Его верный сообщник — велосипед — незаметно ускользал от расследования, по привычке занимавшегося поисками преступника с машиной, мотоциклом и т. д.
А вот раввин догадался.
Время шло, а жажда мести только росла в нем. Что это было, спрашивал он себя: ярость питала его ненависть, или же наоборот, ненависть возбуждала ярость и неудержимое желание убивать?
Неважно, — говорил он себе. Все это только философские тонкости, только уловки, чтобы не признаваться самому себе, что после стольких лет безупречной работы ты превратился в свирепого убийцу.
И ни малейшего раскаяния? Нет. Как разменный автомат, я возвращаю доллары тому, кто дает доллары, и франки тому, кто дает франки. С убийцами рассчитываюсь смертью. Это единственная подходящая для них монета. Смерть не берет сдачи и чаевых тоже. Настоящая леди.
Он усмехнулся. Если бы они знали, что у меня нет того знаменитого списка! Того и гляди, я сам бы сыграл роль «Великого Старца».
Великий Старец.
Один ли это человек или группа людей, как водится в больших корпорациях? Одно несомненно: каждая ячейка должна состоять из двух человек, каждый из которых знает еще двоих и т. д.
Если кто-либо оказывался предателем или решал «завязать», его тут же убирали. Никакой утечки информации. Все точно так же, как в мафии.
Теперь уже трудно понять, где кончается прежняя мафия и начинается новая, мафия политиков, промышленников, коммерсантов.
Странно, что он все еще жив. Они, наверное, думают, что я убил тех троих из-за Джулии. Просто отомстил.
А двое других — или самоубийство или позднее раскаяние.
Тем лучше, пусть так и думают. А что касается Великого Старца или Старцев, я не дам вам передышки! Пока жив, буду искать.
У меня большое преимущество перед вами: я не боюсь смерти. Меня уже убили. Вместе с Джулией. Тот, кто охотится за вами, — не человек, а монстр. У меня нет сердца, есть только жажда убивать вас.
Как я теперь понимаю несчастного Франческо.
«Великий Старец, — повторил он еще раз. — Никто до сих пор не знает, кто это. Кроме Франческо. Он знал. Если он действительно существует, он очень ловок. Очень. Брокар, конечно, сказал бы, перебрасывая из одного угла рта в другой свою вечную сигару: «Все это выдумки дерьмоедов журналистов…»
— Эй, Ледоруб! Ледоруб!
Кто-то старался докричаться до него сквозь завывания ветра. Армандо увидел какую-то фигуру, с трудом пробиравшуюся к террасе. Через завихрения снега он с трудом разглядел, что это был сын лыжного проводника.
— Эй, Роберто! Что случилось?
— Там на перевале застрял мальчишка! Наверное ногу сломал. Очень тебя прошу, Ледоруб, поезжай туда. Возьми с собой что-нибудь выпить, а то он замерзнет, прежде чем мы доберемся с носилками. Ты его сразу увидишь. Ему лет двенадцать. Там с ним какая-то женщина, наверное родственница или гувернантка.
— Ладно, — ответил Армандо.
Он вошел в гостиницу, взял веревку, проверил, есть ли коньяк в фляжке, которую всегда носил с собой, прихватил в баре несколько кусочков сахара и сунул их в карман. Потом вышел, надел лыжи и начал головокружительный спуск, с наслаждением чувствуя, как снег бьет в лицо.
Дорога от Розового Плато к Червиниа раздваивалась. С одной стороны — обязательная лыжня, с другой — спуск к Зерматту.
Он заметил их еще издали, сразу же в конце обязательной лыжни. Ветер, врываясь в ущелье, делал мороз невыносимым.
Подъехав, он сбросил лыжи и принялся трясти женщину. Она скорчилась около мальчика, пытаясь прикрыть его от ветра, и, казалось, совсем окоченела.
— Быстрее! Нужно двигаться, — властно приказал Армандо. — Топайте ногами. Двигайтесь непрестанно! Смелее, не останавливайтесь! Нужно быстрее восстановить кровообращение.
Она послушно поднялась.
— Выпейте, — протянул он фляжку. — Кусок сахара в рот и пейте!
Потом он склонился над мальчиком. Губы его стали уже фиолетовыми.
Армандо разглядел широкую мордашку с выступающими скулами, светлые большие глаза, прямой нос, густые волосы, выбивающиеся из-под меховой шапки. Кого-то он ему напоминал.
— Как дела, молодой человек?
— Не слишком хорошо. У меня не отстегнулся предохранительный замок на правой лыже и, кажется, я растянул ногу.
Мальчик говорил с трудом, дрожа и стуча зубами от холода.
— Сколько тебе лет?
— Почти двенадцать.
— Ну, тогда ты уже не маленький, и мы можем поговорить, как мужчина с мужчиной. На мой взгляд, с твоей щиколоткой ничего серьезного, — постарался он успокоить мальчика. — Выпей-ка вот немного коньяка с сахаром и тебе станет лучше.
Ветер выл вокруг них, забрасывая снегом.
Мальчик глотнул коньяка. Присутствие этого великана, неизвестно откуда взявшегося, вернуло ему уверенность.
— Послушай, молодой человек. Если мы останемся здесь ждать помощи, то превратимся в ледышки. Давай-ка я привяжу тебя к спине, и мы начнем потихоньку спускаться. Не боишься?
— Нет, синьор. Я не боюсь, — гордо сказал мальчик.
— Вот и хорошо. Я люблю таких спортивных молодых людей.
Женщина тем временем, казалось, начала слегка оживать.
— Синьора, — обратился к ней Армандо, — если можете, надевайте лыжи и идите впереди нас. Как, справитесь?
— Думаю, что да.
— Тогда вперед! Вы должны все время быть прямо передо мной.
Женщина послушно выполняла все его указания. Присутствие Армандо приободрило ее.
Ледоруб поднял мальчика и, закинув его за спину, обвязал веревкой.
— Как вас зовут, синьор? — спросил мальчик.
— Ришоттани. Армандо Ришоттани.
— Значит, вы и есть знаменитый комиссар Ришоттани? Я о вас много слышал.
— Вот как? Вполне возможно. Здесь многие меня знают, — рассеянно ответил Армандо. — А как зовут тебя?
— Франческо Рубироза.
— Черт возьми! — вырвалось у комиссара.
— Что такое, синьор комиссар? Что-нибудь не так?
— Ничего, ничего. Держись-ка покрепче за шею, сейчас поедем. Не боишься?
— Я ведь уже сказал, что нет, — обиженно ответил мальчик.
«Кровь великое дело!» — улыбнувшись, подумал Армандо и начал спуск, чувствуя за спиной этот хрупкий груз.
Он так мягко и плавно объезжал неровности, будто сам ветер легко и невесомо подхватил его и понес на своих крыльях.