Замолчав, Малышев наполнил стакан водкой, посмотрел на собеседника и, получив молчаливый отказ, залпом выпил. Отломив корочку хлеба, забросил в рот, медленно работая челюстями.

— Наши неверно строят политику. Дурацки неуклюжие телодвижения обращают даже тех чеченцев, на которых собирались опираться в будущем, и которых вроде бы защищаем от дудаевского произвола — в смертельных врагов. Сами все поганим!.. Мне иногда становится страшно, какое будущее нас ждет… Мы становимся свидетелями великой ошибки. Великой трагедии, которая виток за витком началась раскручиваться… И я не верю, что война закончится, пусть задавят Дудаева и зальют кровью Грозный… Это только начало…

И он потянулся к бутылке, вытрясая в стакан последние капли спиртного.

Вечером Малышев пригласил его в баню…

Сидя в душной парилке, Якушев истекал потом. Внизу, где жар слабее, Малышев, постанывая от удовольствия, хлестался березовым веником. На ступень выше млели двое спортивного склада парней, которых Виктор по бритым, окантованным затылкам и нехитрым татуировкам с группой крови, принял за военнослужащих.

— Не замерзли еще? — отложив растерявший листву веник, спросил красный как рак Малышев.

— Поддай-ка еще, старина…

Отправившись в моечную, Малышев вернулся с полным ковшиком воды и, примерившись, выплеснул на раскаленные камни. Вода яростно зашипела на каменьях, к потолку взвился клуб пара. Дышать сразу сделалось нечем.

Парень помоложе, с нательным крестиком на плоской груди, не выдержав температуры, пулей покинул парилку.

— Эх, только выстужает, — проворчал вслед Малышев.

Беглец скоро вернулся с двумя запотевшими бутылками пива.

Якушев завистливо глотал слюну, глядя, как ребята поглощают ледяное пиво. Терпения хватило ненадолго. Выйдя из парной, он вскарабкался по лесенке на скользкий край бассейна, ухнул в воду, охлаждая распаренное тело. Обмотавшись вокруг бедер полотенцем, отправился к банщику за пивом.

В гардеробной он застал не спеша раздевающихся местных, скинул полотенце и нырнул обратно в парную.

Малышев вновь поддавал жару. Вновь шипела на каменке вода, и пар белым облаком устремлялся к набрякшему крупными каплями потолку.

Кавказцы немного потеснили парней, и тоже заблаженствовали, растирая блестевшие от пота смуглые тела…

После пары ковшиков, чрез меры выплеснутых на камни, они не долго продержались в стоградусной душегубке. С воем сорвался кавказец с багровым шрамом на спине и унесся за дверь к бассейну.

Плеснула на пол вода, следом донесся облегченный не то стон, не то вздох. Как по команде, они бросились прочь из парилки; долго плескались в бассейне, и переполнявшая его вода перехлестывала через выложенные кафелем бортики.

Растеревшись полотенцами — красные, горячие, заново рожденные — расположились за общим столом. Банщик принес водку, пиво с фисташками и фарфоровую тарелку с кусками жареной баранины.

Тот, что со шрамом, оделся в черный джинсовый костюм, ловко скрутил крышку и разлил спиртное по пластиковым стаканчикам. Внимание Виктора привлекла его серебряная печатка с изображением оскаленного волка и арабской, смахивающей на якорь, буквы.

— За дружбу? — поднял тост кавказец.

— За дружбу! — согласился молоденький армеец с лейтенантскими звездами на пятнистой хэбэшной куртке, наброшенной на голые плечи.

Под такой тост не отказался от чарки и Якушев. Водка немедленно обожгла желудок. Раскусив зеленую фисташку, он сплюнул шелуху и хлебнул вспенившееся пиво прямо из бутылочного горла.

Бутылка водки, пройдя по кругу, опустела. Ей на смену, из-под стола, появилась вторая. Появлению ее никто не возражал…

Первым раскис молоденький лейтенант. Осоловев, он уже плохо отдавал себе отчет.

— Ты здешний? — он обнял за шею сидевшего сбоку кавказца. — К-как зовут тебя, друг?

— Нет, я не осетин, — рассмеялся тот, сверкнув частоколом золотых зубов. — Мы с Вахой приехали из Аргуна.

— Тогда еще по м-маленькой? — икнув, предложил лейтенант.

