было ни одного крепкого северного ветра. В таком случае суда наши неминуемо бы разбило о льдины или каменные утесы; ибо укрытия никакого нет по всему берегу".