— Пожалуй, с присяжными в таком деле гарантии нет, — сказала Виктория Эммануиловна, которая про себя уже прикидывала, как юрист, перспективы и недостатки такого хода, и стратегия Елены Львовны Кац в общем представлялась ей разумной.
— Нет, вы обязаны сделать все и употребить все возможные средства, — вкрадчиво сказал улыбчивый голос. — Будем считать, что в выборе средств вы ничем не ограничены, это государственное дело. Хотя безумствовать не надо… А у вас хороший офис.
Он таки заставил ее поглядеть, как будто она увидела все это в первый раз, на мрамор бездействующего камина с колодцем слишком аккуратных поленьев и поднять глаза выше к потолку, расстояние до которого казалось больше, чем ширина всей этой комнаты с четырьмя креслами вокруг стеклянного столика. Гость прекрасно знал, что это вовсе не ее офис, хотя с особо важными клиентами Виктория Эммануиловна встречалась именно здесь. А других у нее давно уже и не было.
Состав присяжных
(Моментальные снимки фотолюбителя с краткими комментариями журналиста)
Первый ряд стульев:
№ 1 (старшина присяжных) — Зябликов Игорь Петрович, 38 лет, «Майор». Ветеран чеченской кампании, негнущуюся левую ногу вытягивает вдоль барьера, который отделяет скамью присяжных от зала, и мешает ногой Журналисту (№ 2). У него стрижка бобриком, лицо его загорело до красноты вечным полевым загаром кадрового военного, сейчас оно еще деревянно и не выражает ничего, кроме солдатской готовности выполнить приказ и офицерской уверенности, необходимой, чтобы его отдать.
№ 2 — Кузякин Даниил Олегович, 32 года, Журналист. Носит длинные волосы в виде хвоста, перетянутого красной аптекарской резинкой; глазки у него маленькие, поросячьи, но быстрые и проницательные. Иногда он жует жвачку, но, даже когда вынимает ее изо рта, лицо его все равно криво, выражение непроизвольно-наглое, сложившееся.
№ 3 — Швед Клавдия Ивановна, 50 лет, «Гурченко»; действительно похожа на актрису Гурченко в ее лучшие, но не самые ранние годы. На скамье присяжных старается вести себя пристойно, но лицом часто выражает крайнее возмущение.
№ 4 — Климов Анатолий Петрович, 57 лет, Слесарь. Действительно слесарь шестого разряда, огромные шершавые ручищи сдерживает на коленях, как будто боится случайно кого-нибудь пришибить; на протяжении всего процесса думает только о жене, которая умирает в больнице. Он заикается, но вообще разговаривает неохотно.
№ 5 — Суркова Алла Геннадьевна, 42 года, «Сольфеджио». Учительница из музыкальной школы; когда кто-нибудь что-нибудь делает не так, болезненно морщится. Если говорит, то немного менторским тоном, но вместе с тем имеет слишком красивые и броские для учительницы волосы соломенного цвета; они всегда, впрочем, подобраны, да и вообще она доброжелательна.
№ 6 — Огурцова Марина Эдуардовна, 24 года, Ри. Выбивается из ряда присяжных тем, что слишком хорошо одета для этой скамьи и слишком красива, хоть сейчас на обложку глянцевого журнала, да и скамья ее пока как будто выталкивает, поэтому она сидит на краешке стула. Безукоризненные, чуть-чуть восточные за счет разреза светлокарих глаз, черты ее лица обладают вместе с тем некой незавершенностью, они находятся как бы в стадии перемены, но пока невозможно понять, преображение ли это к еще большему совершенству или, наоборот, разложение.
№ 13 (запасной) — Ивакин Антон Владимирович, 28 лет, Шахматист. На скамье занят тем, что тайком решает задачи в шахматном журнале, в комнате присяжных оживляется, только когда держит с кем-нибудь пари или во что-нибудь выигрывает.
Второй ряд стульев:
№ 7 — Кудинова Роза Равильевна, 37 лет, просто Роза. Владелица фирмы евроокон, она решила немного отдохнуть от хорошо поставленного бизнеса и познавательно развлечься, но дела настигают ее и в суде, поэтому, единственная из присяжных, она не подчиняется требованию отключить телефон и даже во время процесса принимает и отправляет sms-ки. Говорит по-русски очень бойко, но часто с английскими интонациями.
