– Ассалом алейкум, Оман, – приветливо улыбнулся посетитель. Все сопровождавшие его «мордовороты» тоже натянули на лица улыбки. Но Оману лучше не стало. Колючие глаза незваных гостей терзали сердце.

– Алейкум ассалом, – отозвался кладоискатель, – проходите в юрту, жена самовар поставит.

– Давай–ка, Оман, – предложил главный, – посмотрим, что ты тут наделал.

Оман повел людей в котлован. Там, в который раз за этот год, поведал историю своих поисков и раскопок.

– Значит, благородное дело затеял? – спросил мужчина, потирая висок, словно страдая от головной боли.

– Не знаю, просто стране хочу помочь, – скучно отозвался Оман.

Приехавшие рассматривали котлован. От некогда большой кучи потемневших стволов, служивших в качестве крепежа старой штольни, осталось всего несколько, их Оман использовал для укрепления стены котлована возле входов в пещеру. Еще несколько стволов было в земле, в том месте, где штольня входила в узкую щель между скалами. Остальные бревна местные жители растащили на дрова во время одного из отсутствий Омана – иногда по делам ему приходилось ездить в Бишкек.

Главный подал знак, и все потянулись в юрту Омана. Уже сидя в ней и попивая ароматный чай, главный проговорил, глядя в упор на кладоискателя:

– Ты какой стране хочешь помочь, Оман?

Видя замешательство кладоискателя, главный глухо рассмеялся:

– Депутатам или президенту? А может быть, народу? Опять же какому? У нас теперь и народ разный. Кто с севера, а кто и с юга. Друг друга готовы съесть. Или своим, иссыккульцам, подарок желаешь сделать?

– Я для страны, для государства, – упрямо проговорил Оман, – чтобы всем хорошо было. Не будет внешних долгов, правительство сможет льготы своим предпринимателям дать, чтобы они развивались…

Громкий смех главаря прервал патриотическую речь кладоискателя.

– Ну, ты – лох. Рассмешил меня. Полагаешь, что если дать правительству денег, то оно начнет думать о народе и государстве? Неужели ты, Оман, забыл наш менталитет? Сначала должно быть хорошо мне, потом моим родным человечкам, а вот потом уже их родным и близким, потом близким моих близких и так, пока всем не станет хорошо! Другого пути, к сожалению, нет! Разве мало государство брало и получало кредитов и грантов? Где они? Думаешь, что–то изменилось в системе с уходом Акаева и приходом Бакиева? Ты, я слышал, работал на горнорудном комбинате? Куда уходит наше киргизское золото? Откуда у госмужей и налоговых инспекторов, получающих гроши, роскошные особняки? Или ты не видишь, как собственность переходит из рук в руки? Не останавливаются ни перед чем, вплоть до убийства. Сколько заказных преступлений совершилось за последнее время? Со счета уже сбились. Сколько раскрыто? Ни одного! Потому, как все повязаны: и менты, и суды, и власть. Так кому ты подаришь найденные сокровища? Государству? Но государство – это люди, которые его олицетворяют. Ты этим людям подаришь? Рассчитываешь получить законное вознаграждение за труды? У государства ведь нет денег для таких, как ты. Из чего оно заплатит тебе вознаграждение?

Оман закивал головой:

– Мне ведь никто и не помогает. Я сам. Квартиру продал. Если потребуется, еще одну продам. У меня в Чолпон–Ате есть. Главное – найти! Там часть сокровищ на Сотсби продадим – вот и будут деньги. И на долги, и на вознаграждение!

Главарь тоже кивал головой, слушая Омана. Потом опять в упор посмотрел на кладоискателя своими холодными, как дуло пистолета, глазами.

– Я не верю в сказки и привык делать то, что приносит деньги. Запомни то, что я скажу тебе, Оман. Я повторю, что не верю в легенды, не верю в твой клад. Но если все же случится так, что тебе повезет и ты докопаешься до своих мифических сокровищ, ты первым делом дашь знать об этом мне, Юсуфу. Скорее всего, ты слышал обо мне. Здесь, на Иссык–Куле, без моего ведома ничего не происходит. Все платят дань мне и моим ребятам. Я лично позабочусь о том, чтобы твои сокровища попали к народу. Не к абстрактному, а вполне конкретному. Иссык–кульскому. И ты лично обижен не будешь, государство в накладе не останется. Знаешь, когда страна богатая и благополучная? Когда богаты люди, которые живут в ней. Сделаем их счастливыми, и у нас с тобой будет счастливое государство. Или ты против?

