— Может быть, он начинал именно с этого. Знаете, Ватсон, когда я путешествовал по Тибету, тамошние жители не хотели фотографироваться: по их понятиям, при этом терялась часть души. Но! Не успевают остыть трупы, как мы узнаем разгадку. Я имею в виду письмо-признание Константина.

— Вот видите, Холмс.

— К счастью, Ватсон, я не считаю признание подозреваемого царицей доказательств. Да и было ли признание? Вы в который раз сделали удивительный по верности вывод: письмо написано — напечатано! — по-английски, потому что адресовано мне. Или, как предположил, развивая вашу мысль, я, письмо адресовано мне потому, что напечатано по-английски. Человек, писавший его, не владел русским, во всяком случае, не владел, как родным.

— Но Константин…

— Константин был убит. Убит человеком, знакомым ему, человеком, которого он не опасался. Убийца сначала оглушил его, а затем повесил.

— Но с какой целью?

— Поскорее закрыть дело, предлагая нам виновного, признание и мотив. Он умен, убийца!

— Кто же он?

— Это человек, знакомый Лизе и Константину, желающий завладеть камнями и не русский по национальности. Кроме меня и вас, Ватсон — уж позвольте исключить нас из списка подозреваемых, — остается один человек.

— Полковник Гаусгоффер!

— Совершенно верно. Тут мы с вами, Ватсон, используем его же трюк — мнимое признание Константина. Только на этот раз — о камнях. Если считать правдивым первое признание, то правдиво и второе. И мы находим рубины в багаже полковника.

— Но почему вы отпустили его? Не арестовали, не предали суду?

— Ватсон, я всего лишь частный сыщик. Иностранный эксперт. Система моих доказательств не убедит присяжных, не убедит следственные органы. Более того, она с трудом убеждает меня самого.

— Но почему?

— Эксперимент, Ватсон, эксперимент принца Александра! Он — главное звено в дедуктивной цепи. Мы никогда не сможем оставить эксперимент в стороне. Принц говорил о «ключиках к двери». Ключики — рубины. Дверь — сложная оптическая система. Но куда ведет эта дверь? Я думаю, в пресловутый параллельный мир. И когда принц Александр открыл эту дверь и шагнул за порог, полковник Гаусгоффер захлопнул ее и вытащил ключ из замочной скважины.

— Но мы видели следы! У реки! Волокли тело!

— Прекрасные следы. Как в учебнике — помните замечание русского следователя? Полковник Гаусгоффер умело сотворил их, хотя и слишком педантично. Он же угнал лодку, чтобы объяснить отсутствие тела.

— А на самом деле….

— А на самом деле принц Александр остался там. И вы это знаете не хуже меня, просто не хотите — или не можете — признаться в этом.

Я ничего не ответил.

— Помните, на следующую ночь сын повторил опыт отца. Накануне было полнолуние, Ватсон, истинное, то есть лунное затмение. Луна, Земля и Солнце выстраиваются на одной прямой, и, помимо света, вероятно, здесь играют роль силы тяготения. На следующую ночь взаиморасположение планет изменилось, и опыт удался лишь частично. Вы видели, Ватсон… А что вы видели?

— Мне… Я до сих пор считаю, что это была иллюзия, кошмарное видение усталого мозга.

— Говорите, Ватсон.

— Ну… В том клубящемся малиновом тумане мне привиделся принц Александр и… Я даже не знаю… Казалось, его опутывают лианы… или гигантские гусеницы… щупальца…

— Я видел то же самое, Ватсон, и, уверен, принц Петр — также. Вы знаете мою методу: если все объяснения, кроме одного, исключаются, оставшееся, каким бы невероятным оно ни казалось, и есть истина. Принц Александр нашел дверь в параллельный мир, прошел в нее и остался там. Кажется, это не слишком уютное место. Но сейчас меня тревожит другое.

— Другое? — Холмс высказал то, в чем я боялся признаться самому себе.

— Боюсь, что нечто из того мира проникло в наш. Дай Бог, чтобы пожар, спаливший селение, был следствием обычной молнии, и дай Бог, чтобы за селением не занялось что-нибудь еще.

— Вы считаете?…

— Не знаю, Ватсон, не знаю.

Я перебирал листки.

— А бриллиант? Зачем принцу понадобилось похищать бриллиантовое кольцо?

— Остается только гадать. Возможно, бриллианту отводилась своя роль в оптической системе. Или принц это сделал для того, чтобы придать краже вид банального воровства. Или он действительно нуждался в деньгах, личных деньгах? Для догадок простора достаточно.

По возвращении в Лондон Холмс оставил практику детектива. Небольшое наследство после смерти бедного Майкрофта позволило моему другу купить усадебку в захолустье Сассекса, и он живет там довольно уединенно. Впрочем, изредка он выбирается в Лондон, где встречается с людьми науки — этнографами, физиками, археологами; несколько раз он посещал сеансы самых известных медиумов. Война помешала ему организовать экспедицию в Египет, но терпения Холмсу не занимать. Избегая публичности, он уговорил весьма известного лорда возглавить экспедицию.

Я отошел от детективной темы, пишу романы — авантюрные, бытовые, фантастические — и жду, когда Холмс позовет меня закончить дело, начавшееся в лето тринадцатого года, в лето сухих гроз.

Мой дорожный саквояж всегда наготове.