№ 8 — Звездина Елена Викторовна, 49 лет, «Актриса». Натруженное пластилиновое лицо делает ее похожей на обезьянку; походка легкая, фигура, как у девочки. Она очень чутко улавливает любой неточный жест, но собственную мимику старается сдерживать.
№ 9 — Драгунский Вячеслав Евгеньевич, 54 года, «Океанолог». Собирается в августе в экспедицию, но за процессом следит очень добросовестно. Миролюбив. При разговоре часто улыбается неожиданной детской улыбкой.
№ 10 — Рыбкин Арнольд Михайлович, 46 лет, «Фотолюбитель». Близко посаженные глаза делают его лицо несколько комичным, но позже выясняется, что в сочетании с фотокамерой они могут фиксировать какие-то вещи, невидимые глазу невооруженному.
№ 11 — Скребцова Тамара Викторовна, 23 года, «Хинди». Худенькая, совсем не рыхлая, как это часто свойственно веснушчатым людям; с веснушками на лице она еще как-то борется, но они разбегаются рыжим муравейником по шее и по рукам. Хочет выглядеть серьезной и главным образом для этого сейчас носит дымчатые очки в нелепой розовой оправе; впрочем, у нее и на самом деле минус три. Сразу рассказывает всем, что работает медсестрой в клинике нервных болезней. Еще она носит такие трусики, цвета одуванчика, но об этом мы узнаем только в середине повествования.
№ 12 — Петрищев Федор Петрович, 50 лет, «Медведь». Фигура действительно похожа на медведя; большое угреватое лицо не оставляет сомнений в том, что он алкоголик, да и выражение на этом лице пока еще соответствующее.
№ 14 (запасная) — Мыскина Анна Петровна, 46 лет, но выглядит старше. В комнате присяжных она вяжет свитер, шевеля губами, и только за этим занятием чуть оттаивает. А в зале суда, хотя дело происходит летом, и обычно душно, особенно по вечерам, когда в окно бьет солнце, она все время кутается в шерстяной платок, словно хочет сказать всем: «Некоторым хорошо, им тепло, а некоторым холодно».
Часть первая
ЭКСПОЗИЦИЯ
Четверг, 18 мая, 10.00
«Ри, ну в натуре, ну чё тебе надо?» — убеждала себя Марина, наблюдая с террасы, как ранним, по ее понятиям, утром садовник, имени которого она никак не могла вспомнить, возится у клумбы с цветами, названия которых она запомнить тоже никак не могла. «Ри, ну чё тебе еще надо, в натуре?» Но все было не то. Садовник, какой-то чурка, молодой и, кстати, красивый, не осмеливался поднять глаз в ее сторону. Не то чтобы он чувствовал себя здесь каким-то рабом египетским, просто понимал, что глядеть на хозяйку ему не полезно. Она была соблазнительна, как реклама бюстгальтеров, обманчиво порочна, хотя вряд ли так уж доступна, а с другой стороны, видимо, не считала его вполне за человека и могла таким ранним утром выйти на террасу в чем мать родила.
— Марина! — хрипло крикнул из-за стеклянной двери, подтверждая догадки садовника, молодой хозяин Александр Иванович, которого она называла «Сашок», — Ты хоть майку одень! Трясешь тут с утра!..
Когда-то прежде он звал ее, как все: «Ри», но почему-то перестал так называть.
«А что он злится?» — подумал садовник по-таджикски, щелкая ножницами.
— А ты сам-то! — крикнула Ри, тоже сразу заводясь, — На себя посмотри! Я-то, по крайней мере, выгляжу нормально…
Тем не менее она схватила с кресла майку с надписью «Dublin», которая натянулась у нее на груди, вроде и не такой уж большой, но крайне отчетливой.
— Не кричи так, дура! — прошипел Сашок, выползая из холла на террасу.
По тому, как он повернулся к жене, можно было догадаться, что на его пересеченном бледным шрамом, но не до степени уродства лице второй глаз стеклянный. Своим единственным глазом Сашок обозрел окрестности поверх забора, но забор был трехметровый, и выше виднелись только сосны. Ри между тем продолжала орать с ненавистью: