Она все теснее прижималась к его колену и нежно гладила по лицу.

— Послушай, Шерри, я хочу все бросить, хочу выйти из этого дела.

Она замерла, хотела возразить, но, передумав, встала и потянула его за руку.

— А сейчас, — сказала она, — я уложу тебя в постель. Тебе завтра на работу, ты, наверное, до смерти устал.

Оставив дверь в ванную полуоткрытой, Шерри стала раздеваться. На ее губах играла ехидная улыбка. Она слышала, как в соседней комнате раздевается Джордж, и мысленно представила себе, как он это делает: складывает брюки и перекидывает их через спинку стула, потом аккуратно развешивает остальные предметы своего гардероба. Даже когда Джордж спешил, он делал все аккуратно и по порядку.

Поведение Джорджа и образ его мыслей никогда не менялись. За два года супружеской жизни она изучила его как свои пять пальцев. Он был прост как дважды два. И все, что происходило между ними, случалось уже сотню раз.

Упрямство было одним из немногих свойств, противоречивших общему складу его характера. Она знала, что если он принял решение, то в большинстве случаев заставить его отступиться было невозможно. Но были исключения. И сейчас она точно знала, что у него на уме. Во-первых, он твердо решил выйти из дела. Во-вторых, он столь же твердо решил не посвящать ее в новые подробности их плана.

Шерри дернула плечиком и взглянула на себя в зеркало, перед которым стояла совершенно голая. Озорно взъерошив волосы, она улыбнулась своему хорошенькому отражению.

Теперь он был у нее в руках.

Когда она вошла в спальню, он лежал в постели. Свет был выключен — горел только ночник, с одной стороны неярко освещавший изголовье двуспальной кровати. Она невольно отметила, что Джордж не открыл окно на ночь, — и снова усмехнулась. На сей раз — про себя: нет, Джордж явно не книга за семью печатями.

С минуту она помедлила, чувствуя, что он украдкой наблюдает за ней. Потом подошла к кровати, приподняла простыню, забралась в постель и тесно прижалась к нему. Пока лучше было ни о чем его не расспрашивать.

Желая чего-нибудь добиться, Шерри всегда действовала по одному и тому же сценарию. Сначала она поддразнивала его, потом выскальзывала из его объятий, всякий раз точно рассчитывая, когда нужно будет оттолкнуть распаленного мужа. На сей раз закончить представление нужно было как обычно, то есть дать Джорджу возможность самоутвердиться. Он всегда пребывал в уверенности, что берет ее силой.

Конец был всегда один и тот же: Джордж пребывал в полном изнеможении и был уверен, что состоялся как мужчина. Потом он впадал в сентиментальность, унижался и умолял простить его.

Эту сцену она разыгрывала мастерски и с истинным артистизмом. Шерри, в сущности, и была первоклассной артисткой.

Спустя час после их близости Джордж был уже на все готов. Он не уйдет из группы и не бросит начатое дело. Он сделает это ради нее, ради Шерри, которой он стольким обязан и которая так щедро одаривает его.

Но дальше этого дело не пошло. О деле он больше не сказал ни слова — ни единой подробности о том, когда и как это случится.

Она не настаивала. Рано или поздно их брачные игрища повторятся, и тогда она узнает все, что нужно.

Похрапывая, Джордж перевернулся на другой бок. Тогда она поднялась с постели, прошла через комнату и приоткрыла окно.

Позже, лежа в темноте с дымящейся сигаретой, она думала о Вэле Кэнноне, испытывая почти невыносимое желание оказаться в его объятиях.

Она затушила сигарету в пепельнице, стоявшей на ночном столике, и уже впала в полузабытье, зыбкое состояние между сном и явью, как вдруг ей пригрезилось странное: образы Вэла Кэннона и Джонни причудливо сплелись в один.

Наконец она заснула. На ее усталом хорошеньком личике застыла недовольная гримаса.

Глава 5

Никки поднял над головой худую жилистую руку и, не глядя, нащупал свисающий сверху на бечевке кубик мела. Не отрывая карих глаз от бильярдного стола, он принялся натирать мелом наконечник кия.

Никки улыбался, и в этой улыбке не было ни благодушия, ни злобы.

— Фофан ты, — сказал он, не глядя на противника. — Натуральный стопроцентный фофан. Ставлю «зеленый», что положу шестой шар в боковую лузу, причем через десятый.

