Сад Космополис-хауса в ноябре славится багрянцем своих кленов, в июне — ирисами, в апреле — цветущей вишней и круглый год — здоровенными золотыми и серебристыми карпами. На этой неделе (самая середина апреля) цветение вишен достигло своего пика, и сотни людей приходили сюда каждый день, чтобы полюбоваться нежными соцветиями и поразмыслить о скоротечности людской жизни. Финансовые магнаты и рабочие-поденщики, общественные деятели и продавщицы — всех их уравнивало восхищение прекрасным, и все они одинаково расстилали на траве циновки, откупоривали банку-другую сакэ и пили, доводя себя до самозабвения, а вокруг них, как перья мягкой розовой голубки, падали невесомые лепестки. Нежным взглядом Бранвен следила за тем, как Кумо с книгой в руках вступил под цветущие вишни, сел на гранитную скамью и принялся ее ждать.

Несколько минут спустя, входя в лифт, она неожиданно осознала, что хочет найти себе новую мантру, которая заменила бы устаревшую «Мужчина — зверь». Может быть, «Тебе нужна только любовь» Леннона — Маккартни? Но ведь это не так, по крайней мере для нее. Любовь — экстаз и восторг, но ей-то нужно и другое. Работа, природа, красота, коты, друзья и еще всякое-разное, что можно, получая радость, видеть, чувствовать, делать, читать или есть.

Бранвен коснулась пальцем кнопки»1», и в ту же секунду в ее голове, словно по волшебству, возникла законченная песенка:

Критически оценив этот маленький дар богов, Бранвен подумала: «Сентиментально, но приятно. Надо доработать. Мне нравится». И вдруг поняла, что за исключением невегетарианского «бифштекса» все это — те самые идеалистические настроения хиппи, которые исповедовали ее родители. А ведь и в самом деле, подумала Бранвен Бабочка Синей Луны Кэбот Лафарж, шагая под медленно падающим дождем из прозрачных лепестков вишни, таким изобильным, что она едва различала фигуру Кумо на другом конце сада, в самом деле, все, что они тогда насочиняли, не так уж неправильно.

— Огурцы в имбире, — сказала девица со склеенными розовыми волосами бритому накачанному атлету в целлофановом комбинезоне. — А ну-ка повтори это пять раз, только быстро.

Токиюки Каминари стоял в очереди сразу за этой парой и с любопытством прислушивался к их непонятному разговору Время от времени проскальзывало какое-нибудь знакомое английское слово, и все же, о чем говорили эти диковинные иностранцы, было не разобрать.

Очередь начала продвигаться быстрее, и Токи занервничал. Сунув правую руку в карман взятого напрокат смокинга, он крепко сжал только что купленный амулет. Стоявшие за ним две молоденькие японки в цветастых мини-платьях и туфлях на шестидюймовых платформах (скорее всего, конторские служащие, из тех, что ложатся с каждым, кто ни попросит, жестко подумал Токи), старательно подделываясь под английское произношение, распевали битловские песни: «Обу-ра-дзи, обу-ра-да, райфу годзу он, ййе!» Пели громко и бодро, но Токи чувствовал: они тоже волнуются.

Амулет Токи купил еще днем, в расположенном по соседству храме Инари — у старенького синтоистского священника, в белом кимоно и широких, лазурного цвета штанах. Его крупные и почти прозрачные ушные раковины формой напоминали морских улиток, причем мочки были украшены огромными черными родинками, похожими на клипсы из оникса. Токи настолько остолбенел при виде этих причудливых, напоминающих стиль рококо ушей, что вынужден был попросить священника повторить свой вопрос.

— Я спрашиваю, о чем ты хочешь молиться? — скрипучим глуховатым голосом переспросил старик. Токи смутился: цель была слишком мирской, слишком суетной.

— Кх-хм, — начал он неуверенно и очень обрадовался, когда священник остановил его, задав вопрос.

— Наверное, ты хочешь сдать экзамен? — предположил он, держа амулет в узловатых, длинных, янтарных по цвету и утолщенных, как стволы старого бамбука, пальцах и тихо поглаживая красно-золотой парчовый прямоугольник, как гладят кошку или едва пробившиеся усики. В парчовом футляре лежал листок тонкой бумаги, на котором были написаны магические слова. Попытка узнать, какие, предупредил священник, изменит удачу на неудачу.

— Да, речь идет об экзамене! — с чувством воскликнул Токи. Вспомнив безжалостные, подведенные тушью глаза привратника, презрительный взгляд, который вбирал его целиком: от стоящих торчком волос до старомодных вечерних туфель, процеженное сквозь зубы: «Простите — следующий!» — он подумал, что речь и вправду идет об экзамене: экзамене на право входа в самую модную дискотеку Японии.

— Да, — повторил он, — вы правы. Я хочу сдать экзамен.

— В таком случае это поможет наверняка, — проскрипел старик и вложил амулет в маленький бумажный пакетик, украшенный блестящим плотным парафиновым пятном, с вытисненным внизу алыми буквами названием храма. Внезапный порыв рассказать все как есть, признаться в своей одержимости и отчаянии на секунду охватил Токи, но он тут же представил себе удивленный взгляд подернутых старческой пленкой глаз и, просто сказав «спасибо», зашагал прочь. Наверное, этот священник даже не знает, что такое диско, думал он. Мы с ним не просто люди разных поколений, мы разные биологические виды. Сбегая по каменной лестнице, Токи не замечал ни воркования голубей, ни фиолетового отлива протянувшихся по земле теней, ни тонкого аромата августовской жимолости. Все его помыслы были направлены на одно: получить доступ в неприступные священные стены «Ада».

Но выяснилось, что и амулет не помогает. Как и при первых трех попытках, Токи не удалось пройти отбор. И в этот раз страшный привратник презрительно посмотрел на его взятый напрокат черно-белый смокинг и произнес обычное: «Простите — следующий!»

О'кей, подумал Токи, подходя к стоящей на углу палатке торговца лапшой, дабы совершить ритуал якэдзакэ,а именно: утопить горе в сакэ. Значит, так. Я не буду до бесконечности биться об эту стену снобизма. Попробую еще раз и потом — обещаю! — снова начну жить благоразумно.

Когда международный консорциум из спортсменов-профи, компьютерных магнатов и подошедших к порогу славы диджеев решил купить зал для катания на роликах, находившийся в глубине квартала Роппонги, а затем оборудовать там дискотеку, все ожидали, что эта затея будет иметь определенный успех. Но действительность превзошла любые ожидания: новый клуб сделался, безусловно, самым популярным — и доходным — местом ночных развлечений по всему Тихому океану.

Члены «Найт визн» — таково было название консорциума — приписывали этот феноменальный успех четырем обстоятельствам: магии звездных имен, местоположению, времени работы и необычности оформления. Дизайн разработали два составляющих тандем художника по интерьеру: брат и сестра Тэй и Тая Уно. По случайному совпадению, в тот момент, когда им предложили эту работу, они как раз вернулись из Гонконга и находились под впечатлением инфернальной скульптуры и настенной росписи Сада Тигрового Бальзама. Так что на просьбу президента «Найт визн», в прошлом актрисы на амплуа исторических героинь по имени Кэса Кокубо, подумать о концепции оформления клуба оба Уно одновременно полушутливо воскликнули:

— А не попробовать ли «Ад»?

— Это глубокая мысль, — на полном серьезе откликнулась Кэса Кокубо, и все компаньоны согласно кивнули.