Изменить стиль страницы

Впрочем, в пределах одной страны вполне пригодным для использования оставалось остроумное изобретение Бэла и Эдисона — обыкновенный телефон.

Во всяком случае, Владимир Кириллович Винниченко и не представлял себе, как бы он мог строить совершенно новое государство, а тем более выводить его на международную арену, если б не телефонный аппарат.

Сегодня он едва успел войти к себе в кабинет, ровно в десять, а аппарат уже затрещал.

— Алло?

Доброго утра желал премьеру Украинской народной республики полномочный представитель французского командования господин Табуи.

— Мосье Винниченко! Вчера вечером я получил из Парижа ел ордр, по–вашему это будет — приказ: просить вас — в предвидении оказания Украине Францией максимальной технической помощи — безотлагательно представить нашему посольству программу действий и перечень всех нужд украинского правительства.

У Винниченко сразу стало тепло на душе: вуаля — вдобавок к уже подученным двумстам тысячам еще и перечень всех нужд! Это можно толковать только так: все дело строительства Украинского государства Франция готова взять на свой счет! А кто этого добился? Разве не он, не Владимир Кириллович, своей тонкой и дальновидной политикой?

В завершение приятного разговор Табуи сказал с истинной французской галантностью:

— Прошу вас не забыть, мосье премьер–министр, что такой демарш — ведь вы понимаете, что означает это слово по–вашему? — я делаю первым, раньше всех остальных государств! И это должно убедить вас в том, что симпатии Франции к вашей стране абсолютно реальны и эффективны! Как, надеемся, реальным и эффективным будет и участие Украины в дальнейшем ведении войны?..

Только Винниченко положил трубку и сложил уже губы, чтоб засвистеть какую–то бравурную песеньку, телефон снова зазвонил.

— Алло? — весело откликнулся премьер–министр.

Из телефонной трубки донесся ласковый и доброжелательный голосок толстяка Багге, британского консула:

— Сэр! Льщу себя надеждой, что слова, которые вы от меня сейчас услышите, порадуют ваше благородное и мужественное сердце главы молодого Украинского государства… Сегодня ночью я получил из Лондона приказ: просить вас — в предвидении оказания правительством Великобритании максимальной технической помощи Украине…

— Безотлагательно представить вашему посольству программу действий и перечень всех нужд украинского правительства?..

— Откуда вы… знаете? — искренне удивился мистер Багге. В голосе его зазвенели нотка плохо скрытой тревоги.

— Только что с аналогичным предложением уже обратился ко мне представитель правительства Франции.

В телефонной трубке что–то квакнуло. Впрочем, возможно, у мистера Багге был насморк и это он чихнул.

— Что ж… — промямлила телефонная трубка, — в таком случае…

— О, дорогой консул! — поспешил утешить его Винниченко, ибо он был искушенным дипломатом и понимал, что в таких случаях надо успеть одновременно ударить и в бубен и в барабан, — наш документ мы составим в двух абсолютно идентичных экземплярах, и гарантирую вам, что вы получите его одновременно с консулом Пелисье: в один день, в один час и даже в одну и ту же минуту…

Винниченко положил трубку и, если бы не служебная обстановка — кабинет, может войти секретарша, — он отколол бы сногсшибательное антраша! Итак, и Англия и Франция, кажется, у него, Винниченко, в кармане… Но в эту минуту опять зазвонил телефон.

Это был еще раз Табуи.

— Милль пардон, мосье премьер–министр. У меня еще один ордр из Парижа: наше командование интересуется, как решило ответить ваше правительство на ультиматум народных комиссаров? Если это не секрет?

Винниченко — не фигурально, а совершенно реально — почесал затылок:

— Видите ли, генерал, дело в том…

Дело было в том, что генеральный секретариат настрочил уже целых три варианта ответа — и все три оказались никудышными. Все три были, конечно, равно наглые, все пытались путем казуистических ухищрений вину за создавшуюся ситуацию возложить на Совет Народных Комиссаров, но, по существу они не были ответом, и лишь уклонением от ответа на совершенно конкретные требования ультиматума.