Оман отрицательно помахал головой.

– Ну, вот и лады, – удовлетворенно проговорил главарь, – хорошо, что мы поняли друг друга и сразу договорились. Конечно, я бы с радостью помог тебе деньгами в твоих поисках, но я не верю, что ты что–нибудь дельное найдешь. А на ветер деньги я бросать не могу. Я так, на всякий случай, к тебе завернул. Любопытно посмотреть, что тут у тебя. Да и на тебя, патриота, интересно было взглянуть. И не советую поступать по–другому: государству сдавать что–то, туману напускать. Все тогда может кончиться плохо, в первую очередь для тебя и твоих близких.

Гости уехали, нехороший осадок в душе Омана остался. Он вспомнил, как, недавно Нурлан Мотуев захватил в Кара–Кече угольный разрез и противопоставил себя государству. И оно ничего не могло сделать. Нурлан собирался вооружить всех местных жителей Джумгала, говоря, что его армия будет сильнее действующей армии Киргизии. Вспомнились убийства депутатов и авторитетов криминального мира, последние громкие захваты частной собственности – ничего нет стабильного и надежного в этом мире. И Оман почувствовал себя одиноким и беспомощным в этом безлюдном ущелье рядом с несметными сокровищами, присутствие которых он ощущал физически.

Непредвиденные хлопоты

Оман с трудом протиснулся в открывшуюся после расчистки щель. Он уже получил кое–какие навыки после общения со спелеологами и не боялся шагать в неизведанную темноту. Спелеологи работают в Бишкеке. У каждого свои заботы. Вытащить их сюда в Курменты за триста пятьдесят километров от столицы сложно. Всю зиму Оман, когда выкраивал время, выгребал грунт из расщелины на глубине более двадцати метров, куда уходила вода из подземного ручья. И вот ход открыт. Оман расширил его с помощью молотка, оббив торчащие по краям шипы и выступы, с опаской осветил проход светом фонаря: ход слегка заворачивал направо и конца его видно не было. Оман вздохнул и, хотя его сердце трепыхалось внутри, словно птичка в когтях у кошки, полез внутрь.

За поворотом ход был свободен от грунта. Вода хорошо промыла его, лишь дно было усеяно острой галькой, которая больно врезалась в колени Омана.

Строительная каска надежно защищала Омана от случайных ударов, но Оман вынужден был смотреть прямо перед собой. Поворот головы в сторону сопровождался глухим ударом каски о скалу. Но вот Оман перестал ощущать давление каменного потолка. Теперь он мог вертеть головой в разные стороны. Не вылезая из хода, кладоискатель осмотрелся. Перед ним был огромный зал. Луч фонаря терялся в темных углах пещеры. Пол наклонно уходил вниз от лаза, из которого торчала голова Омана. Он сделал усилие и вылез из прохода. Не потерять бы его! Зал громаден, и здесь легко можно заблудиться, потеряв ориентацию. Надо отметить местонахождение лаза. Оман выложил пирамидку из камней рядом с выходом. Когда он осмотрелся, то понял, что сделал это своевременно. Зал весь пещрил различными ходами и коридорами, которые расходились в разные стороны.

То, что увидел Оман в центре зала, заставило его задержать дыхание и попытаться успокоить безудержно бьющееся сердце. «Спокойно, спокойно», – твердил Оман, делая равномерные вдохи–выдохи.

Перед ним лежали какие–то предметы. Трудно было определить, что именно, потому что ил и грязь, покрывавшие предметы плотным ковром, скрывали их поверхность. Но этот покров не смог скрыть их форм. Прямоугольные, квадратные, полукруглые – они говорили о том, что их изваяла рука человека. Дрожавшими от волнения пальцами Оман попытался расчистить песок и ил, покрывавший одну из его находок. Налет спрессовался в твердую плотную корку. Оман вытащил из–за пояса небольшую лопату и молоток.

От ударов железа о поверхность предмета полетели небольшие искры, но корка треснула и местами начала отваливаться. С большим трудом Оману удалось очистить прямоугольный предмет. По виду он напоминал сундук, но добраться до его поверхности кладоискатель не смог. Он был плотно обмотан какой–то материей и просмолен. Столетия превратили это покрытие в непробиваемую броню.