Маг, не глядя, полез в карман толстого теплого халата, расшитого причудливыми растениями и диковинными зверями, и достал оттуда горсть монет. Симон радостно подставил ладони, и в них пролился благословенный дождь из серебра. Охотник быстро спрятал деньги в свой карман, надеясь, что маг не опомнится и не потребует часть назад. Серебро в этой деревушке ценилось весьма дорого.

Однако увлекшийся разглядыванием своего приобретения Бродяга даже не обратил внимания на удаляющегося охотника, боком-боком втискивающего себя в кусты редких, безумно дорогих ингарских роз, подаренных магу лично султаном Ингара. Розы некоторое время стойко сопротивлялись натиску со стороны охотника, но затем сдались и бесславно полегли на землю, все как одна.

Маг щелкнул пальцами, и зверя за шкирку подхватила невидимая рука, бесцеремонно втащив того в дом. Еще один щелчок пальцами — и веревки, словно живые, сами развязались и уползли в сторону, а вокруг тела зверя образовалась широкая сфера, отливающая на свет синим.

— Ты в магической клетке, дружок, — сообщил маг зверьку, словно тот мог его понять. — Если дотронешься до стен сферы, тебя оглушит на некоторое время. Так что мой тебе совет, сиди тихо.

Зверь, внимательно выслушав слова Тиллирета, уселся на пол, обернув длинный пушистый хвост вокруг лап. В глазах его мелькала настороженность, смешанная с любопытством. Зверь осторожно принюхался к воздуху, а затем неожиданно смачно зевнул.

— Вот, — почему-то обрадовался Бродяга, — отдохни пока. А я в это время поищу в трактатах, кто же ты такой.

Белошерстый проворно побежал к книжным полкам, радостно потирая на ходу передние лапы. Я еще раз зевнул и скучающе оглядел место, в котором умудрился очутиться. Обычная людская берлога, вся забитая мешающимися под лапами вещами. Я бы в такой не поселился, даже если бы мне предложили за это сто оленей. Даже за сто лосей! Маленькая, не развернуться толком, вся заставлена полками, а посередине стоит громадный стол. И где тут запасной лаз? Куда бежать, если в берлогу проникнет хищник?

Я чуть было не плюнул на пол, потом вспомнил, что в данный момент являюсь обычным зверем, а не разумным существом, и свернулся калачиком, прикрыв нос кончиком толстого пушистого хвоста. Под тихий шорох переворачиваемых белошерстым страниц ко мне незаметно подкрался сон.

Тиллирет сосредоточенно листал магические трактаты, посвященные различным необычным созданиям. Мага терзали смутные сомнения, что где-то он уже натыкался на описание чего-то походящего на такое существо, но вот где — Бродяга в упор не мог вспомнить. Пролистав до конца еще одну рукопись и убедившись, что в ней ничего подходящего нет, маг в раздражении отшвырнул трактат в сторону, не замечая, как опрокинувшаяся от удара чернильница зловредно заливает чистые страницы так и не начатой книги.

— И все же где-то я его видел, — пробормотал Тиллирет себе под нос, извлекая из недр книжного шкафа раритетную книгу под названием "Легендарные чудовища: правда и вымысел". — Если и здесь ничего не найдется, то не найдется совсем. Значит, я всего лишь старый, выживший из ума оболтус.

Однако раритет не подвел. На двести сорок первой странице маг наткнулся на долгожданный портрет своего приобретения. Подпись под картинкой гласила: "Вампирус-москитус, в ряде стран именуемый чупакаброй. Высасывает из своей добычи всю кровь до последней капельки, предварительно парализуя ее одним укусом. Впрочем, мясом жертв также не гнушается".

— Вот оно, значит, как, — протянул Тиллирет, переводя взгляд на приподнявшего голову зверя. Сверкающие сердитым огнем глаза навыкате встретились с серыми зрачками мага. Бродяга с восторгом ощутил, как его тело пытается парализовать чужая воля. — Значит, ты чупакабра, лесной кровосос. Давненько о вашем роде ничего не было слышно.