— Видите ли, — нашелся наконец Винниченко, — мы, очевидно, оставим ультиматум вообще без ответа.

— O! — генерал был совершенно потрясен. — Но если ультиматум оставляют без ответа, это ведь означает… войну…

— Ну, если б дело дошло до… войны… — на миг Винниченко стало нехорошо он не любил войны, ведь он же был антимилитарист; но закончил он бодро, с перенятой у французов галантностью: — то война против Совета Народных Комиссаров при нынешней ситуации не шла бы вразрез с интересами Антанты в ее войне против австро–германского блока — не так ли, генерал?

— О!

Генерал не мог не оценить сей политической галантности и, очевидно, остался вполне доволен.

Винниченко положил трубку и пожал плечами: что он мог сказать еще? Да, и — если быть честным с собой — ей–богу, он не мог себе представить, чтоб советское правительство, которое первым пунктом своей программы выставило — мир между всеми народами на земле, которое добивалось мира между воюющими сторонами и даже готовилось подписать сепаратный мир с австро–германский блоком, — решилось бы развязать… войну со своим конфедератом, Украиной.

Но едва трубка коснулась рычажка, телефон зазвонил снова.

Это был еще рад мистер Багге,

— Сэр, льщу себя надеждой, — заворковал добросердечный мистер Багге, — вы не будете в претензии, что я разрешил себе побеспокоить вас еще раз. Но, получив соответствующие запросы из Лондона, я хотел бы проинформироваться…

— Как отнесется наше правительство к ультиматуму?

— Вот именно, сэр! И как это вы догадались?

— Мы не будем отвечать на ультиматум.

— Да что вы говорите? Но ведь это означает…

— Совершенно справедливо, сэр!

Винниченко раздраженно положил трубку. К дьяволу этих проклятия конквистадоров! Со своим империалистическим нахальством они уже позволяют себе… вмешиваться во внутренние дела других государств!..

Но излить свое возмущение до конца Винниченко не дали: телефон уже снова трещал вовсю.

— Пане Винниченко? Говорит Сергей Ефремов. Перед лицом столь знаменательных событий на историческом пути нашей нации хочу надеяться, что вы наконец прозреете! Неужто вы и теперь не видите, что большевики впрягают вас в свою московскую тройку и покрикивают «но» и «тпру»? Разве может идти речь о каких бы то не было федеральных связях с Московщиной? Немедленное провозглашение полной самостийности Украины — вот единственно возможный ответ на этот наглый кацапский ультиматум!..

Фу! Винниченко оросило горчим птом: нелегкое это дело строить государство, хотя бы и по телефону. Одной рукой он нашаривал по карманам платок, а трубки даже не вешал — только прижал рычаг. Телефон зазвонил еще под его руной.

— Здравствуйте. Говорит Добрый.

— Ах, господин Добрый, Слушаю! Чем обязан?..

Речь у Доброго была добрейшая — Владимир Кириллович прямо воочию видел, как господин Добрый весь расплывается в благожелательной, приятной и радостной улыбке.

— Мы недовольны нами, глубокоуважаемый Владимир Кириллович, — нежно лепетал добродушный банкир, — нет, нет, и слышать ничего не хочу: мы недовольны.

Горячий пот на челе Винниченко сразу высох, но вместо того заструился холодный. Добрый, опять недоволен?! А как же будет с ассигнованиями на выплату задержанной за два месяца заработной платы рабочим заводов и сотрудникам учреждений? Ведь договорено, что Добрый гарантирует свою ипотеку… под залог секвестрованных царских земельный владений на Украине… Винниченко наконец нашел платок и стал вытирать пот.

— Какова причина вашего недовольства, осмелюсь спросить?

— Федеративная связь с Россией нам никак не с руки, многоуважаемый Владимир Кириллович.?

— Что? — Винниченко оторопел. Да ведь в прошлый раз вы, наоборот, как раз возражали против, как вы выразились, сепаратистских тенденций Центральной рады!