Вернон.

Майя изо всех сил нажала на педаль газа — и вскрикнула. Машина пошла юзом, перевалила через край насыпи и рухнула в кювет.

Ее заставила очнуться холодная вода, лизавшая ноги.

Майя открыла глаза и увидела, что мир застыл под странным углом. К разбитому ветровому стеклу прижимались камыш и осока, а крыша «бентли» перекосилась. Она соскользнула вниз между сиденьем и приборной доской. В темноте она не видела воды, но слышала тонкое шипение, с которым та просачивалась сквозь дыры в кузове. Испуганной Майе хотелось свернуться в клубок и заплакать, но она заставила себя схватиться за края водительского сиденья и выпрямиться — если это слово применимо к машине, уткнувшейся носом в кювет. Это движение заставило машину опасно закачаться. От страха у Майи выступили слезы на глазах. Она не знала, насколько здесь глубоко. А вдруг «бентли» перевернется через капот, покатится кувырком и пойдет ко дну?

Судорожно глотая воздух, Майя наклонилась вбок и схватилась за ручку передней двери. Сначала та не поддалась, и Майя всхлипнула от ужаса. Видимо, страх удвоил ее силы, потому что ручка в конце концов уступила и она выползла наружу. Куски металла царапали ее обнаженные локти, росший на берегу камыш колол лицо. Майя начала карабкаться к краю насыпи, то и дело сползая обратно и режа руки об осоку. Почти добравшись до цели, она замерла и съежилась в траве, уверенная, что онеще там. Но когда Майя наконец заставила себя встать, то увидела, что вокруг нет ни души. Только длинная узкая дорога, темные поля и чахлое деревце, согнутое ветром. Майя всхлипнула от облегчения, перебралась через ограждение и плашмя упала на насыпь.

Потом собралась с силами, села и оглядела себя. Похоже, все было цело. Да и местность оказалась знакомой. Они с Элен и Робин ездили по этой дороге на велосипедах; за полем текла река, по которой Хью катал их на лодке. Майя обхватила себя руками и с острой тоской вспомнила милое детство. Это было так давно…

Майя побрела к ферме Блэкмер, до которой отсюда было около мили. Стоял лютый холод, но ее пальто осталось в этом ужасном доме, а платье без рукавов промокло. Ноги не слушались — то ли от потрясения, то ли от того, что она слишком много выпила. Когда вдали показалась долгожданная ферма, залитая лунным светом, Майя бросилась бежать.

Было уже около часа ночи. Хью попытался уснуть, но не смог. Поэтому он надел поношенный старый халат, взял трубку, книгу и спустился на кухню — единственное более-менее теплое помещение на всей ферме Блэкмер. Ночь была тихой и спокойной, но вдруг тишину нарушил хруст гравия на боковой дорожке, за которым последовал настойчивый стук в окно.

Он отложил книгу и открыл заднюю дверь.

— Хью! — вскрикнула Майя и бросилась к нему.

Саммерхейс прижал ее к себе и погладил по голове. Впоследствии Хью не мог вспомнить, что именно бормотал ей, но зато хорошо помнил радость, которую ему доставили эти объятия. Помнил, как она замерзла, помнил ее мокрое платье, помнил, как вел ее на кухню. Майе досталось с лихвой. Ее одежда была порвана, лицо исцарапано и покрыто синяками. Он страшно перепугался, посадил Майю на стул рядом с зажженной плитой, набросил ей на плечи свой пиджак и сказал:

— Я разбужу ма, а потом съезжу в Беруэлл за врачом.

Но Майя остановила его:

— Нет, Хью. Я не ранена. Врач мне не нужен.

Хью присмотрелся к ней:

— Майя, что случилось?

— Я разбила машину. — Майя попыталась улыбнуться. — Так глупо… Она в кювете, у поворота Джексона.

У него заколотилось сердце.

— Ты могла погибнуть…

— Но не погибла.

Ее все еще трясло несмотря на пиджак и жаркий огонь.

— Сейчас я налью тебе чего-нибудь.

Майя покачала головой:

— Сегодня вечером я уже и так много выпила.

Это была правда: Хью чувствовал запах виски, пролившегося на платье.

— Тогда какао, — спокойно сказал Хью.

Он поставил на плиту молоко и начал искать бинт и арнику.

— Что, занесло? — спросил Саммерхейс, стоя к ней спиной.

— Да. — Голос Майи был тонким и испуганным, совсем не похожим на ее обычный. — Я видела его…

— Кого?

— Вернона, — прошептала она.

Молоко закипело. Хью налил его в чашку и протянул Майе.

— Выпей. — Он заставил ее сжать пальцы, а потом мягко сказал: — Майя, ты знаешь, что Вернон мертв.

— Знаю. — На ее глазах выступили слезы. — Но я видела его, Хью.

Однажды, десять лет назад, он сам увидел в лондонской толпе друзей, убитых во Фландрии, услышал вой мин и пушечные залпы, заглушавшие уличный шум.

— Если ты был к кому-то привязан, очень тоскуешь по нему и принимаешь его смерть близко к сердцу, то временами думаешь,что действительно видел его.

Она наконец перестала дрожать, однако Хью это не обмануло.

— Я видела его и раньше, — сказала Майя. — Но только во сне.

Хью сел рядом, однако не стал прикасаться к ней. Он давно знал, что Майя не любит чужих прикосновений. Испуганная и потрясенная, она позволила обнять себя, но это было в первый и, скорее всего, в последний раз.

— Потому что ты любила его, — попытался объяснить он.

Майя посмотрела на него снизу вверх. В ее чудесных синих глазах отразилось сначала недоумение, а потом боль.

— Хью, ты не понимаешь, — сказала она. — Я никогда не любила Вернона. Никогда в жизни.

Глава одиннадцатая

Весной 1934 года Торн-Фен сильно затопило. Сначала поля покрылись черной пленкой, а на следующий день фермы и домики, стоявшие в низинах, залило на два фута. Адам Хейхоу помогал обитателю одного из домиков вычерпывать воду; судя по тому, что вода все прибывала и уже залила фундамент, дело было безнадежное.

Когда он наполнил очередное ведро, раздался стук в дверь. Обернувшись и увидев Элен, Адам выпрямился, улыбнулся и прикоснулся к кепке.

— Доброе утро, мисс Элен.

— Доброе утро, Адам. Решила узнать, не могу ли я чем-нибудь помочь.

— Разве что заварить чай, мисс Элен. У бедного старого Джека с утра маковой росинки во рту не было.

Он зажег плиту и стал смотреть, как Элен наполняет чайник.

— Как дела у Джека? — спросила она.

Тут Адаму изменило его обычное терпение и он дал волю гневу:

— Джеку Титчмаршу семьдесят лет, от сырости у него начинается ревматизм. Старик не может выпрямиться, потому что всю жизнь добывал торф, а вынужден жить в таком месте!

Элен повернулась к нему. Большие глаза, высокий лоб и круглые щеки делали ее похожей на испуганного зайца.

— Жаль беднягу, — уже помягче сказал спохватившийся Адам. — Еще одной зимы он здесь не выдержит.

Хибарка принадлежала Большому Дому. Джеку Титчмаршу, который работал у Фриров почти шестьдесят лет, позволили остаться в ней лишь потому, что жилище было в плачевном состоянии. Дом, построенный из вечно вонявшего торфа, держался на честном слове. Ветхие занавески приходилось пришпиливать к стене, иначе они висели в футе от подоконника. В щель между дверью и косяком врывался ледяной восточный ветер. Однажды летом Адам видел, как проезжавшая по деревне парочка при виде крошечной покосившейся лачужки расхохоталась до колик.

Хейхоу приподнял грязную занавеску, отделявшую переднюю комнату от задней, чтобы Элен могла отнести старику чай. Она двигалась с неловкой грацией, казавшейся ему очаровательной. Адам уже в тысячный раз спрашивал себя, как они с отцом могут жить в огромном уродливом доме священника. Неужели они так привязаны друг к другу, что больше ни в ком не нуждаются? Но в последнее время глаза Элен были грустными, так что он в этом сомневался. Адаму хотелось прикоснуться к ней, однако он не дал себе воли и начал мести пол.

Хейхоу жили в Торп-Фене уже несколько веков. Они всегда были плотниками и столярами-краснодеревщиками, и это ремесло, а также мастерство, накопленное несколькими поколениями, достались Адаму по наследству. До сих пор в Торп-Фене всегда были нужны плотники и столяры.