Чупакабра чуть заметно скривился. Судя по всему, он бы предпочел, чтобы о его роде ничего не было слышно еще как можно дольше. Преисполненный восхищения маг перелистнул еще несколько страниц, надеясь найти там что-нибудь полезное для себя, но увидел только одну надпись: "Про чупакабр практически ничего не известно, за исключением нескольких рассказов сельских жителей, в большинстве своем, скорее всего, являющихся вымыслом".

— Вот оно, значит, как, — повторил Тиллирет. — Значит, ничего не известно. Не возражаешь, приятель, если я использую тебя для исследований?

Судя по оскаленным клыкам и глухому рычанию, зверь возражал и активно. Но его желание в расчет никто не собирался принимать.

Маг решительно отодвинул в сторону испорченные листы, положил перед собой чистый пергамент и уверенной рукой вывел на верху страницы: "Чупакабра. Результаты исследований живого экземпляра. Написано Тиллиретом Загребинским, десятого числа октября семьсот одиннадцатого года".

Я уныло наблюдал за тем, как белошерстый царапает пером коровью шкуру. Шкура была старая, лежалая, но, тем не менее, все еще пахла едой. От этого в животе медленно закипало недовольное бурчание.

А я ведь сегодня только позавтракал, тоскливо подумалось мне. И то — каким-то мелким зайчишкой, не убравшимся вовремя с моей дороги. Не еда, а так, легкий перекус. Как бы так измудриться и намекнуть белошерстому, что я хочу есть?

Я протяжно, с подвывом зевнул, но человек даже ухом не повел в мою сторону, продолжая портить коровью шкуру. Так, ясно, этот номер не прошел. Что я могу сделать еще?

Я с сомнением покосился на окружающую меня сферу. Оглушит — это, конечно, неприятно, но не смертельно. Но если и это не привлечет ко мне внимание белошерстого, то придется отгрызть собственный хвост, чтобы утолить звереющий с каждой минутой голод.

Я еще немного поколебался, затем решительно вздохнул и потянулся носом к синей пелене.

Громкий треск и последовавший за ним звук упавшего тела заставил Тиллирета подскочить на месте. С пера сорвалась густая черная капля и скрыла под собой результаты стараний мага за последние пять минут. Бродяга обернулся и посмотрел на комнату через плечо.

Посреди магической клетки полутрупом лежал чупакабра и тихо подвывал. Сперва маг решил, что зверь воет от боли, но приглядевшись, заметил, что пасть у того плотно сомкнута, и звук доносится вроде бы как не оттуда. Подойдя поближе к сфере и внимательно прислушавшись, Тиллирет с удивлением понял, что странный вой исходит из живота чупакабры.

— Ну и что это означает? — недоумевающе спросил сам у себя маг.

В приоткрытых глазах зверя промелькнуло презрение. С трудом подвинув лапу к морде — оглушение сильно замедляло рефлексы — чупакабра взял ее в пасть и принялся медленно жевать, вопросительно поглядывая при этом на Бродягу. Тот с отвалившейся челюстью наблюдал за актом самопоедания. Убедившись, что его пантомима понята неправильно, зверь выплюнул лапу и обречено закатил глаза.

— Что это было? — опять-таки сам у себя спросил Тиллирет. — Ничего не понимаю!

— Тьфу, елки зеленые, чего тут понимать, — чупакабра раздраженно стукнул хвостом по полу. — Жрать я хочу. Ты кормить меня собираешься или нет?

Челюсть у мага отвисла до пола. Чупакабра с некоторым любопытством заглянул в открытый рот Тиллирета, словно надеясь обнаружить там желанную еду, но, увидев только вставные челюсти — между прочим, очень качественно сделанные, не отличить от настоящих — брезгливо наморщил морду и отвернулся.

— А… Э…, - выдавил из себя маг.

— Ну давай, соображай быстрее, — зверь осторожно сел на задние лапы. Действие оглушения уже проходило, но движения пока еще оставались замедленными.

— Ты говоришь? — Тиллирет наконец сумел выдавить из себя осмысленную фразу.

— Нет, блин, знаками изъясняюсь, — ехидно ответил зверь. Сомнений быть не могло — маг отчетливо видел, как двигаются челюсти чупакабры, а во рту шевелится розовый язык. — Жрать, говорю, хочу. Желательно, свежего сырого мяса. И чтобы обязательно с кровушкой!