— Валяй.

Маленький сморщенный человечек — ни дать ни взять отощавший койот, — сидевший на высоком табурете сбоку от стола, повернулся к своему толстому дружку.

— Такой шар не пройдет, — сказал он. — Сам Вилли Хопп не положил бы такой шар.

— Исполняю для тебя лично, — бросил через плечо Никки, услышав реплику. — Ставлю десять баксов против пяти, что положу.

— Ставь, — сказал толстяк.

— Ставь сам, черт тебя побери, — огрызнулся сморщенный. — Я только сказал, что это в принципе невозможно, но не говорил, что Никки это не по зубам.

Никки закончил натирать кий мелом и прошелся вокруг стола. Он наклонился, тщательно изучая расположение шаров. Затем прицелился и ударил. Шар покатился прямо, слегка задел десятый шар, отскочил от него под острым углом и ударился в шестой. Зеленый шар медленно покатился и упал в боковую лузу.

Джонни Клэй вошел в бильярдную, когда Никки поднял кий после очередного удара. Лицо игрока оставалось безучастным.

— У этого парня не глаз, а прицел бомбардировщика, — сказал толстяк.

Джонни держался поодаль от стола. Он подошел к бару и заказал кружку пива. Никки сразу же заметил его.

Джонни ждал, пока Никки ставил кий на место, собирал свой выигрыш и надевал пиджак. Опорожнив кружку, он вышел из зала. Никки пошел следом и догнал его в нескольких шагах от выхода. Поравнявшись с ним, он заговорил, почти не разжимая рта:

— Черт, Джонни, когда тебя выпустили?

— Потом расскажу, — ответил Джонни, не глядя в его сторону. — Поймай тачку.

Через пять минут они сидели на заднем сиденье желтого такси. Водителю, от которого их отделяла прозрачная перегородка, они дали адрес отеля, где жил Никки.

Когда они пошли в номер, молчавший до тех пор Джонни спросил:

— Письмо получил?

Никки снял пиджак и швырнул его на кровать. Пиджак упал на пол, а Никки только равнодушно пожал плечами. Свою серую фетровую шляпу он так и не снял — только сдвинул ее набок и облокотился на тумбочку.

— Получил, Джонни, — ответил он. — Я чуть было не упал, когда увидел в конверте пять сотен. Я даже сразу не врубился — думал, ты еще сидишь.

— Недавно вышел, — сказал Джонни. — Пока на испытательном. А когда отправлял письмо, был еще там.

Никки кивнул:

— Я так и понял. Подписи-то не было. А потом просек, от кого именно.

Он помедлил, пристально разглядывая Джонни:

— А ты хорошо выглядишь, братишка.

— Главное, чувствую неплохо, — ответил Джонни. — Как ты?

— Живу — не тужу и в голову не беру, — пропел Никки. — Вечерами «числами» балуюсь. А насчет сотен, Джонни, так ты, значит… — он перешел на шепот.

— Ага, — подтвердил Джонни. — Нужна «кочерга».

— Да я так и понял, Джонни — как только увидел бабки. Вот, тебя дожидается.

Он вытащил из-под кровати дешевый чемоданчик из кожзаменителя, а из кармана брюк — ключ, висевший на колечке. Щелкнул замок, и через секунду Никки откинул крышку и извлек из чемоданчика длинный тяжелый предмет, завернутый в махровое полотенце. Он перенес его на кровать и развернул. Это был разобранный пистолет-пулемет Томпсона.

— Малыш что надо, — сказал он и начал собирать оружие.

— Таких игрушек сегодня днем с огнем не сыщешь, — продолжал он, не прекращая сборки. Его длинные сильные пальцы работали вслепую. — Попадаются они не часто. Когда-нибудь имел с ними дело?

Джонни мотнул головой:

— Только знаю, для чего они.

Никки кивнул:

— Ладно. В принципе все достаточно просто. Значит, так. Это старая машинка — наверное, еще со времен сухого закона. Но уважают ее не меньше новых. Механизм — проще не бывает. Я покажу тебе, — он взял в руки дисковую обойму.

— В диске ровно двадцать пять патронов. Запомни. Двадцать пять. В большинстве случаев так много не требуется. На всякий пожарный даю тебе еще три магазина, но запомни одно: если тебе придется стрелять, перезарядить его ты вряд ли успеешь.