— Витька, тебе хватит, — урезонивал его сослуживец.

— Отстань!.. Я хочу выпить с ними! — возбужденно выкрикнул лейтенант Витя, и полез обниматься с чеченцем. — Д-давай, а?

— Хватит, Витя, — сказал тот, кого звали Вахой — жилистый, с крупным горбатым носом. — Ты уже и так хорош.

— Да… пора собираться, — засуетился второй офицер, вытаскивая пьяного из-за стола и помогая ему одеться.

Дергаясь телом, пытаясь сохранить шаткое равновесие, Виктор кое-как затянул ремень и снова пристал к чеченцу.

— Ты боевик?… Воюешь с нами? Ну… скажи…

— Я в спецназе «Черные волки».

Лейтенант скрипнул зубами:

— Эх… жили бы спокойно. Нет, воевать… Видишь крестик? — он выдернул из-под куртки капроновую нитку. — Когда сюда уезжал, сестренка надела. П-пигалица, десять лет всего, а… соображает. Не драться нам надо, а так вот… за одним столом… Эх!..

Поддерживая лейтенанта, приятель вывел его на освежающий воздух.

«Жизнь замысловатая штука, — думал, засыпая на разостланной на полу постели, Якушев. — Только она могла свести за одним столом людей, сегодня поднимающих тост за дружбу, а завтра готовых сойтись с беспощадной и бессмысленной схватке, сгорая от обоюдной ненависти и желания уничтожить друг друга… Как жесток и несовершенен мир!..»

Минувший день для него оказался весьма насыщенным разными событиями и встречами, которые еще предстояло осмыслить. Но самое важное удалось договориться с новыми знакомыми — Вахой и его старшим братом Мамедом, и уже завтра, за символическую сумму, его отвезут в Грозный.

Процесс, что называется, пошел…

Глава тринадцатая

Наступив обросшим грязью берцем на штыковую лопату, Коновалов поплевал на ладони и принялся взад-вперед раскачивать отполированный до блеска черенок.

— Чего ты возишься? — подгонял Кошкин, держа за углы матерчатый мешок.

— А попробуй сам, — огрызнулся каптенармус. — Штык толком не присобачили, вон как гуляет…

Черенок лопаты и впрямь не был должным образом закреплен, и при неловком нажатии металл вдавливался в него, грозя переломить.

Выворотив ком земли с торчащими сухими стеблями, Коновалов перебросил его в мешок.

— Хватит пока, — заглянул внутрь мешка Володька и попробовал его на вес. — Мы же не Гераклы. Хватит, а, Юр?

Они едва оторвали мешок от земли и сразу бросили.

— Ну, на фиг, так надрываться, — проворчал Кошкин, скручивая горловину. — Бери тесемку, завязывай.

Тащить его было с десяток шагов к проселку, ведущему на Петропавловскую. Комбату пришла в голову мысль построить подобие блокпоста, а так как бетонных блоков не предвиделось, в качестве строительного материала было велено использовать заранее припасенные мешки. Песка в окрестностях станицы также не наблюдалось, и потому, после недолгих сомнений, майор приказал засыпать их землей.

Надо сказать, что морозы и снег приходили только ночами, тогда как с восходом солнца устанавливалась вполне весенняя, плюсовая температура. Выпавший ночью снежок к обеду таял, а поле, в котором расположился мотострелковый батальон и артиллеристы, раскисало.

Мешок то и дело вырывался, падал в грязь. Чертыхаясь, они волоком подтащили его к выложенному в четыре яруса оборонительному сооружению, где возился, поправляя мешочную кладку, старшина Максимов.

— Помогай! — срывая голос, крикнул ему Кошкин.

Подхватив тяжеленный куль, втроем раскачали, забросили наверх. Максимов поправил его, отошел, любуясь на свою работу. Выложенные в ряд мешки приходились ему по грудь.

Володька слегка навалился на стену, качнул, испробуя на прочность, и усомнился:

— Хлипковато. Если снаряд или мина прилетит, все завалится. И тех, кто будет внутри, завалит.

— Ты еще про танк вспомни. Мешки прежде всего от пуль защищают. Осколки сдержат. А бункер нам не из чего строить.

Стащив с плеча автомат, Максимов подсел к будущей бойнице, нацелился на далекую станичную окраину, покрутил стволом, проверяя сектор.